Изменить стиль страницы

Элдон Берд, физик из лаборатории военно-морских сил США, предложил нам один из самых интересных тестов. Их лаборатория занималась новым металлическим сплавом, который назывался нитинол и имел уникальное качество: скрученный и согнутый руками кусок нитиноловой проволоки в горячей воде снова приобретает первоначальную форму, да так быстро, что создается впечатление, что он выпрыгивает из воды.

Я согнул кусочек, просто слегка погладив его. Он продолжал гнуться и после того, как я убрал от него руку, до тех пор пока не согнулся до прямого угла. Берд уже был удивлен, потому что этот металл обычно сгибается в форме арки. Но самый большой шок ждал его впереди. Он положил согнутый кусочек нитинола в горячую воду. И этот кусочек молниеносно скрутился в тугую спираль, вместо того чтобы принять первоначальную форму. Тест был повторен еще несколько раз, и результаты были полностью идентичны первому опыту. Ученые до сих пор изучают, что произошло и почему.

Продолжались и эксперименты с фотографиями. Я проводил их вместе с ведущими фотографами, и каждый раз, когда я фотографировал себя через закрытый объектив, на пленке был хотя бы один отпечаток с моим изображением.

На кинопленку удалось заснять момент, когда кончик вилки отламывается от моего легкого прикосновения. Факультет физики университета Кент Стейт опубликовал научную работу Уилбора Франклина и Эдгара Митчелла по результатам исследований и экспериментов над металлическими объектами, сделанными под наблюдением при помощи электронного микроскопа. Ученые сошлись на мысли о сложной и необъяснимой пока связи „эффекта Геллера“ с физикой и телепатией. Словом, события развивались стремительно. Газеты и журналы наперебой обсуждали проблемы, связанные с моей работой. К публикациям в „Тайме“ и „Ныосуике“ прибавились статьи в журналах „Бизнесуик“, „Сайнс“, „Пари матч“, „Штерн“, „Дер Шпигель“, Физике тудей», «Хьюмен бихейвиор», «Нью-Йорк тайме мэгэзин» и другие.

Для меня это все было очень важно, потому что благодаря такому вниманию прессы некоторые ученые задумывались над тем, как построить дальнейшее исследование феномена. От многих крупных ученых последовали интересные предложения о продолжении экспериментов. Меня это радовало. Но больше всего меня радовало то, что я наконец-то избавился от чувства страха перед наукой и ее методами контроля.

К осени 1973 года я уже твердо знал, что энергии будут доказаны наукой. Хотя, конечно, пройдет еще немало времени, прежде чем она окончательно примет их. Ученым нужно было быть осторожными, и они не могли сразу и безоговорочно поверить в «эффект Геллера» и поэтому пока принимали его маленькими порциями. Так, скажем, в первой научной работе Станфордского исследовательского института было уделено внимание лишь телепатической стороне явления, несмотря на то что в процессе лабораторных опытов проявлялись самые разные эффекты воздействия на металлы.

Наша планета, мне кажется, стоит сейчас на пороге открытия совершенно новой силы. И сила эта, я надеюсь, будут служить людям в их добрых делах. Быть может, я немного наивен, рассчитывая на то, что она предназначена лишь для позитивного воздействия и ею невозможно воспользоваться в интересах зла, но тех не менее твердо придерживаюсь этого убеждения. И моя собственная практика пока подтверждает это. Вот теперь, пожалуй, пришло время рассказать читателям о событиях 9 ноября 1973 года, пожалуй самых драматичных и загадочных в моей жизни с того дня, когда я совсем еще малышом гулял в арабском садике…

Глава 17. Самое невероятное, но правда

Как бы я ни пытался рассказывать эту историю, она все равно имеет какой-то оттенок научной фантастики. И я ничего не могу с этим поделать. Поверьте, мне самому трудно свыкнуться с мыслью, что все это случилось на самом деле. Я очень долго думал, есть ли вообще смысл включать этот эпизод в книгу. Но как бы то ни было, что случилось — случилось. Время и место, о которых пойдет речь в этой истории, настоящие. Беда лишь в физической невозможности того, что произошло. Законы физики в том виде, в котором мы их знаем, отказываются объяснять эти события с точки зрения простого времени и пространства. В конце концов я решил, что, пока есть очевидцы этой истории, которые знают всю правду и могут ее подтвердить, нужно постараться изложить все подробно, в мельчайших деталях, стараясь не упустить из виду ничего существенного.

Итак, в пятницу 9 ноября 1973 года, примерно в 16 часов, я вышел из квартиры, которую снимал на Ист-сайде в Манхэтте-не, чтобы купить бинокль моему другу доктору Луису Шенкману. Я довольно быстро нашел бинокль, который мне понравился, купил его и пошел к Марии и Байрону Джанис, жившим со мной по соседству. У Марии своя мастерская в подвале дома, и там они с Шипи занимались подготовкой ее картин к выставке. Я пришел в мастерскую около половины пятого. Мы втроем немного поболтали, и после этого я с Марией отправился наверх поприветствовать Байрона. Шипи оставался в подвале, он продолжал вставлять картины в рамки. Байрон, Мария и я часто затевали долгие, обстоятельные беседы, вот и сейчас незаметно углубились в какую-то интересную дискуссию, но я вовремя вспомнил, что у меня назначено свидание с девушкой из Израиля, которую я должен был встретить в гостинице «Билтмор» в 18.30. До назначенного времени оставался всего час, а мне еще нужно было зайти в магазин «Блумингдейл», чтобы купить подарок. Потом быстренько забежать домой, принять душ и переодеться перед свиданием.

Я не помнил наверняка, когда закрывается магазин «Блумингдейл», и, попрощавшись с Байроном и Марией, отправился в сторону магазина, который находился на углу 59-й улицы и Лексингтон-авеню, буквально в нескольких кварталах от моей квартиры.

В «Блумингдейле» оказалось слишком много народу, и поэтому я пошел в магазин «Хаммахер-Шлеммер», тоже располагавшийся поблизости. Было это где-то между 17.30 и 18 часами, но точное время я не могу сейчас определить.

Восстанавливая ход событий, я потом попросил всех, кто имеет отношение к этой истории, попытаться вспомнить, что случилось с ними в эти полчаса. Мария сказала, что а вышел от них примерно в 17.00, а они с Байроном продолжали разговаривать. Через некоторое время Мария собиралась позвонить Андриа насчет какой-то книжки, которую она у него брала почитать. Сольвейг Кларк, как выяснилось, вышла с работы из здания «Дженерал моторе» тоже в половине шестого — она спешила на вокзал Гранд сентрал, чтобы не опоздать на поезд до Оссининга, куда он должен был прибывать по расписанию в 19.04. Она ехала, чтобы помочь Андриа в работе над книгой «Ури», которую он писал в то время. Другими словами, в тот момент, когда я направился в «Блумингдейл», Сольвейг была в пути на вокзал. Шипи, закончив с окантовкой картин Марии, поехал к Яше и Вернеру. Они были у себя в бюро и ждали нас с Шипи. Шипи не помнит точно, во сколько он вышел из мастерской, но предполагает, что это было в начале седьмого.

Я разглядывал витрины «Хаммахер-Шлеммера», а потом, взглянув на часы, увидел, что скоро уже шесть. Мне нужно было успеть вернуться домой, переодеться и мчаться в «Билтмор». Мне не хотелось опаздывать, и я легкой трусцой, как я это вообще часто делаю вместо физкультуры, побежал с сторону дома, который находился примерно в квартале от этого места. Часы показывали 18.05.

Андриа в это время был в Оссининге, на расстоянии около 30 миль — или приблизительно часа езды от Манхэттена на поезде или на машине. В часы пик иногда на дорогу уходило и больше времени. Как мы установили позже, он лежал в постели, смотрел вечерние новости по телевизору и собирался ехать на станцию, чтобы встретить Сольвейг, поезд которой прибывал в 19.04.

Итак, в 18.05 я побежал в сторону дома. Андриа смотрел телевизор в Оссининге, находясь на расстоянии часа пути от Нью-Йорка. Сольвейг садилась в поезд на Оссининг, где она должна была объявиться через час. Яша и Вернер ждали нас с Шипи в той части квартиры, которая служила им офисом. Мария и Байрон оставались у себя дома, после того как Шипи, закончив работу в мастерской, ушел.