Изменить стиль страницы

Громкие скандалы потрясали Россию и выходили далеко за её пределы, нанося непоправимый ущерб авторитету страны, подрывая доверие к ней. Например, в конце 1995 года встал вопрос о приватизации нефтяной компании «ЮКОС». Соответствующий аукцион готовился тайно, ибо организаторы торгов сговорились с руководством банка «Менатеп» о том, что стабильно преуспевающая нефтяная компания должна была попасть ему в руки, а часть акций в качестве вознаграждения досталась бы чиновникам из Министерства финансов и других структур. Но информация о подготовке аукциона всё же стала достоянием деловых кругов. Тогда три крупных частных банка — «Инкомбанк», «Альфа-банк» и «Российский кредит» — заявили категорический протест против подобных махинаций. Они выразили желание принять участие в торгах, но им уже не хватало времени для оформления соответствующей документации и создания необходимых денежных фондов. Представитель «Инкомбанка» публично обвинил Министерство финансов и «Менатеп» в мошенничестве и потребовал проведения торгов по всем правилам. Организаторам пришлось согласиться на перенос тендера.

Ещё больший скандал вызвала в 1996 году операция с продажей 25 % акций крупнейшей организации телефонной и телеграфной связи России «Связьинвест». Несмотря на то, что на этот кусок государственной собственности нацелились все тогдашние олигархи, команда А. Чубайса так «организовала» торги, что покупателем оказался В. Потанин, тогдашний владелец «ОНЭКСИМБАНКА», успевший создать оффшорную компанию, формально выступавшую в роли покупателя, и найти союзника из числа иностранных инвесторов.

Эта сделка вызвала глубокий раскол в среде олигархов. Уж, конечно, не без помощи обойдённых в этой сделке разразился невероятно крупный скандал, когда стало известно, что А. Чубайс и его ближайшие помощники получили огромные гонорары, по 80–90 тыс. долларов, за в те дни ещё и не написанную книгу о приватизации. А гонорары заплатили через издательство «ОНЭКСИМБАНКА». Однако Чубайс и его «соавторы» сделали вид, что ничего не произошло, ведь любимый его лозунг: «Нам надо больше наглости».

Государство продавало очень многие предприятия просто за бесценок. Это объяснялось, разумеется, надуманными причинами, типа «спрос на их продукцию существенно меньше возможного объёма производства», или: «предприятие успешно существовать не может, и нужны очень серьёзные, даже радикальные меры для реконструкции». Вывод: конечно, по остаточной стоимости его никто не купит, давайте отдадим, за сколько сможем.

Из 500 крупнейших предприятий России основная часть (80 %) была продана на аукционах по цене менее 8 млн. долларов каждое, 324 завода из этой золотой полутысячи пошли по цене менее 4 млн. долларов за каждый. «Уралмаш» продали за 3,72 млн. долларов, Челябинский металлургический комбинат — за 3,73 млн., Ковровский механический завод, обеспечивавший стрелковым оружием всю армию, МВД и спецслужбы, пошёл за 2,7 млн. долларов, Челябинский тракторный — за 2,2 млн. долларов. Для сравнения: средняя хлебопекарня в Европе стоит около 2 млн., один цех по разделке леса и выпуску отделочной доски-вагонки обходится покупателю в 4,5 млн. долларов. Сплошь и рядом происходили экономические курьёзы. Например, Останкинский мясокомбинат в Москве перед самым началом разгосударствления приобрёл новейшее импортное оборудование на сумму более 35 млн. долларов, а весь комбинат, вместе с этим оборудованием, был оценен всего в 3,1 млн. долларов.

Почему-то не возникало вопроса: если кто-то всё же хочет купить абсолютно нерентабельное предприятие, то зачем он это делает? Отложим ясные случаи, когда приватизаторы просто желали порадеть «своим». Но ведь также покупали в целях, не имеющих ничего общего с теми, которые преследовались государством при сооружении данного предприятия. Либо новый собственник намеревался распродать оборудование по цене металлолома и при этом выручить больше, чем затратил при покупке, либо он просто выкидывал всё из здания, чтобы сдать или использовать его под склад, либо в результате каких-либо махинаций «откатом» получить большую «чёрную» наличность, и т. д. Так страна уже в первые два года реформ лишилась как минимум трети производства и до половины приватизированных объектов.

Россия уходила в утиль.

За два года приватизации в бюджеты всех уровней поступило всего 1 трлн. рублей (доллар стоил около 5000 рублей), что в два раза меньше того, что дала приватизация, например, в Венгрии. Причём наше государство не получало от приватизации ничего: ни значимых денег, ни налогов от производства продукции, ни самой продукции — в лучшем случае гроши за само предприятие, да налог от продажи металлолома. Плюс ко всему этому массу социальных проблем, — ведь работников выкидывали на улицу. А дорого стоившие основные фонды фактически утрачивались без предъявления весомых доказательств их бесполезности.

Вдобавок приватизация способствовала криминализации всей совокупности экономических отношений. По оценкам Интерпола, из-за изменений в российской экономике и международной экспансии российских мафиозных структур, в 1994 году объём криминальных капиталов во всём мире превысил объём легальных.

…В 2000 году специальная комиссия палаты представителей США назвала А. Чубайса, наравне с В. Черномырдиным, главным коррупционером России.

Узурпация власти

В октябре 1993 года произошёл президентский переворот, закончившийся кровавым штурмом Белого Дома. Если великое сидение у Белого дома в 1991 году празднуют даже сегодня (неформальный праздник «живое кольцо», формальный — день российского флага), то «победу» Ельцина осенью 1993 года стараются не вспоминать.

В этих событиях не всё ясно. Большинство населения, чья жизнь за 1992 год сильно ухудшилась, полагало, что депутаты борются за истинную демократию, против самодурства стремящегося к единоличной власти Ельцина. Кто-то считал этот конфликт связанным с процессами приватизации, идущими в стране. Кто-то думал, что столкнулись личные амбиции А. Руцкого, Р. Хасбулатова и ряда депутатов, с одной стороны, и Ельцина и части его окружения с другой.

Председатель Верховного Совета Р. Хасбулатов вспоминал:[17]

«Бульшая часть наших разногласий с президентом касалась вопросов приватизации. Это началось осенью 1991 года, когда Ельцин поручил Гайдару осуществлять экономическую реформу, а в Верховный Совет стали поступать документы из правительства, предусматривавшие денационализацию экономики. Чувствовалось, что тут участвуют иностранные консультанты. Некоторые абзацы были столь плохого перевода, что я как-то даже попросил принести мне английский оригинал. Ничего зазорного в заимствовании зарубежного опыта нет. Но тогда заимствовали не опыт, а какие-то куцые обрывки из журнальных и газетных статей экономически облегчённого типа…

Свою программу младореформаторы всячески скрывали от общественности. Мне, председателю Верховного Совета, прислали её только после личного вмешательства Ельцина. Из беседы с Дж. Саксом я понял, что это программа МВФ, с которой я был знаком ранее других. Она была передана в правительство, там её засекретили и стали под неё выдавать соответствующие законопроекты…

У Верховного Совета была разработана своя, реальная программа приватизации, включавшая в себя десятки законопроектов и иных нормативных актов… Я был сторонником сохранения в государственном секторе экономики нефти, газа, металлургической промышленности, военно-промышленного комплекса, трубопроводов, авиапредприятий и ряда других отраслей. И, конечно же, никогда не позволил бы примитивной кувалдой рыночной стихии разрушать сложнейший народнохозяйственный механизм.

Верховный Совет не соглашался, чтобы страну ломали через колено. Общество в своем большинстве стояло на нашей стороне. Это мешало проводить приватизацию так, как им хотелось. Справиться с депутатами легальным путём было невозможно. Тогда и появился указ президента под № 1400. А борьба за власть или перераспределение полномочий — это неизбежное следствие такого курса»…

вернуться

17

«Парламентская газета» от 26.12.2000 г.