– Почему ты решила, что она примет мое предложение?

– Конечно, примет. Ведь ты любишь папу, правда, Кэт?

Кэт вспыхнула и опустила глаза. Она была уверена, что Дженни завела разговор с самыми лучшими намерениями, но никогда в жизни Кэт еще не испытывала такого смущения.

– Ты не должна вмешиваться в дела взрослых, – рассердился Коннор.

– Почему бы и нет? Я замужняя женщина. Господи, папа, если ты намерен снова жениться, то тебе следует поторопиться. Скоро ты станешь дедушкой и будешь слишком старым…

– Ах, дедушкой! Так поэтому…

– Нет, – торопливо успокоила его Дженни. Кэт облегченно вздохнула. Коннор никогда не простил бы ей, окажись Дженни беременной.

И все-таки он не стал возражать, когда Дженни высказала свое предположение. Он лишь сказал: «Почему ты решила, что она примет мое предложение?» Что ему стоило спросить Кэт: «Примешь ли ты мое предложение?» А теперь момент упущен.

Дженни и Том уехали на следующее утро, торопясь поскорее вернуться в Аспен, чтобы присмотреть дом за триста долларов.

– Тебе не нужно было делать этого, – сказал Коннор. – Я бы помог им.

– Хорошо, – откликнулась Кэт. – Ты можешь купить им мебель.

– Она ведь не твоя дочь.

– Да, не моя, – печально согласилась Кэт.

– Хотя… – Коннор пристально взглянул на Кэт. – Насчет того, что сказала Дженни… Ты когда-нибудь думала о… о том, чтобы нам пожениться?

Что она должна была ответить? «Я никогда не думала ни о чем ином?» Или: «Как ты считаешь, почему я три раза была с тобой, если не от большой любви?» Или: «Пожалуйста, женись на мне, Коннор?» Кэт не осмелилась. Она могла войти в публичный дом, чего не сделала бы ни одна порядочная женщина. Могла спорить с епископом о предоставлении права голоса женщинам, на что не отважилась бы ни одна католичка. Могла решительно вторгнуться в салун, ратуя за закрытие питейных заведений по воскресеньям, чего не сделали бы многие из методисток. Но не могла сама предложить Коннору взять ее в жены.

– Кэт… – Он медленно протянул руку и приподнял ее подбородок.

Кэт проглотила комок в горле и сделала шаг навстречу Коннору.

– Ты такая красивая, Кэт.

Он действительно так думает? Вот она здесь в простом домашнем платье. Никакого декольте. Никаких лент в волосах. Коннор приблизился и наклонил голову. От прикосновения его губ волна наслаждения охватила тело Кэт.

Неожиданно кто-то постучал в окно, и они отскочили друг от друга, одновременно обернувшись. В окно смотрел хмурый Дидерик, как раз в это время спускавшийся по приставной лестнице.

– Опять этот проклятый плотник!

Коннор устремился к входной двери, когда в комнату с воплем ввалился Дидерик.

– Ты не сметь целовать ее!

– Отто, о чем ты говоришь? – И почему плотник пытается вмешаться в ее личную жизнь?

– Фы приглашать меня на чай.

– Я пригласила тебя ради Гретель, – удивленно объяснила Кэт.

– Гретель? Зачем мне Гретель?

– Разве тебе не нравится Гретель?

– Он не Гретель любит, Кэт, – сказал Коннор. – Этот идиот любит тебя.

– Не может быть.

– Да, и фы тоже любить меня, миссус. А зачем тогда фы дафать мне фесь эфтот работ и приглашать на чай?

– Ну, что ж, недоразумение с работой уладить легко, – сказал Коннор. – Ты уволен. Сколько мы тебе должны? Семнадцать пятьдесят? Держи. – Коннор сосчитал деньги и сунул их Дидерику. – А теперь выметайся.

– Я рапоталь на миссус, а не на фас.

– Может быть, лучше было бы… ну, если бы ты больше не работал на нас, – согласилась Кэт. Дидерик считал, что она его любит? Ей стало жаль бедного парня. Но ведь она никогда не давала ему повода думать, что любит его. Какая жуткая мысль! Теперь Кэт и сама не могла понять, зачем предназначала его бедной Гретель, которая стояла тут же на пороге, залившись краской и теребя передник.

– Я бы все равно не вышла за него замуж, – сказала Гретель. – Не надо беспокоиться обо мне, мисс Кэт. Есть сколько угодно мужчин, гораздо лучше его, которым я нравлюсь.

– Я уверена, что ты действительно им нравишься, Гретель, – постаралась утешить девушку Кэт. Всегда такая спокойная, Гретель была в ярости. Все обернулось так ужасно. Дидерик смотрел на деньги в своей руке так, словно они могли укусить его; потом перевел взгляд на Кэт, как будто она его предала. Не говоря ни слова, он повернулся и ушел, прихватив лестницу. Кэт пришлось закрыть дверь, так как Дидерик оставил ее открытой.

Коннор направился в свою комнату, схватил пальто, объявил, что не будет ужинать дома и вышел, хлопнув дверью.

– Не плачьте, мисс Кэт, – сказала Гретель. – Есть мужчины и получше его. Все, кто не хочет жениться на мне, хотят жениться на вас.

Может и есть мужчины лучше Коннора, но Кэт их не знает. Тот поцелуй – перед тем, как Дидерик заглянул в окно – был таким приятным. И прервал его этот идиот плотник. Кэт захотелось надавать ему пинков. Она не пиналась с тех пор, как ей было восемь лет и Мэри-Элис О'Брайен забросала грязью ее фартук в монастырской школе Святой Схоластики. Ну и болван этот Дидерик! Еще дурнее, чем Мэри-Элис О'Брайен. Пусть даже не показывается ей на глаза!

Уже давно Коннор не напивался – со дня смерти Розы Лорел. Однако в тот вечер, когда он чуть не сделал предложение Кэт, Коннор напился до умопомрачения, рухнул на чью-то койку в спальном помещении рудника «Кольцо Ингрид» и проснулся лишь наутро с дикой головной болью и в глубоком убеждении, что должен привести себя в порядок, пойти домой, извиниться перед Кэт за то, что вел себя как мальчишка – все-таки не ее вина, что каждый, кто видел Кэт, тут же в нее влюблялся – и, отбросив все сомнения, сделать ей предложение. Она, конечно, может сказать «нет», и это разобьет его сердце, но по крайней мере Коннор перестанет напрасно надеяться.

Приехав в Брекенридж, он уже чувствовал себя получше. Разумеется, Кэт права насчет выпивки. Эта гадость настоящий яд. Коннор привязал лошадь перед домом и открыл дверь.

– Кэт! – Никакого ответа. – «Наверное, пошла в город по своим делам», – решил Коннор. – Гретель! – Гретель должна знать, где Кэт. Тишина. Господи, уж не взяла ли Кэт служанку и не уехала ли из городе? – Джимми? – Джимми должен быть в школе. Нет, сегодня суббота, и мальчик ночевал у Флетчеров. Теперь Коннор вспомнил об этом.

Ему стало не по себе в пустом доме. Он медленно прошел на половину Кэт. Дверь ее спальни была распахнута, в комнате страшный беспорядок, что совсем не похоже на Кэт. Как будто кто-то устроил здесь разгром. Или она сама все перевернула вверх дном в припадке ярости? Или… паника охватила Коннора при этой мысли, и он бросился в комнату Гретель. Служанка была здесь – связанная, с кляпом во рту, глаза широко открыты.

– Кто это сделал? – спросил Коннор, как только освободил рот девушки. Гретель не знала. Ей заткнули рот кляпом и связали сонную. Она слышала шум борьбы, доносящийся из комнаты Кэт, но ничего не могла поделать.

– Кто бы это ни был, мисс Кэт задала ему трепку, – сказала Гретель.

– Но ее нет в доме. – Коннор освободил служанку и выбежал из дома на поиски Кэт.

– Обещайте не убегать, и я развязать фам руки. И обещайте, что не будете больше кусать меня.

Кэт была вне себя от ярости.

– Да я тебе и теплого пальто в метель не пообещаю, – злобно бросила она. Нос у Дидерика распух, на лице виднелись следы укусов и два синяка: один на щеке, другой на лбу. Кулак у нее до сих пор болел, но так и надо этому негодяю плотнику. Кэт была готова убить его.

– Теперь фы выходить за меня замуж. У меня есть триста доллар.

– Откуда у тебя триста долларов? – презрительно спросила Кэт.

– Получать, чтоб фас уфести.

– Значит, тебе кто-то заплатил за мое похищение?

– Я и сам хотеть. Только никому деньги не повредить.

– Кто тебя нанял? – Дидерик не ответил. – Три сотни… Медфорд Флеминг? – осенило Кэт.