Выслушав парламентера, Голем усмехнулся.

— Пусть жалуются. Вот они дождутся ответа! — Он ткнул в лицо ректору огромный кукиш. — Зови ко мне центурионов.

Принципиальный защитник профессионального кланизма, начинавший привыкать к шалостям своего бывшего студента, помчался выполнять ответственное поручение. Голем не стал передавать командному составу точного ответа на ультиматум, а сказал, что на милостивое предложение о сдаче мерзавцы универы ответили с невероятной наглостью, оскорбив лично Первого консула. «Что будем делать?» — спросил он, соблюдая демократическую процедуру. Решение было единодушным: штурмовать!

Под звук трубы чензаристы двинулись в атаку. Голем был незаурядный кулачный боец, но бездарный полководец. Ему не пришло в голову использовать уязвимое место обороны — сад, и он бросил все силы на дом. К тому же кланисты не успели приобрести воинских навыков. Едва только поступил приказ нападать, они превратились из стройной армии в разбойничью ватагу, не слушающую приказов своих доблестных декурионов и центурионов из числа бывших физов, истов, юров и так далее. Встретив сокрушительный водометный «огонь», нападающие откатились под хохот и победное улюлюканье защитников дома Монтекки.

Голем отчаянно разнес своих сподвижников, тут же сместил несколько командиров и назначил новых. С его стороны это был крайне опрометчивый шаг: раздосадованные столь несправедливым обращением с преданными сторонниками Чейза смещенные демонстративно покинули поле боя, уведя за собой еще несколько десятков человек. Голем объявил их предателями и велел взять каждого на учет: «Потом мы с ними поговорим». Он скептически оглядел оставшихся — их было не более полусотни. А чуть поодаль начала скапливаться довольно большая толпа горожан. Привлеченные разнесшимся по Вероне слухом о сражении у дома Монтекки, они пришли поглазеть. Люди стояли молча, трудно было понять, на чьей стороне их симпатии, однако само их присутствие нервировало начальника преторианской гвардии. Он подумал, что, может быть, есть смысл отложить операцию на завтра. Голем чутьем понимал, что универы никуда не сбегут: им столь же важно дать отпор, сколь чейзаристам одержать победу. Возможно, от исхода схватки как раз и зависит настроение молчаливой толпы — вот до чего додумался даже дубина Голем.

Но все дело повернулось иначе из-за появления Тибора. Младший Капулетти был бледен, небрит и лихорадочно возбужден. С того времени, как он, пытаясь овладеть Розалиндой, вовлекся в чейзаристскую авантюру, Тибор метался между желанием целиком примкнуть к движению и отвращением, которое внушала ему вся эта публика с ее дешевыми демагогическими приемами. Вдобавок, самолюбие его было смертельно уязвлено тем, что Розалинда, с которой он играл как кошка с мышкой, вознеслась наверх, и теперь ей было в высшей степени на него наплевать. А Чейз предпочел своему соплеменнику мату набитого дурака агра; видимо, профессор не может простить представителям знатных семей, как они его третировали. Словом, Тибор потерпел фиаско по всем статьям и вот уже третий день предавался запою.

Его вывела из полупьяного состояния Клелия, сообщив, что Капулетти-старший, по слухам, пробрался в дом Монтекки и присоединился к банде универов.

Тибор хотел ворваться в дом, но по сигналу Голема его остановили двое чейзаристов. Тщетно вырываясь у них из рук, он закричал:

— Отец, слышишь, отец, это я, Тибор!

Капулетти вышел на балкон, а вместе с ним на истерический крик поспешили другие.

— И ты, Ула, заклинаю вас, уйдите из этого логова, не губите и себя и меня!

— Нет, Тибор, здесь мой муж, — сказала Ула.

— Нет, сын, — сказал Капулетти, сердце которого разрывалось от жалости. — Я останусь с Улой. Это ты иди к нам.

Тибор увидел Рома, и ему показалось, что тот улыбается. Это окончательно лишило молодого Капулетти рассудка. Проклятый агр отнял у меня все: сестру, мать, положение, а теперь и отца. Не осталось ничего, кроме жгучей ненависти и желания отомстить.

Голем, подошедший к Тибору вплотную, все тем же звериным чутьем понял, что творится у него на душе. Он подмигнул чейзаристам, давая знак отпустить Тибора, и молча вложил ему в руку пистолет.

Тибор поднял оружие.

На балконе произошло движение.

— Что ты делаешь, безумец! — крякнул Капулетти.

Ула вскрикнула.

Метью шагнул вперед, намереваясь как-то успокоить ее брата.

Прогремел выстрел, и Мет упал на руки товарищей.

В ту же секунду Ром выхватил двустволку из рук Ферфакса и прицелился.

Раздался ответный выстрел. Тибор охнул и начал оседать. Чейзаристы подхватили его под руки.

Послышалось несколько истеричных женских воплей, а потом над местом схватки воцарилась гнетущая тишина.

9

Огромное пространство собора Святого Разума было заполнено до предела. Тысячи людей пришли на похороны двух молодых людей, ставших жертвами трагических событий у дома Монтекки.

В соборе Разума поочередно вели службу священники девяти гермеситских церквей. На сей раз траурной церемонией руководил патер Долини, представлявший бога Колоса. Открыв панихиду, он предоставил слово ректору Веронского университета. Речь его была короткой. Он говорил о том, что Тибор и Метью были гордостью своих факультетов и, несомненно, прославили бы alma mater блестящими открытиями в математике и агрономии. Об их прекрасных нравственных качествах. О том, что их бессмысленная гибель отозвалась болью в сердцах товарищей и всех веронцев, лично знавших этих юношей. Что из такого сурового урока важно извлечь должное поучение: всякое посягательство на священный для гермеситов принцип профессионального кланизма с неизбежностью ведет к вспышкам насилия и кровопролитию. Отсюда долг честных граждан поддержать усилия Первого консула, единственная забота коего вернуть Гермесу мир и порядок. Мы можем гордиться тем, что спасти планету от гражданской войны, хаоса и разорения доверено выдающемуся сыну Вероны, нашему земляку профессору Бенито Чейзу.

Затем оратор зачитал послание Первого консула, в котором выражалось искреннее соболезнование семьям погибших. Возлагая вину за случившееся на секту универов, вождь обещал сурово покарать преступников и призывал граждан города расправиться со смутьянами, поднимающими население против властей.

Поскольку в соборе аплодировать не принято, невозможно было судить, как отнеслись собравшиеся к этому важному сообщению.

Затем с амвона выступил профессор Вальдес.

— Метью был моим любимым учеником. Он отличался глубокой преданностью своей профессии, любил землю и понимал ее. Добрый, веселый, неунывающий Мет пользовался большим уважением среди своих товарищей и преподавателей. И его, и наша беда, что мы не сумели уберечь славного юношу от пагубного влияния людей, которые хотят, чтобы агры перестали быть аграми, а маты матами. Глубокой специализации, которой мы обязаны всеми своими достижениями, они противопоставляют всезнайство, то есть бесплодное дилетантство. Не думаю, что универы сознательные враги общества, скорее это просто заблуждающиеся фанатики. Но, как бы то ни было, их еретические воззрения опасны. Посягая на профессионализм, они фактически подрывают основу существования человека, пытаются перечеркнуть то, что составляет смысл нашей жизни. Пусть безвременная кончина Метью и Тибора станет для всех нас горьким уроком.

Затем поднялся Пер. Он говорил о замечательных качествах своего друга — скромности, отзывчивости, великодушии, о трогательной любви Тибора к своим родителям и неблагодарной сестре, ставшей причиной его гибели. Мягкий и доброжелательный в отношениях с товарищами, Капулетти-младший был тверд, как кремень, когда речь заходила о защите своих убеждений, этого и не могли простить ему враги. Пер обещал быть верным памяти Тибора и с такой же отвагой защищать профессиональный кланизм. Сходя с амвона, он не сдержал слез.

Патер Долини попросил взять слово профессора Дезара из клана филов.

Дезар вздрогнул. С того момента, как началась гражданская панихида, он думал над тем, что может и должен сказать этим людям. Перед глазами неотступно стояла финальная сцена осады дома Монтекки.