Горячий пар и ароматы дикой сливы и трав окутали пещеру…
Вечер выдался, казалось, спокойный, мирный. Но вот неожиданно глухо заворчал и кинулся к выходу из пещеры Бойнах.
Асо, за ним и Ашот с Гагиком вскочили с места.
Собака стояла на пороге пещеры и, подняв голову, угрожающе рычала.
Что встревожило ее?
Ребята прислушались. Со склонов скал, справа, до них донеслись какие-то странные, похожие на мяуканье голодной кошки звуки. Сначала они были мягкими и тихими, но затем сменились хриплым урчанием, а там и ревом — долгим, таинственным, зловещим.
На мгновение мальчикам показалось, что это ветер метет и воет в расщелинах скал, — они не знали животных, которые могли бы издавать такие звуки. Однако вскоре они поняли, что это не ветер. Рев повторился явственно, раздраженный, мрачный.
Зверь… Но какой?
В густом мраке, окружавшем ребят, снова раздались звуки, отраженные горами: «Хурак… хурак… хурак…».
Звуки повторялись и таяли в темноте.
Потом налетел ветер, поднялась вьюга, и, кроме ее воя, ничего уже не было слышно вокруг.
Постояв на пороге еще несколько минут, ребята вернулись в пещеру. Все подавленно молчали.
— Что случилось, почему вы все такие бледные? — всполошилась Шушик.
— Что могло случиться?… — рассеянно ответил ей Ашот.
Он был погружен в глубокое раздумье. «Какой бы это мог быть зверь?» — размышлял мальчик, перебирая в памяти все звуки, когда-либо слышанные им в лесах. Но похожего он не мог вспомнить.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
О том, что у горя неслышная поступь
Двадцатый день жизни ребят в Барсовом ущелье ознаменовался двумя неожиданными событиями. Одно из них было незначительным, но радостным, другое ужасным.
Расскажем по порядку.
Поднявшись утром, ребята прежде всего занялись своими больными. У Саркиса положение улучшилось — опухоль на ноге опала, однако самозванный лекарь заявил, что больной должен еще лежать.
Оставшиеся с вечера корешки малины заварили и напоили больных, после чего Ашот, Гагик и Асо вышли из пещеры. Хромая, поплелся за ребятами и Бойнах.
Мальчики обыскали в Ежевичнике все кусты, но зорянок не было; напуганные ребятами птицы покинули свое привычное жилье.
Из Ежевичника Ашот и Гагик пошли в Дубняк. Здесь они руками, ногами, обломками веток разворошили всю сухую листву в надежде найти под нею желуди, но, увы, напрасны были их старания!
День выдался солнечный, теплый. Будь мальчики сыты, с какой охотой поработали бы они сегодня на тропинке!
Ребята присели под старым дубом и погрузились в мрачные мысли. Только слабый голосок Шушик, донесшийся сверху, заставил их очнуться.
— Почему же вы не работаете? — спрашивала девочка. — Обманули меня?
— Уйди, уйди в пещеру, ляг! — крикнул ей Ашот. — Мы только отдохнуть немножко хотели, сейчас снова пойдем работать. — Он растерянно посмотрел на Гагика.
И вдруг из кустов послышался голос Асо:
— Идите сюда, яблоки нашел!
Мальчики обомлели. Какие яблоки? Ведь они ни разу не встретили здесь ни одной дикой яблони.
И все же Асо был прав. Карликовая дикая яблонька оказалась очень плодовитой. На ней и под нею оказалось столько яблок, что мальчики быстро набили ими карманы, с жадностью ели. Прихваченные морозом, сморщенные яблочки с легким треском лопались под зубами у ребят и, шипя, выпускали пузырьки.
Асо наполнил яблоками свой колпак и поднялся:
— Я пойду к больным.
— Приободри их, скажи, что мы начали работать, — отпустил его Ашот и вдруг спохватился: чего это они в самом деле сидят на месте? Не попытаться ли расчистить тропу хотя бы еще на несколько шагов?
Удивительно! Ведь было твердо решено: сначала запастись едой, а потом уже продолжать работы. Но вот стоило чуть-чуть унять голод, и они уже инстинктивно стремятся на тропу. Так темной ночью инстинкт влечет рыбу к свету факела, зажженного над рекой.
Положение было отчаянным, и ребята хорошо это понимали. Для них стало совершенно ясно, что, голодные и обессиленные, они сейчас не отроют дороги. Но что готовит им зима? Выдержат ли они? Вот что тревожило их, томило и толкало к непосильному труду.
— Пойдем, Гагик.
Ашот поднялся, пересек Заячью площадку и стал подниматься на Дьявольскую тропу. Он, кажется, окончательно понял, что медлить с этим нельзя, это было бы равносильно гибели. И, пока погода позволяла, решил действовать.
К тому же возможность выбраться «на белый свет» казалась довольной близкой — ведь половина тропы уже была расчищена. Если б ребятам удалось напрячь усилия, они управились бы, пожалуй, за три-четыре дня, и тогда — прощай, Барсово ущелье!
…Асо радостно прибежал в пещеру, угостил Шушик и Саркиса дикими яблоками и снова вышел.
— Шушик! — крикнул он с порога. — Ашот с Гагиком уже работают на тропке, а я побегу поохочусь. Останься у костра, останься, — обратился он к собаке.
Прежде Бойнах всегда был послушен, но на этот раз он грустно посмотрел на пастушка и заковылял за ним не сразу. Кто знает, может, пес уже чувствовал близость смерти и не хотел ни на минуту разлучаться со своим любимым хозяином? Впрочем, какой там «хозяин»!
Собака была другом детства Асо, вместе с ним выросла.
— Бойнах, ляг здесь, погрейся! — еще раз приказал Асо, когда они пришли в Дубняк.
Теперь больной пес послушался. Солнце ему нравилось, он охотно улегся на сухие теплые листья, положил голову на лапы, закрыл глаза.
Вооруженный рогаткой, Асо долго бродил по Дубняку, но не нашел ни одной птицы. Они стали осторожны и вблизи пещеры больше не появлялись.
Вернувшись к собаке, мальчик протянул ей на ладони несколько ягод рябины. Бойнах понюхал, посмотрел печально, но есть не стал.
— Ой, Бойнах-джан! И есть ты уже не хочешь? — с болью в сердце спросил пастушок.
Он почувствовал, что конец его верного друга совсем близок.
А собака опять закрыла глаза и уткнулась мордой в лапы. Полежав так несколько минут, она вдруг подняла одно ухо, вытянула шею и стала всматриваться в росший неподалеку куст шиповника. Затем, напрягая силы, встала и подошла, вернее, подползла к кусту, взглядом приглашая за собою Асо…
Пастушок подошел, но увидел лишь реденький куст да камни. Ничего, что было бы достойно внимания охотника! Асо повернулся было, чтобы уйти, но хриплый лай Бойнаха остановил его.
— Что там? Где, Бойнах-джан? Где?
Собака смотрела на лежавшие перед нею камни и удивлялась тому, что ее хозяин ничего не понимает.
Напряженно вглядываясь в камни, Асо заметил, что один из них странно окрашен. Словно какая-то невидимая рука покрыла его кругами, квадратиками.
— О, да это черепаха! — обрадовался мальчик и, подойдя к «камню», повернул его на спину, чтобы не убежал.
Черепаха была большая, с голову взрослого человека.
«Вот это хорошо вышло! Как сказал бы Гагик, и сегодня поживем», — размышлял Асо.
И, подняв черепаху, мальчик помчался к товарищам.
Ребята увидели его еще издали, с тропы. Он шел твердыми, уверенными шагами, и бронзовое лицо его сияло. Значит, не с пустыми руками идет. А раз так, то отчего бы не приналечь и не сбросить еще лопат двадцать?
Белыми струями стекает снег с тропы в пропасть, радуя сердце Асо: скоро-скоро наступит желанная свобода!
— Эй, парень, где ты нашел ее? — обрадовался Ашот, разглядев в руках пастушка черепаху. — О, да какая большая! Наземная… Они всегда больше речных. И еще не впала в спячку? Хотя, пожалуй, для нее рановато.
Глядя на Гагика, серьезно взвешивавшего на ладонях черепаху, Ашот на минуту задумался, а затем как бы самому себе сказал:
— Странно… У нас черепахи обыкновенно в садах живут. Что им тут, в Барсовом ущелье, делать?
— В садах? Почему только в садах? — удивился Гагик.
— Из-за винограда. Ведь они виноград любят. Значит, и здесь виноград есть? — сам не веря себе, вслух размышлял Ашот.
— Виноград?… Да тут и арбузы на деревьях растут, не видал? — насмешливо спросил Гагик.