И не дрожишь, и не бледнеешь!

Или твой сын, отец, до мщенья не дорос.

Базилио.

Дитя, не оскорбляй моих седых волос.

Сильвио.

        Седые волосы, любовь и добродетель…

Не правда ли за них я должен все простить?

О, не прикажешь ли мне голову склонить

К твоим стопам, мой царь и благодетель?

Так знай: одна лишь страсть закон души моей,

        Я голос крови презираю,

И что мне власть отца, и что мне суд людей. —

Их трусости в лицо мой вызов я бросаю.

        Вас, сумасбродных стариков.

Щадить нельзя, и я на все готов —

        И перед кровью не бледнею.

        О, проучить я вас сумею

        Упрямых, старых дураков!

Базилио.

Мой сын, ты опьянен могуществом и властью.

Но знай: изменчив рок, не доверяйся счастью.

Величие царей и слава промелькнет

Как туча на заре, мгновенно потухая,

        С чела корона золотая

        И пурпур с плеч твоих спадет.

И ты останешься забытым, одиноким.

И ты очнешься вдруг, могучий, грозный царь.

В глуши немых лесов — неведомый дикарь.

И будет трон тебе казаться сном далеким…

Прости, мой бедный сын, прости на век!..

Сильвио.

                                Постой!

Что молвишь ты, старик? зловещая угроза

В душе отозвалась смятеньем и тоской…

Что если прав отец, и власть моя лишь греза.

И только снится мне, что Сильвио — дикарь

На троне золотом великий государь?

Но нет! Ведь Божий мир не призрак, не виденье.

Еще я скиптр держу, еще я грозный царь…

А если так — зачем, зачем в душе сомненье?

О, я действительность так крепко охвачу

Всем существом моим, прижму ее так смело

К груди, как теплое, трепещущее тело.

Прильну устами к ней, из рук не отпущу,

Пока в душе моей не задушу сомненье,

И не почувствую, что жизнь не сновиденье, —

А плоть и кровь… Я докажу себе,

Что я воистину король!

Уходит.

Шут (один, над трупом слуги).

                Нет, не буду унижать

Шутки вольной….

……………………………………

Я помчусь, отваги полный

Прочь из клетки золотой

Окунусь, как рыба, в волны

Жизни бедной и простой!

Царедворцев знаменитых,

Гордых рыцарей и дам

За отверженных, забытых

Бедняков, нуждой убитых.

Я так радостно отдам.

И по буграм, и по селам

Вместе с труппой кочевой.

Стану циником веселым

Я бродить в толпе людской.

По дощатым балаганам,

С арлекином полупьяным

Буду счастлив я душой.

Здравствуй, бедность, здравствуй, воля,

Аромат ночного поля,

Ястреб в небе голубом.

И грачи, и скрип телеги,

И цыганские ночлеги

За пылающим костром!..

Пир. Сильвио, кавалеры и дамы. В стороне Базилио инкогнито в черном плаще и Виночерпий.

Базилио (тихо).

                Вот яд. Но волю нашу

Исполнишь ли ты, раб?

Виночерпий.

                Царь, нет слуги верней

Меня…

Базилио.

                Так знака жди, и в чашу,

        По манию руки моей,

Ты принцу Сильвио отравы сонной влей.

В другом конце залы разговаривают двое придворных.

1-й.

Кто эта девушка, сеньор, что с принцем рядом

        Сидит на троне золотом?

        Она — царица гордым взглядом

        И повелительным челом.

2-й.

Как, вы не знаете? То лучший перл в короне;

В одном из кутежей король ее нашел

        В каком-то уличном притоне,

И, фрейлинам на зло, блудницу он возвел

        На опозоренный престол.

Беатриче (подходит к окну и откидывает завесу).

        Что боитесь вы рассвета?

        Ставни настежь распахните,

        И с зарей потоки света

        В залу душную впустите!

        Солнце, солнце! Меркнут свечи,

        Ветерок подул из окон,

        И дрожат нагие плечи,

        Золотистый вьется локон…

        Но зачем же ваши очи

        Малодушно пред зарею

        Ищут тени, ищут ночи,

Как пред грозным судиею?

        Хорошо тебе бледной блесталкою быть,

О Заря, ничего не желать, не любить.

Хорошо тебе, чистой богине

Презирать наше счастье, над миром царя,

Ты улыбкой бессмертья, заря,

        И сиять будешь вечно, как ныне.

Мы же, — мы на земле лишь мгновенье живем

Так чего нам стыдиться? Скорее возьмем

        Все, что взять только можно от жизни!

Озаряй же, денница, мне радостный лик,

Я очей пред тобой не склоню ни на миг,—

        И, не внемля твоей укоризне,

Я пороком моим насладиться спешу,

Мой кипящий бокал я до дна осушу,

        Поцелуям отдамся я смело.

Не боясь твоих чистых, холодных лучей.

А потом… Пусть потом будет пищей червей

        Молодое, цветущее тело!

Сильвио.

        О, милая! Склонюсь благоговейно,

Подобно робкому, влюбленному пажу

И на пурпурную подушку положу

Я пальцы белые руки твоей лилейной.

Вот так… А вы, рабы, сюда, сюда скорей.

Князья и рыцари, падите ниц пред ней…

Пусть кто-нибудь из вас мне мужество покажет,

Открыто выступит вперед и громко скажет:

«Я смею презирать блудницу. я честней!»

Молчание.

Вы видите, я прав, молчите вы позорно…

        Так на колени же пред ней,

        Целуйте руку ей покорно,

Целуйте все…

Беатриче.

В смятеньи пред тобой поникла я очами…

Прости, не знаю, как и чем благодарить…

Могу лишь край твоей порфиры оросить

        Горячими, безмолвными слезами…

За подвиги твои грядущие я пью,

За Сильвио — вождя я тост провозглашаю

        И чашу полную мою

        Навстречу солнцу поднимаю!

Сильвио.

За победы!..

По знаку короля Виночерпий подает Сильвио кубок с ядом, он его выпивает. После молчания.

                …Глаза застилает туман…

        Тише… слышите, ржут где-то кони…

Вот и трубы звучат, вот трещит барабан.

        И, как молния, вспыхнули брони…

Легионы, вперед! Проношусь я грозой.

        И бегут племена и народы —

Как пески пред самумом, бегут предо мной,

        И как бурей гонимые воды!

Чаша падает из его рук, и он склоняется, одолеваемый дремотой.

Я весь мир победил, я бессмертен, как бог.

        Подо мной, пресмыкаясь во прахе,

Где-то там, далеко, у подножия ног.

        Мне вселенная молится в страхе.

Выше, выше… Не видно земли, и кругом

        Беспредельное сердцем я чую.

И несут меня крылья, несут… и орлом

        Прямо в бездну я мчусь голубую!..

Засыпает.

Базилио, сбросив плащ, является в царском одеянии. Все перед ним преклоняются. Он подходит к Сильвио и снимает с него корону.