18.
До сих пор мои предварительные замечания имели целью подкрепить все те места Писания, которые обещают восстановление плоти. Раз в его пользу говорят столькие свидетельства добросовестных защитников (я разумею достоинства самой субстанции [плоти], силу Божью, примеры ее, основания и необходимость суда), то, разумеется, правильно будет понимать Писание сообразно этому множеству свидетельств, а не умствованиям еретиков. Умствования происходят из одного только неверия, считающего невероятным, чтобы восстановлена была субстанция, похищенная смертью. Однако ведь не говорится, чтобы этого не заслуживала сама плоть или чтобы это было невозможно для Бога или недоступно для суда. Все это, конечно, было бы невероятно, если бы не было возвещено Богом. Впрочем, если бы это и не было возвещено Богом, следовало бы самостоятельно предположить, что не возвещено потому именно, что наперед предуказано многочисленными свидетельствами. Но поскольку [эта истина] провозглашается и Божественными словами, не следует понимать ее иначе, чем того требуют свидетельства, которыми она возвещается помимо Божественных слов.
Итак, рассмотрим сначала то, под каким именем эта надежда объявлена. Я думаю, у всех перед взором одно предписание Божье: воскресение мертвых. Два веских, точных, ясных слова. К ним я намерен приступить, исследовать их и [выяснить], к какой субстанции они относятся. Когда я слышу, что человеку предстоит воскресение, то непременно выясняю, что в нем предназначено к гибели, так как воскресения ожидает только то, что прежде погибло. Лишь тот, кто не знает, что плоть гибнет вследствие смерти, может и не знать, что она поддерживается жизнью. Природа возвещает Божий приговор: Земля есть и в землю пойдешь (Быт. 3, 19), — и кто не слышит этого, тот видит, что всякая смерть есть разрушение членов. Этот жребий тела выразил и Сам Господь, когда, облекшись в эту самую субстанцию, сказал: Разрушьте храм сей, и Я в три дня восстановлю его (Иоан. 2,19). Этим Он показал, чему принадлежит разрушение, исчезновение, падение, а Кому — поднятие и восстановление. Сам Он носил в Себе душу, трепещущую смертельно (Матф. 26,38), однако не падающую от смерти; ибо Писание говорит: О теле Своем Он сказал (Иоан. 2,21). Итак, это — плоть, которая разрушается смертью и из-за «падения» (a cadendo) объявляется трупом, «падалью» (cadaver). А в отношении души слово «падать» не употребляется, ибо ее облик не разрушается. Напротив, она-то и разрушает тело, когда выходит, а входя, созидает его из земли. Не может пасть то, что входя, созидает; не может разрушиться то, что, выходя, производит падение. Скажу еще точнее: душа даже в сон не «впадает» вместе с телом, никогда не предается отдыху вместе с плотью, ибо и во сне она деятельна и тревожна. Она была бы покойна, только если бы лежала. Итак, душа не «падает» при действительной смерти, как не преклоняется и в ее подобии.
Далее, рассмотри, к какой субстанции относится и следующее слово — «мертвых». В связи с этим мы должны заметить, что еретики иногда приписывают смертность душе. И если бы, тем самым, смертная душа должна была обрести воскресение, это подразумевало бы, что она равным образом сообщит воскресение смертной плоти. Но теперь нужно связать собственное значение этого слова с обозначаемой им участью. Если воскресение относится к тому, что «упало», то есть к плоти, то к ней же относится и слово «мертвые». Ибо воскресение «мертвых» означает восстановление того, что «упало». Так мы научились от Авраама, праотца веры, мужа, удостоенного Божественной дружбы. Прося у сынов Хета места для погребения Сарры, он сказал: Дайте мне во владение у вас могилу, и я похороню своего мертвеца (Быт. 23, 4), — имея в виду плоть. Ибо для погребения души он и не искал бы никакого места, — даже если бы она считалась смертною, и действительно заслуживала названия «мертвой». Итак, если «мертвое» — это тело, то, когда речь идет о «воскресении мертвых», имеется в виду воскресение тел.
19.
Итак, рассмотрение указанных слов (разумеется, взятых в истинном значении) и их смысла должно будет содействовать тому, чтобы всякий раз очевидное одерживало верх и верным устранялось неверное, если противная сторона вносит какое-то смущение под видом символов и загадок. Ибо некоторые, встречаясь с обычным видом пророческого речения, часто, но не всегда облеченного в аллегорию и образ, дают превратное иносказательное толкование даже ясно возвещенному воскресению мертвых. утверждая, что смерть следует понимать духовным образом «Ибо знакомая всем смерть, — говорят они, — на самом деле есть не разлучение плоти и души, а неведение о Боге, из-за которого человек, будучи мертв для Бога, покоится в заблуждении, как в гро-бу. Поэтому истинное воскресение бывает тогда, когда кто-либо найдя доступ к истине, вновь обрел душу и жизнь для Бога, и, со — крушив смерть неведения, словно вышел из гроба ветхого человека, ибо Господь сравнил книжников и фарисеев с выбеленными гробами (Матф. 23,27). Отсюда следует, что те, которые верой обрели воскресение, пребывают с Господом после того, как облеклись в Него крещением». — Подобной хитростью в беседах они часто создавали у наших ложное впечатление, что и сами допускают воскресение плоти. — «Горе тому, кто не воскрес в этой плоти», — говорят они (боясь тотчас оттолкнуть наших прямым отрицанием воскресения). Но втайне, про себя, они думают ‹ Горе тому, кто, находясь во плоти, не познал еретического тайного учения», — это и есть у них воскресение. Многие, в свою очередь, признавая воскресение после исхода души, понимают его в том смысле, что восстание из гроба есть оставление мира, ибо мир — это обиталище мертвых, то есть не знающих Бога. Многие пони-мают воскресение даже как выход из самого тела, потому что тело, как гробница, крепко держит смертью мирской жизни запертую душу.
20.
И вот, дабы опровергнуть подобного рода толкования, я намерен разрушить их первооснову, а именно утверждение, что пророки все проповедовали, употребляя образы (imagines). Ибо, в таком случае, — если бы не возвещалось нечто действительное (veritates), из которого заимствовались образы, — нельзя было бы различить и сами образы. Или, лучше сказать, если бы существовали только изображения, то чем был бы предмет изображения? Зачем подносить к себе зеркало, если нигде нет лица? Так что не все — образы, но есть и действительное; не все — тени, но есть и тела, и о Самом Господе мы имеем предсказания, которые яснее любого света. Ведь и Дева зачала во чреве не образно и родила Эммануила, Бога с нами (Ис. 7, 14; Матф. 1,23), Иисуса, не иносказательно. И если Он силу Дамаска и добычу Самарии (Ис. 8, 4) должен был получить иносказательно, то на суд с пресвитерами и князьями народа (3,14) должен был прийти в буквальном смысле. Ибо волновались племена в лице Пилата и народы замышляли тщетное в лице Израиля; восстали цари земли — Ирод, и правители соединились вместе — Анна и Каиафа19- против Господа и Христа Его (Пс. 2, 1–2). Он, как овца, был веден на заклание и, как агнец перед стригущим- пред Иродом — был безгласен, Он не открывал уст Своих (Ис. 53, 7). Спину Свою Он отдавал бичам, щеки рукам, и лицо Свое не отворачивал от плевков (50,6). Он был причтен к злодеям (53,12), пронзен был в руки и ноги, допустил бросание жребия о своей одежде (Пс. 21, 17; 19), выпил горький напиток (68,22), смеющиеся кивали на Него головами своими (21,8), после того как Он был продан изменником за тридцать серебренников (Зах. 11,12). Какие тут фигуры у Исайи, какие образы у Давида, какие намеки у Иеремии? Даже великие деяния Его не предвозвещались в притчах. Или разве слепым не открывались глаза! Разве язык немых не получил дара слова? Разве сухие руки и расслабленные ноги не укреплялись? Разве хромой не скакал, как олень (Ис. 35, 5–6)? Хотя мы, обыкновенно, толкуем эти слова духовно, относя их к душевным недугам, исцеленным Господом, но они исполнились и применительно к телу, а это значит, что пророки предсказывали в том и другом смысле, причем большая часть их речений, несомненно, откровенна, ясна и свободна от всяких туманных аллегорий. Когда они провозглашают гибель народов и городов, Тира, Египта, Вавилона, Идумеи, Карфагенских судов; когда говорят о наказаниях и наградах самого Израиля, о его пленении, восстановлении и последнем его гибельном рассеянии20,- кто предпочтет здесь иносказание буквальному смыслу? События заключены в письменах, а письмена читаются в событиях. Итак, форма пророческой речи не всегда и не во всем иносказательна, но только иногда и кое в чем.