С силой колотя по воде всеми щупальцами, робот плыл к месту, от которого расходились круги.

— Аполлон! — крикнул кто-то.

Достигнув места, где Коля ушел под воду, белковый нырнул.

Ребята затаили дыхание.

Долго, очень долго на поверхности никто не появлялся. И вот с шумом, словно морж, вынырнул Аполлон. Он был один.

Продержавшись на поверхности несколько секунд, робот погрузился снова.

Шторм усиливался. Мол начинал подрагивать под ударами разъяренных волн, и после каждого удара брызги взметывались веером и падали холодным соленым дождем.

Следовало, конечно, бить тревогу, вызывать экстренную помощь, но в эти мгновения ребята словно оцепенели, настолько неожиданным было все происшедшее.

Первым пришел в себя приятель Коли. Он рванулся в сторону столбика, на котором светилась надпись: «Инфор», но его остановил дружный крик, вырвавшийся в это мгновение у остальных. Он обернулся: из воды вновь показался Аполлон. В щупальцах-клешнях, высоко поднятых над головой, он бережно держал Колю. Тело мальчика обвисло, глаза были закрыты.

Аполлон поплыл к берегу, но как-то неровно, судорожными толчками. Еще не достигнув мола, он начал медленно погружаться в воду. Порой волны захлестывали его с головой, и тогда над поверхностью оставалось только тело Коли, поддерживаемое щупальцами, да кустик антенны.

Приятель Коли наконец добрался до инфора, включил панель вызова, быстро и сбивчиво, глотая слова, рассказал о случившемся. Потом кинулся к остальным, которые цепочкой выстроились вдоль мола, несмотря на штормовые брызги, вымочившие всех до нитки.

Дружными криками ребята подбадривали Аполлона: больше ничем ему они помочь не могли.

Уже почти добравшись до берега, робот вдруг замер, остановился. Огромные круглые глаза его потускнели, а щупальца беспорядочно задергались.

Последним отчаянным усилием белковый размахнулся и точным броском — его еще успел рассчитать гаснущий мозг — бросил мальчика на кучу песка, насыпанную на краю мола, а сам медленно погрузился в воду…

Когда Аполлон, свернув в гавань, увидел, как мальчик сорвался со стрелы, он ни мгновения не раздумывал. Он не подумал в этот момент о том, что накануне робомастер запретил ему перенапряжения, сказав, что они в любой момент могут привести к необратимой гибели. Ведь его действиями теперь, как и всегда, руководили не только точный расчет, но и эмоции, заложенные в него конструктором-воспитателем. Среди них главным было чувство привязанности, любви к человеку. И не только к какому-то одному, определенному, но и ко всему человечеству в целом. Тысячи знакомых и полузнакомых человеческих лиц вдруг выплыли из возрожденной памяти и промелькнули перед Аполлоном, когда он, оттолкнувшись по-молодому спружинившими щупальцами от пирса, круто взвился вверх и нырнул в бухту, подняв целую тучу брызг.

Коля очнулся на руках у отца. Вокруг стояло множество людей, притихшие друзья теснились позади.

Отец спросил:

— Как себя чувствуешь?

— Ничего… Только ладони горят, — еле слышно прошептал Коля.

— Это понятно, — усмехнулся отец.

— И все тело болит.

— От искусственного дыхания. Скоро пройдет, не страшно, — успокоил отец.

Протиснувшись сквозь толпу, к Колиному отцу подошел старший инженер гавани. Он выглядел расстроенным.

— Товарищ начальник порта, — произнес он. — После того как водолазы его выловили, мы немедленно доставили его в центральную робомастерскую, как вы распорядились…

— Ну и что там сказали? Есть надежда? — нетерпеливо спросил старший Искра.

Коля замер.

Инженер развел руками.

— Ничего не удалось сделать.

— Кто его смотрел?

— Лучшие робомеханики гавани.

— А каков диагноз?

— Необратимо поврежден главный вита-блок. Эмоциональное напряжение, которое испытал робот, оказалось для изношенных систем губительным.

— Аполлон… — прошептал Коля и почувствовал, как на глаза его навернулись слезы.

НАХОДКА

Я никогда не представлял себе собственную жизнь без моря. Не то, чтобы я был какой-нибудь там бесстрашный морской волк, продубленный всеми нордами и вестами капитан, который только и знает, что вечно бороздить водные просторы. Нет!

Правда, я в детстве мечтал быть морским капитаном но это так и осталось неосуществленной мечтой. Однако еще с тех времен сохранилось у меня чувство, которое можно назвать неистребимой жаждой моря.

Пусть не бороздить на судне море, нет, но хотя бы жить и работать подле него. Знать, что море всегда рядом доброе, а порой и жестокое, вечно непредсказуемое.

Окончив Московский инженерно-физический институт, я долго не раздумывал над тем, куда бы хотел получить назначение, и вызвал улыбку членов распределительной комиссии, когда на их традиционный вопрос о моих пожеланиях относительно места моей будущей работы выпалил, не задумываясь:

— Куда угодно, на любой объект, лишь бы поближе к морю!

Что ж, в каком-то смысле моя детская мечта сбылась. Я живу и тружусь у моря. И есть своя закономерность в том, что именно здесь я нашел свою судьбу.

Люблю, когда выпадает свободный часок, побродить у моря, ловя его дыхание, влажное, солоноватое, то мягкое и ровное, то жесткое и прерывистое. Люблю постоять на мокрой прибрежной гальке, наблюдая за торопящимися издалека волнами.

И разве случайно именно здесь произошло событие которому суждено было наполнить всю мою дальнейшую жизнь смыслом?

Но расскажу все по порядку.

Мыс почти правильным полукругом уходил в море. Интересно, кому пришла в голову не слишком умная мысль устроить именно здесь киберсвалку? Ведь это место самой природой предназначено под причал. Теперь, когда Мировой океан по населению обогнал сушу, удобные причалы стали необходимы людям, как кислород.

Море всегда навевало на меня раздумье. Я медленно шел берегом, прибой лениво шевелил гальку, следы моих ног мгновенно наполнялись водой. На широкий лоб моря набегали белые морщины волн. Немало повидало оно на своем веку. Жаль, песок не хранит следов, он, наверное, о многом мог бы рассказать. О том, например, как проходил здесь мой коренастый пращур в свисающей с плеча медвежьей шкуре, со шрамом на виске, оставленным страшными когтями…

Быть может, именно здесь первое пресмыкающееся вылезло из теплых и ласковых морских глубин на обжигающий жесткий песок, под огненные лучи мохнатого рыжего зверя, изготовившегося к прыжку в недосягаемо высоком небе?

А может, в те времена, когда и жизни на Земле не было, на эту гладь, близ грани тверди и прибоя, опускались корабли инопланетных мыслящих существ?

Давным-давно, на заре времен, жизнь нашей молодой планеты шагнула на сушу из своей колыбели — Мирового океана.

Теперь, на очередном этапе истории, завоевав не только всю сушу Земли, но и ближний космос, человек вновь обратил взоры к морю — прародителю жизни.

Подойдя к мысу, я замедлил шаги. Отличное место выбрал Совет для перевалочного пункта. Тут круглосуточно велись работы. Вскоре и в этом месте любой, кто захочет, сможет пересечь границу двух стихий — земли и моря.

Место здесь, конечно, пустынное, и причал будет не столь грандиозным, как, скажем, в Приморске, где я окончил интернат. Работники морских хлорелловых плантаций или придонных строек, расположенных поблизости, смогут выходить здесь на берег, чтобы провести на пляже свой день отдыха.

Я представил себе сооружения, которые вырастут вскоре на мысе. Кружевная башня, излучающая ультраволны, — маяк для тех, кто находится в толще воды. Камера перехода, похожая на большой пузырь, переливающийся всеми цветами радуги. Бегущая лента с вечно мокрыми перилами, которая, начинаясь в камере перехода, веселым ручейком стекает в море…

По решению Совета, такие сооружения воздвигались на примерно равных интервалах вдоль побережий всех континентов Земли.