К удивлению остальных родительниц, грозный пес безмолвно повиновался приказу.
— Это Рэсси, — объяснила технически грамотная мама. — Он служит человеку и может быть обыкновенным псом.
В тот вечер Рэсси отнес немало посылок и записок, пока его не застал за этим неблаговидным занятием Электроник.
— До чего ты дошел, Рэсси, — сказал позже, в отсутствие родителей, Эл. — Таскаешь конфеты, вместо того чтобы узнавать тайны мироздания…
Рэсси бросил контрабанду и занялся мирозданием. Но слова чьей-то мамы о превращении в обыкновенного пса еще долго преследовали его.
А врач не выдержал и вывесил на воротах заметную издали табличку:
КАРАНТИН
Слово вроде не страшное, но могущественное. У забора сразу стало пусто.
— Карантин от чего? — спросил Ростислав Валерианович, преподаватель физкультуры, исполнявший обязанности начальника лагеря.
— От всего, — пояснил кратко врач.
— Я должен знать, подписывая приказ, — уточнил принципиально Ростик. — Корь? Свинка? Коклюш?
— От родителей! — не выдержал доктор.
— Здорово ты это придумал! — усмехнулся Ростик и подмахнул приказ. — После чая — все на тренировку!
Врач еще раз осмотрел ребят. И не нашел в них ничего, кроме загара, здоровья и озорной таинственности в глазах.
— Здравствуйте, Карантин Карантинович, — приветствовал его какой-то насмешник из старшего отряда.
— Подежуришь на кухне или сделать укол? — спросил врач, оглядывая здоровяка.
— Конечно, укол… — радостно реагировал здоровяк.
— Иди забей гол! — усмехнулся доктор.
Элечка выскользнула из палаты на рассвете.
Ее волновало таинственное рождение утра…
Солнце еще не встало, но Эля ощущала за далеким бугром горизонта его струящиеся ласковые лучи. Трава и листва умылись росой, сбрасывая темные краски ночи, наливаясь изумрудным зеленым цветом. Девочка слышала, как ворочаются в гнездах птицы, как сопят под елками ежи, как кто-то скребется под землей. Десятки живых сердец бились вокруг, и каждое отзывалось в Электроничке радостью новой жизни. Но не было пока сигнала петь, прыгать, бегать, летать, — словом, не было еще всеобщей побудки природы.
Элечка обладала удивительной чувствительностью. Она анализировала фотонный состав разных участков неба. Расшифровывала первые вскрики птах. Видела насквозь сложные биомеханизмы пчел, мух, стрекоз, муравьев и прочей мелкоты. Прогнозировала погоду на каждый ближайший час. Все эти острые ощущения, однако, не складывались у Элечки в общую картину летнего утра, и она чувствовала себя растерянной.
«В чем дело? — спрашивала она себя. — Я вижу, как дышит дерево, как растет трава, как розовеет понемногу высокое облако… Но я лишь фиксирую их состояние, не понимая, чем утро лучше ночи. Я такая же бодрая, как обычно, и утренняя свежесть для меня лишь цифры температуры, влажности и давления. Что же нового в новом утре?» Чувство растерянности не проходило. «А может, я просто неживая?»
От этой мысли ее охватила электрическая дрожь. Эля больше не хотела оставаться в одиночестве. Она вложила два пальца в рот и лихо, по-разбойничьи, свистнула.
Тотчас распахнулись двери голубого коттеджа, и на веранду выбежала великолепная Элечкина пятерка: Майя, Кукушкина, Света, Лена и Бублик.
— Ты звала нас? — выпалили девчонки, протирая спросонья глаза.
— На старт! — скомандовала Элечка, и девчонки соскочили с веранды, встали рядом с вожаком. — Бегом марш!
И вот они бегут за Элечкой по мокрой поляне, продираются сквозь сыплющий градинами воды орешник, несутся по росистому мягкому лугу. Взбираются по косогору вверх и сталкиваются лицом к лицу с огненным ядром солнца.
Стихли вопли, восторги и визги. Девочки несмело взялись за руки, закружились на зеленом холме. Издали они казались розовыми птицами, готовыми вот-вот взлететь. Отсюда, с вершины холма, Элечка видела совсем иной, чем прежде, мир. Мир цветной, пестрый, меняющийся в свете солнечных лучей. И она вместе с подругами была частью этой бесконечной разнообразной природы.
— Мы, девчонки, — негромко сказала Эля.
И остальные повторили за ней магические слова, присели на корточки в кружок, зашептали что-то, низко склонив лохматые мокрые готовы.
Если бы мальчишки услышали, что бормочут девчонки, они бы очень удивились таким странным словам:
— Я никогда не влюблюсь в Сергея Сыроежкина, — шепотом начала Электроничка.
И подруги, обмирая от страха, непонятного волнения и всей таинственности ритуала, тихонько дружно подхватили:
— Ни-ког-да!
— Я никогда не влюблюсь в Макара Гусева.
— Ни-ког-да!
— Я никогда не влюблюсь в Витьку Смирнова.
— Ни-ког-да!
— Я никогда не влюблюсь в Профессора… то есть Вовку Королькова.
— Ни-ког-да!
— Я никогда не влюблюсь в Чижикова-Рыжикова.
— Ни Чижикова! Ни Рыжикова! Ни-когда!
Если бы мальчишки узнали, что сама заводила девчачьей компании не понимает до конца смысла тех слов, которые она произносит, не знает, как бережно обращаются люди с важными в жизни понятиями, — словом, не понимает, что говорит, мальчишки бы не обиделись на нее.
Но здесь, на поляне, собрались не просто болтушки, здесь была боевая спортивная команда. Капитаном ее единодушно избрали Электроничку. Когда это случилось, Элечка на секунду задумалась, спросила:
— Но почему именно я?
Ей ответили:
— Ты самая спортивная…
— Ты — Элечка…
— …Знаешь все правила.
— …И научишь нас…
Все это привело Элечку к решению сложной задачи — как ей быть: командовать или не командовать людьми?
— Я согласна, — сказала она. — Но я буду по-прежнему учиться у вас.
И тут Майка, выдвинувшая Электроничку в капитаны, произнесла совершенно непонятную для подруги, не предусмотренную договором формулу:
— Я никогда не влюблюсь в Электроника!
Команда растерялась, потом опомнилась, уставилась на капитана.
Электроничка встала, и все увидели в ней настоящего капитана.
— Ни-ког-да! — отчеканила капитан девчонок, И сформулировала свое решение: — Пусть мальчишки влюбляются сколько угодно в нас, когда мы выиграем игру…
Если бы мальчишки слышали все это…
Они бы поняли, что девчонки по своему обыкновению затеяли с ними игру. Игру, конечно же, не в абстрактные понятия, не в символы, даже не в личные переживания. В игру, в которую с детства влюблено все человечество, — в ВО-ЛЕЙ-БОЛ.
Ни для кого в лагере не было секретом, что девчонки решили побить мальчишек. Побить, конечно, не в буквальном смысле слова. Все понимали, что речь идет о честном поединке между пятеркой Электронички и пятеркой Электроника.
Истина была совсем рядом — на спортивной площадке. Стоило только посмотреть, как тренируются здесь две знаменитые команды во главе со своими капитанами — Электроникой и Электроничкой…
Для игроков и болельщиков время между тихим часом и ужином самое приятное, самое азартное. Солнце, не такое жаркое, как днем, приятно пригревает спортгородок, окруженный высокими соснами. Спортсмены в нарядной форме выбегают на площадки танцующим шагом; кажется, что они собрались на прогулку; никто не думает, что через минуту белые трусы будут в пятнах от песка и толченого кирпича. Свисток судьи — и мышцы наливаются силой, все на волейбольном поле приходит в движение. Слышны только гулкие шлепки по мячу.
Самые яростные поединки других лагерных команд похожи на классический балет в сравнении с разминкой команды Элека. Вот ее состав: Электроник, Сыроежкин, Корольков, Гусев, Смирнов и Чижиков-Рыжиков. Возле этих тигров по своей чудовищной силе, львов — по быстроте и прыгучести, леопардов — по грациозности и коварству всегда замедлял шаг Ро-стик. Бросив испытующий взгляд на питомцев, Ростик обычно изрекал знаменитую заповедь основателя олимпийского движения барона Пьера де Кубэртэна: «О спорт, ты — мир!»
Возле девчонок физрук лагеря произносил другую истину великого олимпийца: «Главное не победа, а участие». Когда же Электроничка била по мячу, он на мгновение замирал и следил за мячом одним глазом: не лопнул ли… Ростик знал, что авторитет Элечки на спортплощадке был настолько велик, что девочки решили создать почетный клуб Электронички. В клуб принимались те, кто больше всех набрал очков. В клуб были приняты: Майя, Зоя (Кукушкина), Бублик, Лена и Света.