« Господи Боже, истинный и живой путь наш! Ты путешествовал со слугою своим Иосифом, будь же с нами, рабами твоими, и в нашем пути. Избави от опасностей, дай мир и благополучие в дороге… Царство твое и сила и слава твоя да пребудут ныне и присно и во веки веков. Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь!» — прозвучала молитва на добрую дорогу. Григорий и Дангу перекрестились несколько раз, встали с колен и начали последние приготовления к спуску на Равнины. Григорий проверил свою заветную котомку, потом покачал на руке.

— Тяжелая, черт! Надоело таскать. Подвесить на луку седла? Мешать будет, — бормотал он. На глаза попалась вьючная лошадь с яхтанами, в которых был его товар. — Суну-ка туда. Эдак по-надежнее будет. А лошадь сам поведу. Вот так, Никитушка!

Он улыбнулся в бороду и подмигнул юноше. Потом, крякнув, немного повозился с лошадьми, сел на свою, пришпорил ее и дернул за длинную вьючную уздечку:» Но-о-о! Милая! Господи прости!»

Надо было пристраиваться к каравану, который уже вытягивался по тропе.

Дангу ощупал под серапой колчан с дротиками и джемдер на поясе и, как всегда, пошел рядом со своей лошадью, положив одну руку на седло, а в другой держа уздечку.

— Григо! Я пойду за тобой.

— Добро, сынок, добро!

Около полудня подошли к реке Мунавварвали. Она вспухла от дождей. Грязно-коричневые потоки грозно бурлили среди камней. Переправу еще не восстановили, и караван-баши, посовещавшись со старыми погонщиками, решил переправляться вброд. Нашли место, где река разбивалась длинным островком на два рукава, и караван-баши первым въехал в воду. Один, более мелкий рукав преодолели благополучно. Все — люди и лошади — сгрудились на островке. Надо было переправиться через второй рукав шириной около трехсот хатхов. Караван-баши, теперь уже не один, а в паре с Данешмендом, одним из самых сильных молодых погонщиков, направили своих лошадей в несущийся поток, отпустив поводья и предоставив умным животным самим выбирать дорогу. Лошади осторожно продвигались через реку. Вода доходила им до брюха. Наконец все опасные места были пройдены, и лошади вынесли своих седоков на противоположный берег.

— Ачча! Ачча! — нестройным хором закричали погонщики и сипаи, радостно размахивая руками. Путь был проложен, и лошади одна за другой начали входить в воду.

До противоположного берега оставалось уже немного, когда вьючная лошадь Григория внезапно, видимо оступившись, ушла по горло в реку. Григорий от неожиданности выпустил из рук уздечку. Лошадь замотала головой, заваливаясь набок, громко заржала, пытаясь достать дно ногами. Но тщетно! Поток уже подхватил ее, вынося на стремнину к грозным бурунам. Быстрое течение было теперь ее главным врагом.

— О-о-о! — разнесся громкий вопль Григория, перекрывая неумолчный однообразный шум реки. — Котомка! Котомка! — в отчаянии повторял он, схватившись за голову. — Господи! Господи!

Лошадь бешено била ногами по воде, но ее сносило все дальше и дальше. Вот-вот она навсегда исчезнет в бурлящих водоворотах… Караван-баши что-то кричал и метался по берегу.

— Ах-хаг! Ах-хаг! — раздался громовой клич Дангу. Еще секунда, и его стальное тело уже рассекало стремительный поток. Он подплыл к несчастной лошади, схватил ее за подпругу и могучим рывком, пересиливая напор воды, завел за торчащий из воды камень. Теперь течение стало их союзником, прижимая к валуну обоих. Небольшая передышка, и еще один рывок к другому камню. Стремнина осталась уже позади, и теперь лошадь, достав дно ногами, мощно рванулась к берегу. Несколько десятков хатхов и человек с лошадью, взбаламучивая прибрежное мелководье, выбрались на берег навстречу сбегающимся людям.

Дангу остановился, тяжело дыша от чудовищного напряжения, подтолкнул вперед лошадь, поднял руки над головой, и над рекой снова разнесся гордый клич:» Ах-хаг! Ах-хаг!»

— Пахлаван! Пахлаван! — наперебой восклицали окружившие его погонщики. Каждый кланялся ему и старался прикоснуться к нему рукой.

— Дангу победил чху, воду! — проговорил юноша. Ноздри его трепетали, глаза горели блеском стремительной борьбы со стихией.

— Никитушка, сынок! — пробился к нему через толпу погонщиков Григорий. — Могуч ты, как Алеша Попович! Ух ты! А я-то, дурень старый! И почему котомку сунул в яхтан? Тьфу ты, черт плешивый попутал, Господи прости! — Он перекрестился, радостно глядя на юношу. — Спас ведь котомку, а в ней знаешь что схоронено? — продолжал он, понижая голос. — Слава Отцу и Сыну и Святому Духу и ныне… Аминь! Перекрестись по-христиански, по-нашему. Что кричать-то по-звериному!

Дангу осенил себя крестом, улыбнулся и положил руку на плечо Григория:

— Не ворчи, Григо, я же всегда так праздную свою победу!

Вскоре последняя лошадь благополучно переправилась через реку, и караван двинулся вниз в Равнины вдоль бурной Самани. Уже вечерело, когда впереди за одним из поворотов открылась узкая долина, окруженная невысокими голыми холмами. Вдоль их подножия, утопая в густой зелени кустов и деревьев, лепились друг к другу, как пчелиные соты, серые одноэтажные строения с плоскими крышами. На фоне черных скал выделялась небольшая белая мечеть с двумя минаретами. Это было селение Бхимбар. Здесь падишахская дорога раздваивалась. Один из путей вел в Дели, другой в Пенджаб, на Лахор. Горы остались позади.

Караван-баши решил остановиться на ночевку в придорожном караван-сарае. Из ворот вышел хозяин вместе с Нанди. Дангу подбежал к ним — нет ли каких вестей о Дарье. Нанди, радостно глядя, ответил:

— Вот, мухтарам скажет, — и почтительно показал на хозяина. Тут подошли спешившиеся Парвез и Григорий.

— Джанабат! Салам алейкум! — поклонился хозяин. — Добро пожаловать в мой караван-сарай. Этот юноша, — он указал на Нанди, — ночевал у меня и все расспрашивал о белой девушке фаренги. И вот что я могу рассказать. Позапрошлой ночью здесь проезжал Бадмаш, и с ним очень много даку — сто или больше. Он останавливался в моем караван-сарае. Да проклянет его Аллах! Плохой человек! Он был ранен в правое плечо — так пусть отсохнет его рука! Даку хвастались, что по дороге с перевала, неподалеку от Бхимбара, они разгромили отряд сикхов… И почему эти сикхи не отрубили ему голову? Этот шакал, шайтан его задери, не заплатил за ночлег, увел у меня пять лошадей и забрал весь корм, когда разбойники в спешке уехали на рассвете — еще солнце не встало из-за гор. Говорили, что едут в Дели, — и хозяин сплюнул.

— Джанаб! — нетерпеливо спросил Дангу. — Была ли с ними девушка фаренги?

— Да, мухтарам. У них было несколько женщин и старуха, и девушка фаренги с белыми волосами была. Он и потребовал для женщин отдельную комнату — зенану. Девушка фаренги была красивая и очень, очень плакала. Старуха говорила, что Бадмаш хотел продать беловолосую в гарем несравненного падишаха Фарруха Сийяра. Благословен Аллах, совершеннейший из творцов!

Дангу схватил джемдер за рукоять и выдернул наполовину из ножен. Лицо его исказила гримаса ярости.

— Грязная собака!

Хозяин испуганно отшатнулся, но Парвез успокоил его:

— Не бойся, мухтарам! Это не о тебе. У него Бадмаш похитил белую девушку фаренги.

Хозяин кивнул — понятно!

— Что еще тут было?

— Они пьянствовали полночи. И болтали, что спрятали много добра и невольниц в урочище Нагабал. Хотели после возвращения из Дели отвезти все это на продажу в Лахор. Да проклянет их Аллах! Да настигнет их смерть, и шакалы пожрут их гнилые внутренности!

— А что же белая девушка фаренги? — снова взволнованно спросил хозяина Дангу.

— Женщин посадили на лошадей. И девушку фаренги тоже. И они уехали вместе с этими даку.

— И это все? — разочарованно спросил Дангу. — Больше ничего не знаешь?

— Это все, джанаб! Да будет Аллах доволен нами! — поклонился хозяин и отвернулся к караван-баши, который торопил его с обустройством каравана. Машинально сунув руку за пояс халата, хозяин вдруг снова обратился к юноше, протягивая ему раскрытую ладонь. — Я совсем забыл. Вот это висело на палочке над ковром в углу зенаны. Я подумал, что это неспроста, и спрятал у себя.