С балкона в комнату вошел Дэнни. Я оцепенела. Дэнни? Но я думала, победила Солана...

— Я решила, что ты проиграл, — выпалила я.

— Нет, — без улыбки ответил он. — Я победил. — Его губы скривились в какой-то кислой удовлетворенной усмешке. — Теперь она не скоро сумеет изменить облик. Будет хромать домой, всю дорогу таща на себе эту старую волчью шкуру.

В нем что-то изменилось. Не физически, нет, — он остался в том же облике, какой я знала: сильные широкие плечи, каштановые волосы, глаза. Но что-то в нем... было не так.

И тут я поняла, что именно. Исчезла радость жизни.

— Я теперь очень силен, — сообщил он мне. — Сильнее, чем прежде. Ты не сумеешь сразиться со мной и победить.

— А ты попробуй, — со злостью предложила я. Хотя и знала, что, скорее всего, он прав. У него было Сердце. У меня — нет. Он победил Солану, от которой мы сломя голову убежали из глумсбе-рийской башни.

— Только если ты меня вынудишь, — ответил он.— Я уже... здорово устал от сражений. — Он потер лоб. — Солана была третьей за два дня. Самой сильной, намного сильнее первых двоих, но я теперь могу одолеть их всех.

Я сделала шаг вперед. Он настороженно следил за мной.

— Отдай Сердце, — велела я.

— Почему?

Как это — почему?

— Потому что оно не твое.

— Теперь мое.

— Нет. Ты можешь держать его у себя, но я —

Хранительница.

— Не слишком-то хорошо ты его хранила. Это был удар ниже пояса.

— Ты меня обманул. Соврал. Сказал, что я тебе нравлюсь. — Я страшно устала, все тело болело, а сильнее всего — грудь. Иначе я, наверное, не произнесла бы этих слов.

На миг он отвел глаза. Неужели у саламандр

есть совесть?

— Если хочешь знать, — сказал он, — о том, что ты мне нравишься, я не соврал.

— Как трогательно, — язвительно пробормотала Корнелия.

— Но это не помешало тебе украсть Сердце! —

Я сделала еще один шаг вперед.

— Стой, — велел он. — Не подходи ближе. Я не хочу драться с тобой, Вилл, но если...

Боль пронзила меня, как лезвие ножа. Я упала на одно колено, потом рухнула ничком на холодный каменный пол.

- Вилл! — Ко мне подбежала Тарани, попыталась поднять меня. Ирма тоже встала рядом.

— Вилл, — яростно прошептала она. — Что случилось? Он тебя ранил?

У меня в глазах защипало, но я ни в коем случае не собиралась плакать перед этим мерзавцем. Я кое-как сумела подняться на колени и отчаянно заморгала, смахивая предательские слезы.

Дэнни тоже стоял на коленях. Его лицо перекосилось от боли точно так же, как и мое.

— Больно, — пожаловался он. — Вилл, почему мне так больно?

— Оно не твое, — процедила я сквозь стиснутые зубы. — Ты должен отдать его. Иначе оно погубит тебя.

— Но оно такое красивое, — сказал он неожиданно по-детски. — Такое красивое. Его все видели. И все его хотят. Солана сказала, что первая увидела его, это она рассказала мне о нем. Но она ведь не смогла до него добраться! А я смог. Я узнал, как это сделать. И теперь они все приходят ко мне и хотят его отобрать. — На миг его лицо перекосилось от ярости. Стало уродливым. — И ты тоже! Тоже хочешь его отобрать.

И вдруг я поняла, что хотела совсем не этого.

— Нет, — прошептала я. — Я не отниму его у тебя. Но если ты отдашь мне его, я приму.

Это застигло его врасплох. Да и остальных тоже.

— Вилл! Не оставишь же ты Сердце у него! — вскричала изумленная Ирма.

Я сжалась, превозмогая боль, и кивнула.

— Оставлю. Так надо. Разве ты не понимаешь?

Сердце нельзя забрать. Его можно только отдавать и принимать, но если взять его силой, то погибнут оба — и тот, кто отнял, и тот, у кого отняли.

В холодной, пустой комнате наступила мертвая тишина.

— Погибнут? — неуверенно переспросил Дэнни.

— Да. Разве не видишь, как оно губит тебя? Разве не видишь, как гибнут саламандры и весь мир, который им положено защищать?

— Сердце не может этого сделать, — сказала Тарани. — Оно не погубит нас!

— Нас погубит не Сердце. А мы сами, своими руками. Потому что наши поступки меняют нас. Точно так же, как поступки Дэнни изменили его. Дэнни, раньше ты всегда улыбался. Я никогда не встречала такого счастливого человека. А сейчас ты счастлив?

— Нет, — еле слышно признался Дэнни. Он сел па корточки и обхватил себя руками, как будто внутри у него все болело. — Разве оно... губит тебя? — тихо спросил он. — Я не желал этого, Вилл. Честное слово.

Мне хотелось поверить ему. Наверное, в глубине души я все-таки поверила. В Дэнни не было зла. Только озорство да излишнее любопытство.

— Ты отдашь мне Сердце? — спросила я его. По его лицу пробежала дрожь, как будто он собирался изменить облик. Потом оно стало твердым.

— Я... нет. Не могу. Вилл. — Он еще крепче обнял себя. — Оно такое красивое, — прошептал он, и в его голосе было столько страсти, что я чуть не заплакала от отчаяния.

— Пошли, — сказала я подругам. — Больше мы ничего не можем сделать.

— Неужели... неужели ты просто повернешься и уйдешь? — спросила Хай Лин. — Уйдешь и оставишь ему Сердце?

-Да."

Я начала спускаться по лестнице. Я сделала то, что необходимо и правильно. Но этого оказалось недостаточно.

Когда я была на полпути к воротам, он окликнул меня.

— Вилл.

Я остановилась, но не обернулась. -Что?

— Пожалуйста... Я хочу тебе кое-что подарить. Возьмешь?

В тот же миг боль в моей груди утихла, словно Сердце снова оказалось на своем месте.

— Да, — ответила я. — Конечно, возьму. Отдать. И принять. Но не отобрать.

— Только... — умоляюще продолжил он. — Если я его подарю... ты починишь мой музыкальный центр?

Несмотря на всю усталость, меня разобрал смех.

— Посмотрим, что с ним можно сделать.

Но это, конечно же, был еще не конец. Надо было починить телегу и отвезти бедного мистера Густошерста домой, к миссис Густошерстке. Погода держалась отвратительная. Мы все простудились. Но, готовясь к отъезду из Лиллипонда, мы вдруг услышали над головой мощные раскаты, и это был не гром.

«У меня есть сила, у меня есть власть, — распевал голос Джо-Джо в миллионе миль от дома. — У меня есть музыка, у меня есть страсть».

Я рассмеялась. Наверху, в своей комнате под крышей башни, Дэнни наверняка танцевал.

— Ну, я рада, что хоть кто-то сейчас счастлив, — проворчала Корнелия.

— А ты разве не счастлива? — спросила я.

Ее хмурое лицо разгладилось. На губах заиграла улыбка.

— Да, — ответила она. — Сейчас дела идут намного лучше. — Она взмахнула рукой, и на обгоревшем склоне холма снова зазеленели деревья. Улыбка Корнелии стала шире. — Вот так мне больше нравится!

— Вилл, как ты себя чувствуешь, тебе лучше? — обеспокоенно спросила Тарани. — Там, наверху...

когда ты упала...

— Мне уже хорошо. — Мало сказать — хорошо. На миг я задумалась, и тут мне в голову пришли слова, которые намного лучше описывали, что я чувствую. Пусть это выражение не из тех, что произносят в торжественной обстановке, зато оно прекрасно отражало мое настроение: — У меня легко на сердце.

В сводчатых залах оплота Кондракара мне улыбался Оракул.

«Вот и усвоен еще один урок, - говорил он нам. -Взят еще один барьер. Вы растете, Стражницы. Взрослеете».

— Я хотела спросить... — начала я. «Что?»

— Когда вы отправите нас назад... нельзя ли немного схитрить?

«Как это - схитрить, Стражница ?»

— Ну, просто... мы ведь исчезли не несколько дней, никого не предупредив, ничего не объясняя...

«Ага. Родители».

— Одним словом... да.

«Нет нужды причинять им тревогу и боль. Хорошо, Стражница. Мы «схитрим». Время, как и пространство, здесь податливо».

И мы вернулись в тот же вечер, когда отправились в путь.

На следующий день в коридоре Шеффилдской школы я встретила Мэтта. Мучаясь угрызениями

совести, я тупо глядела на свои ботинки.