– То же самое можно было бы спросить и о Конноре Маклоде, – призналась Кэт. – Его отец утверждает, что он католик, хотя дочь Коннора, Дженни, не только не знает об этом, но и недолюбливает церковь. Она может стать для вас крепким орешком.

– Я принимаю вызов, – заявила преподобная мать Хильда.

Кэт кивнула и попрощалась. Сейчас она больше всего нуждалась в доверительной беседе со своей лучшей подругой, сестрой Фредди.

– Что ж, если он говорит, что отпустил тебе грехи, значит, это так и есть, – сказала сестра Фредерика, высокая и представительная в монашеском одеянии.

– Я рада, что ты так думаешь, Фредди. Мне и в самом деле не хотелось бы снова исповедоваться в том же самом.

– Охотно верю, – строго ответила сестра Фредерика. – Раз уж ты просишь моего совета, я хотела бы тебе кое-что сказать. Во-первых, я удивлена: никогда не думала, что ты можешь допустить прелюбодеяние. Во-вторых, держись подальше от Коннора Маклода. Судя по всему, ты готова влюбиться в него, как влюбилась в Мики.

– Я вовсе не собираюсь влюбляться, Фредди.

– В-третьих, перестань называть меня Фредди. Так не подобает.

– Попытаюсь, – пообещала Кэт.

– И в-четвертых, пожалуйста, не обращайся больше ко мне по вопросам, связанным с плотскими грехами.

– Фредди, но с кем же еще мне поговорить? Ты моя лучшая подруга.

– Я монахиня.

– Ну, ладно. – Кэт согласилась, что к монахиням не стоит обращаться по поводу прелюбодеяния. Она вздохнула. В прежние времена не было тем, которые они с Фредди не могли бы обсуждать.

– Я хотела сказать тебе еще кое-что. – Сестра Фредерика вопросительно взглянула на подругу. – Я хочу закрыть какой-нибудь салун в одно из воскресений. И не говори мне, что это «полностью совпадает с протестантской точкой зрения», как кое-кто заявил мне. – Кэт не стала уточнять, что эти слова принадлежат епископу. – Просто посмотри на это с точки зрения церкви, Фредди. Если салуны закроются, горнякам некуда будет пойти в воскресенье, кроме как в церковь.

– Закрыть салуны? – задумалась сестра Фредерика. – Эта мысль мне нравится.

Кэт подождала, пока вся семья соберется за столом к ужину, и только тогда объявила о том, что записала детей в школу сестер Св. Гертруды.

– Я не пойду в школу, где полно монахинь, – заявила Дженни. – Скажи ей, папа.

– Я тоже, – подхватил Джимми. – Мои друзья поднимут меня на смех.

– Друзья, которые подговаривали тебя прострелить себе ногу? – спросил Коннор. – Монастырская школа именно то, что тебе нужно.

– А мне она ни к чему, – возразила Дженни.

– Женщины должны получить образование, – заметила Кэт. – Вот я, например. Мне пришлось заняться делами моего брата, а еще раньше – делами отца. А что если и твоя помощь понадобится отцу? Скажешь: «Извини, папа, но я не знаю ничего, кроме рецептов, которым научил меня Одноглазый?..»

Коннор хотел было возразить, но потом передумал и пробормотал:

– Кэт попала в точку, Дженни. Она права.

– Не понимаю, почему все должно быть так, как хочет Кэт, – ныла Дженни. – Она ведь тебе не жена. – Коннор заерзал на стуле. – Почему меня нужно всунуть в монастырскую школу только потому, что Кэт сама училась там? И почему она получит новую комнату в своей половине дома, если в моей едва помещается кровать?

– Мы найдем компромисс, Дженни, – сказала Кэт, мысленно прощаясь со своим вторым этажом, который, впрочем, Дидерик так и не начал строить, до сих пор продолжая заниматься окраской. Он решил покрасить резные детали карнизов в другой цвет. Такое новаторство вряд ли будет замечено в городе, где многие дома были всего лишь обшиты досками или остались бревенчатыми. – Ты начнешь учиться в школе, а я договорюсь с Дидериком, чтобы он построил еще одну комнату с вашей стороны.

– Боже, вы хотите оставить этого плотника? – воскликнул Коннор. – Он мне не нравится.

– Меня устраивает, как он работает, – заявила Кэт.

– Может быть, когда он работает на вашей стороне. А на моей он скоро проделает дырку в стене и, наверное, так все и оставит.

Кэт почувствовала угрызения совести. Она использовала их совместное падение, чтобы получить согласие Коннора на то, что в ином случае он бы непременно отверг. Десять минут спустя, выйдя из кухни, чтобы собрать оставшиеся тарелки, Кэт обнаружила, что Ингрид почти сидит на коленях у Коннора, обсуждая с ним вопрос, стоит ли позволять детям посещать школу обители Святой Гертруды. При этом Ингрид, обычно хмурая и неприветливая, обольстительно улыбалась.

– Ингрид, твоя очередь вытирать посуду, – резким тоном сказала Кэт.

Ингрид, никогда не вступавшая в пререкания, отправилась на кухню, а Кэт в порыве раздражения спросила Коннора:

– Вы с нею спите?

– Тише, Кэт, – предостерег он, оглядываясь вокруг. Потом подошел поближе и прошептал: – Я ни с кем не сплю, а уж тем более с Ингрид.

Кэт нахмурилась. Коннор спал с нею. Почему? Ведь он не любит ее? Кэт понимала, что может спросить о том же и себя. Неужели в колорадском воздухе содержится нечто, совращающее с пути праведного даже таких добродетельных женщин, как она и ее мать?

– Вы и впрямь считаете, что я могу заинтересоваться такой глупой женщиной, как Ингрид? – спросил Коннор.

– А может, вам нравятся глупые женщины, – предположила Кэт. – Может, вы вообще думаете, что все женщины глупы.

– Вы не глупы, Кэт, – сказал Коннор. – Если не считать вашего увлечения идеей трезвости. Гертруда Бригл рассказывает каждому встречному, что вы с нею и отцом Дайером скоро начнете закрывать салуны.

«А также с сестрой Фредди», – с удовлетворением подумала Кэт, а Коннору сказала:

– Моя религиозная деятельность вас не касается. Вы и так осложнили мои взаимоотношения с церковью.

– Ах, Кэт. – Сожаление смягчило черты его лица. – Догадываюсь, насколько тяжело для вас было говорить с отцом Эузебиусом. Каждый раз, завидев меня, он хмурится. Простите, Кэт. И, надеюсь, вы понимаете, что если салуны закроются, это повредит нашим интересам. Шон просил вас позаботиться…

– Согласна, я пренебрегла интересами Шона, – перебила его Кэт, – поэтому нам нужно срочно отправляться на рудник.

– Сейчас мы не можем поехать, – встревоженно возразил он. – Да и потом тоже. Это… это было бы неблагоразумно.

– Может быть, вы и правы, – согласилась Кэт. – Но если я останусь дома, то в ближайшее воскресенье начну компанию по закрытию салунов.

– Проклятие, Кэт! Я не позволю вам шантажировать меня.

– Ты с ума сойдешь, когда услышишь это, папа, – заявила Дженни.

– В чем дело, милая? Ах да, Кэт, вам привет от Шона. – Коннор только что вернулся из Денвера. – Он поправляется. А где Ингрид? У меня для нее письмо.

– Понятия не имею, – рассеянно ответила Кэт. Она так обрадовалась, услышав об улучшении здоровья брата, что в данный момент ее не волновало необъяснимое отсутствие Ингрид.

– Послушай меня, папа, – настаивала Дженни. Кэт опустила глаза, пряча улыбку. Она отлично знала, о чем Дженни не терпелось рассказать отцу.

– Кэт сделала то, что ты ей запретил. Они с сестрой Фредерикой, отцом Дайером и мисс Бригл, учительницей, – остальные дамы из «Общества помощи методистам» не захотели прийти, потому что решили, что это слишком опасно и не подобает леди…

– Ты когда-нибудь доберешься до сути? – проворчал Коннор.

– Они явились в салун «Энгл Бразерс» и не хотели уходить.

– Женщин не пускают в салуны. – Глаза Коннора потемнели от гнева. – Это противозаконно. Вы понимаете, что вас могли арестовать? – обратился он к Кэт.

Та пожала плечами.

– Они стали говорить о вреде пьянства, а горняки разозлились и ушли. Братья Энгл были вне себя и сказали, чтобы Кэт больше не приходила в салун, тем более с монахиней.

– Как вам это удалось? – поинтересовался Коннор.

– И это еще не все, папа. Один игрок, его зовут Камерон Пауэл, сказал братьям Энгл, что они не могут выгнать красивую леди, и поцеловал Кэт руку, – торжествующе усмехнулась Дженни.