Кэт вздохнула, размышляя о трудностях жизни зимой в Брекенридже. Не удивительно, что многие леди уезжали на это время из города, предоставляя своим мужьям возможность напиваться до полного беспамятства. Когда Кэт пересекала Главную улицу, двое пьяных в стельку мужчин выбежали из салуна «Приют Горняка», крича друг на друга. Затем, к ее удивлению, они вытащили ружья, и началась стрельба. За секунду до этого владелец салуна, выглядывавший из дверей, сгреб Кэт в охапку и втащил внутрь. Девушка негодующе вскрикнула, и он поспешил извиниться.

– Прощу прощения за причиненное неудобство, мэм, но я не мог позволить им застрелить вас.

– Но они же в меня не целились.

– Да, мэм, но пули часто попадают в посторонних. – Он высунул голову наружу, потом опять нырнул в помещение и объявил: – Сейчас Айлиф разгонит их. Вы сможете спокойно продолжить свой путь, мэм.

Поистине, он был вежливым содержателем салуна. Прежде чем уйти, Кэт осмотрела заведение и сочла его чистым и хорошо обставленным, с длинной стойкой бара, за которым на стене висело великолепное зеркало. И все-таки «Приют Горняка» был далеко не таким красивым, как салун ее отца; к тому же, папа никогда бы не позволил людям с огнестрельным оружием войти в его заведение. Кэт снова вышла на улицу. Как и следовало ожидать, в воздухе уже носились первые снежинки.

Она поспешила в бакалейную лавку, хозяин которой, встревоженный тем, что несколько пуль попали в его витрину, кричал:

– Еще немного, и они попали бы в меня! – Кэт кивнула. Осматривая полупустые полки, она обнаружила, что многие продукты, входившие в ее список, отсутствуют. Бакалейщик объяснил, что поставки задерживаются из-за погоды. – Хотя запас пива есть, – добавил он.

– Они поставляют пиво, в то время, как людям нужна еда!

– Пиво всегда пользуется спросом, – пояснил лавочник. – Как насчет картофеля? Могу дать вам мешок в пятьдесят фунтов. Доставлю его завтра.

Кэт решила, что стоит взять картофель. А вдруг снег будет валить всю неделю? Картофель может оказаться единственным, что поможет им не умереть с голоду. А Шон, который кашлял все больше и больше, не сможет поехать в Денвер, тогда как его лечащий врач не пользовался репутацией чудотворца.

Когда Кэт снова вышла на Главную улицу, снег стал таким густым, что не было видно домов на противоположной стороне. Поежившись, она перешла через дорогу. Стояла ужасающая тишина. Здесь, среди контор и магазинов, Кэт заметила лишь двоих прохожих, мелькнувших и тотчас же исчезнувших в снежной пелене, прежде чем она успела спросить, далеко ли до Линкольн-авеню. Вытянув вперед руку в перчатке, Кэт нащупала дверь, убеждая себя, что бояться нечего. Нужно было только войти в какой-нибудь дом и спросить. Но обнаруженная дверь оказалась запертой. Закрыто. Выходит, все заперли свои конторы и ушли домой?

Спотыкаясь, Кэт дошла до угла и поняла, что должна свернуть на улицу, ведущую к дому Шона. Вслепую пробираясь сквозь метель, она снова и снова твердила себе, что такое короткое расстояние преодолеть нетрудно. Не замерзают же люди насмерть неподалеку от своих домов. Кроме того, Кэт знала, что должна услышать стук молотка Отто Дидерика, и это поможет ей найти дорогу.

Но нет, в такую погоду Отто, наверняка, оставил работу на сегодня. Кэт уже была готова впасть в отчаяние, когда услышала голос Коннора, выкрикивающий ее имя.

– Я здесь! Здесь! – отозвалась она.

Из снежной пелены появилась лошадь, и Кэт едва не наткнулась на нее. Всадник наклонился и помог девушке подняться в седло.

– Как вы узнали, где я? – пролепетала она.

– Ну уж, конечно, не благодаря этой чертовой Ингрид, от которой толку не добьешься.

В голосе Коннора слышался гнев. Значит, он сильно беспокоился? Как ни замерзла Кэт, но эта мысль ее согрела.

– Дети…

– Мои дети дома. А дети Шона у Хилдретов. Мирна не отошлет их домой в такой снегопад. – Он усадил Кэт поудобнее и подстегнул лошадь. – Мы собрались ужинать и не досчитались вас. К счастью, плотник знал, куда вы пошли. Но какого черта вы отправились в город, если небо…

Кэт разразилась рыданиями.

– Ну, Кэт. – Коннор обнял ее покрепче. – Вы так сильно испугались? – Не получив ответа, он продолжил: – Не плачьте, мы почти дома.

Кэт прижалась к Коннору, преисполненная благодарности за свое спасение. Рыдания перешли в редкие всхлипывания еще до того, как Коннор натянул поводья и помог ей спешиться. Удивляясь, как она могла заблудиться в двух шагах от дома, Кэт устремилась на огонек фонаря за окном комнаты брата. Следом шел Коннор. Он постучал в дверь и, когда Шон открыл, поднял Кэт вверх.

– Что за дурак этот немец, – пробормотал Коннор. – Первым делом нужно было поставить на место ту штуковину, которую он своротил.

– Слава Богу, ты нашел ее, – обрадовался Шон, уводя Кэт в комнату.

Наверное, в первый раз за все время пребывания Кэт в доме брата гостиная Ингрид произвела на нее благоприятное впечатление. Снимая накидку, девушка оглядела комнату: коричневые обои с крохотными голубыми и белыми розочками, золотисто-красный ковер, софа и стулья красного дерева, обтянутые красным бархатом, пианино и столики, покрытые красными скатерками с бахромой, и лампы с розовато-красными шелковыми абажурами. Кэт подумала, что ад должен выглядеть в точности, как гостиная Ингрид. Но, по крайней мере, здесь было тепло.

Кэт улыбнулась Коннору, который поставил лошадь в конюшню и вошел в комнату. Из-за красноватого освещения его волосы приобрели такой же рыжеватый оттенок, как у Дженни, а на лице, казалось, выступил румянец. Ингрид бросила на него один из своих томных, страстных взглядов. Кэт нахмурилась. Но Шон не замечал странного поведения жены. Он подбрасывал дрова в печку, украшенную сверху красивым рыцарским шлемом. Кэт вздохнула и расположилась в гостиной, чтобы привлечь внимание Коннора, пока Ингрид не позволила себе что-нибудь возмутительное, вроде попытки усесться ему на колени.

– Вы не можете поселиться в одном доме с мужчиной, женой которого не являетесь, – сказал отец Рабанус.

– Преподобный отец, – пробормотала Кэт, чувствуя, что краснеет. – Скоро мы отправим вас на поезде в Денвер, где епископ позаботится о теплой, удобной постели в больнице для вас.

– Возмутительно даже думать о таком совместном проживании, – не унимался священник.

– Не стоит придавать этому такое значение, – сказала Кэт. – Мистер Маклод порядочный человек. К тому же, он дважды спас мне жизнь.

– С нехорошими намерениями, вне всякого сомнения, – заявил священник. – Какой он веры?

– Точно не знаю. Не думаю, что он вообще ходит в церковь. Может быть, мне удастся обратить его.

– Он вас соблазнит, – пробормотал отец Рабанус. – Помяните мое слово.

– И потом, есть еще дети. Мне нужно присмотреть за ними и проследить, чтобы они посещали школу сестер Святой Гертруды.

– Нечестивцы и прелюбодеи, – бубнил отец Рабанус.

– Что?

– Он говорит о прихожанах, – торопливо пояснил отец Эузебиус. – Очень любезно с вашей стороны, что вы принесли нам куриный бульон.

– Святотатство, – продолжал бормотать старый священник.

– Я знаю, как трудно достать цыплят в это время года, – сказал отец Эузебиус.

– …даже видимость греха…

– Да, легче достать пиво, чем цыпленка, – подтвердила Кэт. – Вы должны прочесть проповедь о вреде пьянства, преподобный отец.

– Но мы не должны забывать о чуде в Кане Галилейской, – заметил отец Эузебиус.

– Я уверена, что если бы Господь как следует подумал, то превратил бы воду в куриный бульон, а не в вино, – сказала Кэт.

Отец Эузебиус запинаясь возмутился:

– Это… это опасная мысль, дочь моя.

– Ересь, – отчетливо произнес отец Рабанус.

– Я должна просить прощения? – нахмурилась Кэт.

– Тут помогут только чистосердечная исповедь и наказание, дочь моя.

– Но я не сомневаюсь, Пресвятая Богоматерь посоветовала бы употреблять куриный бульон вместо вина. Вы, вероятно, не видели ни одного человека, умершего от пьянства. А от куриного бульона никто не умирает. – Она обратилась к молодому священнику: – Чем скорее мы поместим отца Рабануса в больницу, тем лучше.