И они унесут - может быть, унесут - Владимира Малженицера из Афин.
На древних неровных камнях площади на вершине Акрополя Малженицер собрал всю паству - точь-в-точь как апостол Павел однажды на Ареопаге, что был как раз напротив.
- Этот храм Парфенон, - пробубнил он, - был построен великим художником Фидием две тысячи пятьсот лет назад. Он жестоко пострадал до время освободительной войны против турок. Затем он был ограблен… пострадал еще больше, - быстро поправил он себя. Он говорил не с немцами или русскими - кое-кому могло не понравиться упоминание о лорде Элджине как о грабителе, - когда многие наиболее ценные фрагменты скульптур были увезены в различные музеи мира. Весь этот мрамор был добыт из горы, которую вы можете увидеть у меня за спиной, и доставлены сюда. Мраморные блоки складывали без известкового раствора, способом, который применялся в течение многих столетий. Почему этот храм зовется Парфеноном? Потому что он был посвящен богине Афине Партенос, что значит - девственница. А почему холм, на котором мы сейчас стоим, зовется Акрополь? Потому что по-гречески это означает высокое место. Это была самая высокая точка древних Афин. Теперь, - закончил он, - у вас есть сорок пять минут чтобы побродить, пофотографировать, может, выпить прохладительного напитка в кабачке у подножья лестницы. Встретимся в автобусе… - обычная лекция еще не была закончена. Он по обыкновению умолял не опаздывать и путал, что автобус уедет без тех, кто опоздает. Но туристы попались опытные, - эту страницу инструкций они знали не хуже его, и группа начала рассасываться.
Это было на руку Малженицеру. Он не спускал глаз с одной из трех пар. Когда они повернулись и зашагали прочь, он ловко встал у них на пути, улыбнулся и обратился к чернокожему брату конгрессмена:
- Не хотите ли пройтись вместе со мной? Здесь наверху есть несколько особенно удачных точек для фотографирования - может, вы хотите, чтобы я щелкнул вас всех вшестером?
Конечно, они хотели.
Среди вещей, которые Малженицер знал очень хорошо, было умение очаровать туристов - это приносило чаевые. Он прочел им свою лучшую лекцию за всю свою карьеру - о Фидии и огромной исчезнувшей статуе, о разрушенном сооружении, которое когда-то было воротами, через которые выходили к Парфенону - об Ареопаге. Ареопаг - вот ключевая точка. Он подвел их к этому моменту с изяществом.
- Именно с этого камня, - показал он, - апостол Петр проповедовал к афинянам, и с этого же камня был проклят за преступление Орест. Вы знаете, почему Ареопаг так называется? Это может быть переведено как «Холм бога войны». Марсов Холм. Возможно, - сказал он, сверкнув глазами, - какой-нибудь богатый американец купит его и увезет в Штаты, поскольку Америка вне всякого сомнения имеет сейчас право на все, что связано с Марсом! О, я действительно в восторге от ваших ученых! Я сам много лет работал на советскую космическую программу прежде, чем мне удалось бежать. Я участвовал в расчетах многих посадок, в расчете марсианской орбиты… Можно сказать, что я, - резко добавил он , - что я практически был в свое время главным специалистом по исследованию Марса. Но теперь…
Он улыбнулся, пожал плечами и перешел к следующим прославленным памятникам Греции. Но он знал, что привлек их интерес.
К тому времени, когда автобус был готов к отправке, он успел обменяться с ними соболезнованиями по поводу недостатков неряшливых приспособленцев-дипломатов, служащих в американском посольстве. Он поразил их кратким курсом истории советских, немецких и американских космических исследований. Он выяснил, что высокий, неприступный человек по фамилии Байард -юрист; полный, с дурацкой маленькой бородкой и почти белой женой - бизнесмен, занимающийся недвижимостью. А человек по имени Тэтчер, слава Богу, действительно был братом конгрессмена от Иллинойса! И еще он получил приглашение - слегка прохладное - посетить их в отеле и выпить с ними сегодня вечером.
Когда тур закончился, сердце Малженицера пело. Наконец-то Америка стала для него возможной! Какими бы марсиане ни были мерзкими и жалкими, они послужили его целям. Американцы хотят высадить на Марс свою следующую экспедицию, и теперь, когда у него нашелся возможный союзник и помощник, он сможет еще в этом поучаствовать!
В отеле Джорджетта Тэтчер заявила мужу:
- Я не хочу связываться с этим человеком, Джеффри. Может, он шпион или еще что-нибудь такое.
- Лапочка, - рассудительно ответил ее муж, - да что мы такого знаем, чтобы за нами шпионить?
- Я имею в виду - не русский шпион. Может, цэрэушник. Или (IRS).
Ее муж как раз пил. Как любой американский бизнесмен, при звуке «IRS» он вздрогнул и чуть не пролил виски. Но это было лишь мгновенное замешательство.
- Нечего беспокоиться, - сказал он.
- Ну, да, - сказала Джорджетта Тэтчер. Затем, быстро меняя мнение, продолжила: - Ладно, в любом случае действительно было бы интересно узнать побольше об этом человеке. Может, я даже смогу прочесть в церкви лекцию о нем.
- Конечно, - согласился Тэтчер. Он привык к тому, что его супруга делает диаметрально противоположные заявления - за и против чего-либо нового, но затем почти всегда выбирает новизну. Джорджетта могла сбить мужа с толку, но никогда не надоедала ему.
Джефф Тэтчер не был ни дантистом, ни министром, но его отец был первым, а отец Джорджетты - вторым. Тэтчеры поженились и начали свою взрослую жизнь как раз вовремя, чтобы воспользоваться благами революции в гражданских правах. Сбережения дантиста и изощренное хитроумие министра позволили этим двоим поступить в Северо-Западный Университет, где они и встретились, а потом поженились. Ни сам Тэтчер, ни его брат не последовали по стопам отца в деле лечения зубов. Старший, Уолтер, выбрал юриспруденцию, затем политику. Он уже второй срок заседал в Палате представителей, и имя сенатора от Иллинойса даже иногда упоминалось. В финансовом смысле Джеффри даже опередил брата. Он специализировался по управлению бизнесом. Благодаря тому, что они родились тогда, когда родились, и благодаря тому, что у них были такие родители, оба брата очень скоро опередили своих предков. Джеффри вместе со своим шефом отметил день перед присуждением степени и в заключение получил отличную работу в большой корпорации, которая хотела улучшить свой имидж в смысле расового равенства.
Это событие стало переломным. Ни Джон Браун, ни Гарриет Бичер-Стоу не могли даже и представить себе, как потом сложилась жизнь Тэтчеров. Федеральное Жилищное Управление дало им ссуду в восемнадцать тысяч долларов на приобретение дома с четырьмя спальнями в северо-западном пригороде - теперь в нем был плавательный бассейн, солярий и инфляция примерно в четверть миллиона. Когда Джеффри решил начать собственное дело, Управление Малого Бизнеса ссудило ему денег, и теперь он был президентом страховой компании, с годовым доходом в шесть миллионов долларов премиальных. Пригородная методистская церковь либерально приняла в ряды своих прихожан первую чернокожую чету (но очень респектабельную чету) из тех, что жили в округе, и очень быстро избрала Джорджетту Тэтчер председательницей своего совета по общественным делам, а вскоре после этого и членом правления местной школы. Детей у Тэтчеров не было. Но они преуспевали, и у них в гараже стояли две последние модели БМВ, к тому же каждый год они отправлялись в тур по Европе.
Они сидели в баре, ожидая Малженицера - типичная пара средних лет - слишком молоды для гольфа, но слишком стары для джаза, и они это осознавали. Джеффри пил коктейль, Джорджетта взяла на пробу оузо. Она была в бледно-голубом шелковом костюме, он - в пиджаке стиля сафари блекло-песчаного цвета - оба одеты так же изысканно, как и другая пара по соседству с ними.
- Мы того гляди пропустим представление на досках,-сказала Джорджетта, наливая немного воды в бокал и глядя, как оузо становится молочно-белым. Она не жаловалась, она только еще раз напоминала.