– Он ушел, – хрипло сказал Коннор, поднимая шелковый подол рубашки.

Кэт забыла о Дидерике. Она могла думать только о Конноре, который как демонический любовник одним сильным толчком вошел в нее прямо здесь, у двери. Обжигающий огонь охватил Кэт. Коннор овладел ею так яростно, как сарацин, которого она придумала. Но у этой истории другой конец – не будет рыцаря-спасителя. Коннор, который нес Кэт на постель, был ее поработителем и возлюбленным, мечом и чудом, вызывал в глубине плоти это неодолимое, увлекающее вихрем страсти наслаждение и смерть – даже когда Коннор повалил ее на кровать и Кэт застонала от его неистовых объятий. Стараясь продлить блаженство, Кэт мечтала, чтобы это никогда не кончалось, продолжалось до бесконечности, повторялось снова и снова, пока она не умрет от любви. Когда же все завершилось, Кэт была слишком ошеломлена, чтобы говорить, думать или что-то делать, кроме как крепко обнимать Коннора, закрыв глаза и наслаждаясь близостью его тела.

«А я-то думала, что не влюблена», – изумилась Кэт.

Когда Кэт проснулась, было уже темно. Что сказал Коннор остальным, когда домочадцы вернулись после своих обычных ежедневных занятий – спевки хора, школы? Впрочем, ей все равно. Кэт закуталась в одеяло. Ей было так тепло и уютно, что ее не заботили никакие соображения о приличиях или о домашних обязанностях. Кэт повернулась на другой бок, улыбнулась и снова заснула.

– Преподобная мать Хильда говорит, что епископ приедет двадцать второго, – сказала Дженни за завтраком.

Кэт кивнула и улыбнулась, уткнувшись в тарелку.

– Жаль, что вчера вечером ты была больна, Кэт, – посетовала Дженни. – Нам недоставало тебя за ужином. Надеюсь, тебе лучше.

– Да. «Так вот, что он им сказал. Очень изобретательно», – подумала Кэт.

– Минни Брандт принимает постриг, – добавила Дженни.

Очевидно, девушка изменила свое отношение к епископу. Во время его последнего визита она сбежала к Филдингам. Кэт улыбнулась своим мыслям и съела еще одну ложку овсяной каши. Очень вкусно.

– Сестра Фредди говорит, что он старенький и не может много ездить, но на эту церемонию приедет. Мы будем устраивать прием в его честь?

Кэт кивнула. Поглядывая из-под ресниц, она видела, что Коннор серьезно смотрит на нее со своего места во главе стола, как будто она больной, поднявшийся с одра болезни.

– Можно мне пригласить Томми? – спросила Дженни.

– Кто такой Томми? – встрепенулся Коннор.

– Мой кавалер.

– Почему я с ним не знаком? – Коннор перевел взгляд с Кэт на Дженни.

– Он три раза был у нас в гостях, папа. Просто тебя не оказалось дома. А Кэт была, – поспешно добавила она.

Когда домочадцы разошлись по своим делам, Коннор проследовал за Кэт в проходную комнату и спросил:

– С тобой все в порядке?

Она склонила голову и улыбнулась, глядя ему в глаза. «Он мой, – радостно подумала Кэт. – Никогда больше не глянет он на Юстасию Флеминг». Коннор сжал ее плечи, и Кэт поморщилась, потому что вчера вечером, прижимая ее к двери, он наставил ей синяков. Она понимала, что обыкновенная ревность к Юстасии Флеминг не объясняет тех чувств, которые Кэт питает к нему на самом деле. Она любила его волосы, отливавшие медным отблеском; любила красивое мужественное лицо, крепкое мускулистое тело – особенно тело. Коннор взволнованно глядел на Кэт.

– Проклятие, – пробормотал он. – Не смотри на меня так, Кэт.

Господи, Марси, очевидно, права насчет того, что мысли могут влиять на возлюбленного.

– Ты сводишь меня с ума. Весь год ты сводишь меня с ума.

«Возлюбленного». Какая странная мысль для девушки, воспитанной Мейв Фицпатрик и сестрами монастыря Святой Схоластики. Отец Рабанус будет встревожен, когда Кэт снова отправится на исповедь. Сначала выдуманная история жизни святой. Теперь это.

– Любимая, ты уверена, что с тобой все в порядке? Она задумчиво кивнула. «До приезда епископа, наверное, не будет времени на исповедь. Сначала прием, потом свадьба. Может быть, нас обвенчает епископ. Нет, это слишком поспешно. Как свадьба мамы. И ребенок мамы должен родиться в декабре. Может быть, Коннор согласится провести медовый месяц в Денвере, чтобы быть с родителями, когда появится на свет их новорожденная сестра или брат». У Кэт мелькнула мысль, что этот малыш будет старше того ребенка, который может родиться у них с Коннором. Как странно! Что он говорит? Наверное, «до свидания, Кэт». Коннор наклонился, собираясь поцеловать ее, потом передумал и бросился прочь.

Со счастливой улыбкой на лице Кэт пошла в свою комнату. Мужчины так забавны. И так милы.

– У меня побывала очень странная посетительница, – сказала преподобная мать Хильда после беседы о предстоящем визите епископа. – Какая-то женщина по имени Бабетта пришла, чтобы спросить меня, существует ли монашеский орден, обращающий в истинную веру язычников-сарацин. Можешь себе представить? Сарацин, не больше, не меньше! – настоятельница рассмеялась, в то время как Кэт посочувствовала бедной девушке. – Она сказала, что хотела бы поступить в такой орден.

– Что же вы ей ответили?

– Я сказала, что не знаю такого ордена, но она может спросить у епископа, когда тот приедет.

Кэт попробовала представить себе епископа и Бабетту, беседующих об обращении язычников-сарацин.

– Я посоветовала ей, что если она всерьез подумывает о поступлении в монашеский орден, то должна покаяться в грехах и дать обет целомудрия. Уверяю тебя, Кэтлин, внешний вид у этой молодой женщины отнюдь не монашеский. Такая одежда! – Преподобная мать прищелкнула языком. – Не думаю, что она поняла, какие требования предъявляет к человеку обет целомудрия.

«Бедная Бабетта, – подумала Кэт. – Ее первый порыв к лучшей жизни поставлен в тупик мыслью о целомудрии». Сама Кэт не слишком интересовалась этим вопросом, особенно в последнее время. Она надеялась, что Марси и ее девушки не будут слишком разочарованы, если Кэт не появится у них на этой неделе. Из-за приезда епископа па это просто не будет времени. Пришлось даже отказаться от дальнейшей агитации за Дейва Бреддока. Нехорошо, конечно, ведь выборы приближаются, но, может быть, она улучит момент, чтобы замолвить за него словечко на приеме в честь епископа.

Как хороша была Кэт с волосами, зачесанными наверх, а сзади уложенными в красивое переплетение завитков и зеленых лент! Темно-зеленое платье обтягивало грудь; низкий квадратный вырез, отороченный узкой белой оборкой, невольно притягивал взгляд к ложбинке между грудями, которая угадывалась под кружевами. Коннор беспокойно следил глазами за Кэт, в то время как она переходила от одного гостя к другому, одаривая всех лучезарной улыбкой. Она напоминала Коннору рождественский подарок в блестящей обертке, таящий в себе радость, которую еще только предстоит открыть. Все мужчины в комнате не сводили с нее глаз. Коннор нахмурился.

Как же он попался в эту западню? Еще год назад все в его жизни было разложено по полочкам, и женитьба не входила в его планы. А теперь он ничего не хотел больше, чем жениться на Кэт как можно быстрее, пока кто-то другой не увел ее у него. Каждого мужчину Коннор считал своим возможным соперником.

Но чего хотела Кэт? Она была по-своему набожной женщиной, более набожных Коннор не встречал. И вместе с тем три раза Кэт позволила ему любить себя. Позволила, черта с два! Она с восторгом принимала участие в этих любовных баталиях. Никогда в жизни Коннор не спал с такой изумительной женщиной! Как жаль, что нельзя сейчас же затащить ее в постель, хотя она, без сомнения, не возражала бы.

Когда в январе они совершили вместе путешествие на поезде, потерпевшем крушение, Кэт ясно дала понять, что не собирается снова выходить замуж. В этом вопросе она проявила даже большую твердость, чем сам Коннор. Тогда он был уверен, что эта любовь не для него. Он-то с тех пор передумал, но Кэт не сказала ни слова, хотя бы вскользь, чтобы дать понять, изменила ли она свои намерения; даже не намекнула, любит ли его и хочет ли провести жизнь рядом с ним.