Изменить стиль страницы

Сейчас опять возобновится "крышевание", поднимут голову бандиты. Надо немедленно строить автостоянки, ибо все машины украдут или сожгут. Надо собирать людей для общественных работ. Нет, ничего не делают. У нас в России инфраструктура на уровне 1918 года. Не делают, потому что боятся, что все деньги на развитие дорог украдут. Договорились до того, что готовы пригласить иностранцев с их техникой и им поручить строительство дорог. У нас нет ни дорог, ни мостов, ни аэропортов. У нас главный аэропорт страны хуже, чем на Кубе, не говоря уже о Гонконге, Париже, Мюнхене.

Обсуждаемые нами вопросы имеют два типа решений, простые, как строительство дорог, требующие воли и компетентных людей. А есть сложные вещи, такие, как будущее надводного или подводного флота. Потому что сегодня у нас нет индустрии, нет портов, нет рабочих, нет флотоводцев. То же касается судьбы стратегических бомбардировщиков или сверхточного оружия. Или судьбы "асимметричного ответа". Все это очень сложно. Наше спасение в том, что сохранились лекала, по которым эти вопросы можно решить. Сохранились лекала, по которым создавался советский Космос. Надо найти Королева, дать ему денег и заставить работать по этим лекалам. Сказать: "Напиши список, что тебе надо, все дадим, но не сделаешь, расстреляем". Как Берия. Когда он собирал ученых на атомный проект, запирая их в закрытые зоны, он дал им бумагу и сказал: "Пишите, чего вам нужно". Физики были скромные, один написал, что нужен коньячок с лимоном, другой — какие-то книги, третий — душ, белье чистое. Берия прочитал, засмеялся: "Мы же вас на годы закрываем, как же вам без баб обходиться?" И своей рукой дописал: "Бабы".

Возможно, нас ждет система, подобная сталинизму. Цивилизованный сталинизм. Из этой ситуации по-мягкому не выйти. Это должна быть жесткая система, может быть, китайский вариант, может быть, жестче. Нам нужно решить множество проблем, которые накопились в поры бездействия. Для этого нужен жесткий период, без всяких расстрелов, кровавых чисток. Должна быть подавлена только преступность, причем жесточайшим образом. Может быть, это будет авторитарный сталинизм в соединении с церковью, которая ограничивала бы власть в ее стремлении к репрессиям.

Понятно, что современные госкорпорации — это не выход из положения. Ничего, кроме разграбления бюджета, они не несут. Они обречены на низкую эффективность. Деньги государственные, а руководители компаний живут, как олигархи. Правительству не подчиняются, назначаются Президентом, общественного контроля нет. Имеют корпоративные самолеты, сумасшедшие бонусы. Многие были ошарашены, узнав, сколько получали люди, руководившие после Каданникова "Автовазом". Прежнее руководство вместе с Березовским крали понемногу машины, не более того. А новые выписывали себе зарплату 50 миллионов долларов в год. Были и выше, до 100 миллионов в год. Но если мы возьмем мировую автомобильную промышленность, то 50 миллионов долларов у первого лица нет нигде: ни в Форде, ни в Крайслере, ни в Тойоте, ни в БМВ. Там зарплаты 5 миллионов, максимум. А у нас — 50. При этом зарплата рабочего на "Автовазе" — 250 долларов в месяц. Это даже олигархам не снилось. Олигархи эти суммы воровали, а эти официально получают от лица государства. А завод остался в яме. За что они получали деньги? Они ничего нового не привнесли. Они не создали новых машин. Не поставили новый конвейер. Дожевывают, что сделал Каданников. Причем этот беспредел вершится на глазах изумленной публики. Людям безразлично, чей завод — Каданникова, Березовского или Чемезова. Но там не произошло изменений, а одно легальное воровство. Поэтому нас может спасти цивилизованный сталинизм, а кризис лишь ускорит его воплощение. Понятно ли нашим правителям, что близится время войн и революций?

Так думают многие технократы, которые сражаются с кризисом, не бросая свои производства, как капитаны не бросают попавшие в шторм корабли.

Андрей Фефелов НИ В ГОРОДЕ БОГДАН, НИ В СЕЛЕ СЕЛИФАН Продолжение. Начало — в N 6, 16 за 2008 год

Газета Завтра 798 (62 2009) trans.jpg

Некогда, публикуя первую часть этих ненавязчивых заметок, я начал таким образом: "В преддверии мирового финансового кризиса, в начале схлопывания глобальной информационно-финансовой утопии хочется задуматься…", и так далее и тому подобное… Далее прозвучала нехитрая мысль, что кризис, при определенных условиях, может послужить и на благо.

Минуло тринадцать месяцев. И вот уже мои скромные записи превращаются в "заметки на полях кризиса".

Оптимисты из числа экономистов называют конкретные сроки выравнивания кривой падения мировой экономики, явно имея в виду, что кризисные явления носят цикличный и прогнозированный характер. Но налицо не только кризис финансов и производства. Очевидно, что один кризис наслаивается на другой, как карты пиковой масти. В России, в которой кризис перманентно продолжался в течение двадцатилетия, этот веер кризисов видится особенно явственно.

Перекосы российской жизни, вопиющие противоречия, такие, как соотношение бедных и богатых, контраст Москвы с провинцией, несоответствие системы власти огромным размерам страны, примат сырьевого сектора в экономике и прочее — все это карты черной масти из одной и той же кризисной колоды.

Не могу в полной мере оценить антикризисные меры, заявленные властью, но все это очень напоминает поспешное латание дыр, которое сопровождается замазыванием информационной жвачкой ушей и глаз сограждан. А между тем, России нужна революция. Желательно сверху. Желательно бескровная. Но революция!

Необходимо резкое изменение уклада, типов производства и потребления, методов управления, создание иной, жизнеспособной культуры на обломках "общества потребления" и "общества спектакля". Уверен, если означенные высокие цели в самое ближайшее время не будут заявлены, разработаны, обоснованы и конкретизированы властью, то они заявят себя сами, реализуясь в ходе затратных, хаотичных и неравномерных процессов саморегуляции. Но есть ли у России, у русского народа историческая возможность пережить бурю и ждать, пока все "устаканится"?

Громоздкий и совершенно не газетный заголовок данных растянутых во времени публикаций, тем не менее, является продолжением некоей путаной традиции.

Перестроечный Агитпроп очень любил демонстрировать кадры хроники, на которых Иосиф Сталин, выступая перед депутатами в 1937 году, промыслительно рисует тип управленца, отчего-то очень знакомый нам по нынешним временам:

"…О таких людях неопределенного типа, о людях, которые напоминают скорее политических обывателей, чем политических деятелей, о людях такого неопределённого, неоформленного типа довольно метко сказал великий русский писатель Гегель… нет, Гоголь. Великий русский писатель Гоголь… Люди, говорит, неопределённые, ни то ни сё, не поймешь, что за люди, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан. О таких неопределенных людях и деятелях также довольно метко говорится у нас в народе — так себе человек, ни рыба, ни мясо, ни богу свечка, ни черту кочерга…".

Оговорка, на которую примитивно напирали прорабы Яковлева, имеет, на мой взгляд, глубокий смысл. Россия, словно зависшая между городом и деревней, существующая в пространстве перехода от рационального к поэтическому, живущая по законам научной теории и, одновременно народного мифа, волшебной сказки, она, призванная — по словам Максимилиана Волошина — сторожить Запад и Восток, зависла между Гегелем и Гоголем. И в этой вечной нашей маргинальности, двойственности не только особый путь, но и главное сокровище, способное при определенных усилиях обеспечить нам то, за что действительно стоит изо всех сил бороться, — cветлое будущее.

Кризис большого города о котором так много уже сказано, проявляется, прежде всего в изживании, распылении собственно городской культуры. Город, распухая, наполняясь пестрым человеческим материалом, превращается в чудовищный торг, лишается своей интимности и оседлости. Любимые места истоптаны или застроены, традиции извращены или пущены на продажу. Дух места покидает копошащиеся пространства, отдавая их на откуп цветных толп и анонимных строительных корпораций. Улицы никто не переименовывает, но их древние названия никому ни о чем уже не шепчут. Культурный слой съеживается, деформируется, а невидимая рука рынка тянется и крушит заповедные зоны в сокровенной центральной части, уничтожая родные силуэты и драгоценный ландшафт.