Под Аахеном сводная русско-австрийская армия, предводительствуемая Блюхером, встретила сильнейшие укрепления и убийственный артиллерийский огонь, отвечать на который не было технических средств. Роман предвидел наступление и прежде всего озаботился созданием небольшого парка Макленовских пушечек [3], и союзникам пришлось на первых же порах познакомиться с невиданными доселе гранатами, любезно присылаемыми в их ряды этой грациозной артиллерией. Кроме того, Роман озаботился постройкой минометов окопного типа; их примитивные бомбы серьезно угощали нападавших. Окопная оборона с ружьями старого образца была облегчена возведением проволочных заграждений.
В октябре император прибыл с резервами в Бельгию, и Владычин произвел вооружение шестидесятитысячной армии револьверами, в конструкцию которых он внес некоторое изменение (у браунинга, подобно маузеру, прицеплялось деревянное ложе и ствол был удлинен).
Однажды за завтраком, после маневров, император спросил Владычина, не может ли Роман переехать теперь в Париж.
– Охотно, ваше величество, тем более что мне как облеченному вашим доверием надо провести в жизнь ряд мероприятий.
– Я так и думал, – благодушно кивнул Бонапарт, – я уже распорядился о помещении для вас, князь… Пале-Рояль!
Пале-Рояль!
…Урал. Екатеринбург.
Извозчик в кафтане с гофрированным задом нестерпимо потел на козлах.
– Где у вас можно остановиться? – спрашивает Роман,
– В «Полу-рояль» доведется… Способно будет Но «способно» не было. «Пале-Рояль» оказался грязной провинциальной гостиницей с клопами скверной кухней и весьма примитивными «удобствами» Пале-Рояль!
Екатеринбург – Париж. Извозчик – Император.
Рустан в дверях:
– Лошади готовы, ваше величество.
– Верховые?
– Так точно, ваше величество!…
– М-м… Подай карету, Рустан!
Индейка, страсбургский пирог, бутылка рейнвейна, фрукты, салат. Масседуан [4] – легкий завтрак, слишком тяжелый, однако, для верховой езды.
В пути Роман болтал с Наполеоном относительно императорской диеты. Ему удалось напугать мнительного Бонапарта раком желудка, и тот торжественно обещал не злоупотреблять бесцеремонным обращением с меню, вроде порции потрохов по-кайеннски после мороженого.
Приехали.
Император с восторгом смотрел на упражнения и стрельбища на полигонах.
И Роман слышал, как воинственный корсиканец бормотал в увлечении:
– Весь мир! Весь мир! Весь мир!
С такими средствами Наполеон решился вести зимнюю кампанию; к декабрю 1815 года он уже был в Берлине и расквартировал армию в Бранденбурга и Саксонии; ряд последовательных поражений, понесенных союзниками, обеспечивал спокойную зимовку. Западные княжества и государства без сопротивления присоединились к Франции. Массена, вновь примкнувший к императору, очистил Бельгию и Нидерланды; таким образом вся северо-западная Европа очутилась в руках Наполеона.
Париж праздновал падение Берлина.
Император отсутствовал, и, может быть, поэтому особенно хорошо прошел этот день…
Париж был весел, приветлив. Париж, привыкший к удачам своего деспота, – ошеломлен.
Так скоро, так легко!…
Ничто, казалось, не могло затмить славы Ватерлоо… и, однако, эта бескровная, нетрудная победа радовала и пьянила.
Париж был на улице… Он плясал, пел, дрался, сквернословил… Он двигался, этот прекрасный сумбурный город… Он жил, он цвел…
Сквозь тесные прорезы улиц, сквозь щели переулков выбирался он на площади и здесь распластывался…
Безумствовала музыка, неистовствовали крики и песни…
Уличные торговки обогащались, выкликая: «Пирожки „Берлин“! „Берлин“ с мясом! Хватайте, глотайте, пока Бонапарт не слопал! Жрите, берите за здоровье Наполеона! Горячий „Берлин“! Здесь! Здесь!»
Девочки с бульваров, дешевые куртизанки Монмартра – на сегодня изобрели новый искус… Они поднимали свои юбки выше, чем это могло бы пройти незамеченным, они показывали свои ножки и шептали:
– Взгляни, душка, на мне чулки из Берлина!… На мне панталоны из Берлина!…
7
У Талейрана банкет по случаю падения Берлина.
У Талейрана сегодня избраннейшее общество.
Государственные деятели, крупные финансисты, прелестные дамы.
Император отсутствует, и, может быть, банкет пройдет хорошо.
Дамы так не любят… Нет, нет… Так стесняются императора… Он холоден и циничен… И больно щиплется и смотрит в декольте.
Государственные деятели так не любят… Нет, нет… Так благоговеют перед императором, что им не до веселья…
Финансисты так…
– А где же, где же?…
– Этот… «князь» заставляет себя ждать. Как, однако, любезный Фуше, сказывается происхождение… Дворянин никогда бы…
– Да, да, дворянин…
– Приехать последним… На час позже обозначенного!… Для этого надо быть по крайней мере императором…
– Что ж, князь сейчас что-то вроде наместника императора в Париже… Ему можно… ха-ха\
– Выскочка! – пробормотал Талейран и вздрогнул…
– Князь Ватерлоо! – доложил лакей, и через секунду на пороге появился долгожданный гость, таинственный, знаменитый и уже ненавидимый князь Ватерлоо, министр, ученый и выскочка…
Когда кончились представления и поклоны, Роман сел в стороне.
Хрупкое кресло которого-то Людовика жалобно под ним скрипнуло.
«Я никогда не доверял этим „каторзам" [5]», – подумал Роман и улыбнулся.
К нему подошел Фуше.
– Ваша светлость! Я необычайно рад, что наконец познакомился с вами… Я столько о вас слышал… Ваши проекты… Ваши предприятия…
– О, вы слишком любезны, господин министр…
– Уверяю вас… Кстати, князь, не имеете ли вы каких-либо сведений от императора?
– Я имел сегодня депешу от его величества. Он поздравляет меня с победой и…
– Может быть, князь, вы разрешите мне взглянуть… конечно, если это не секрет…
– Пожалуйста! – недоумевающе сказал Роман.
Он протянул Фуше депешу.
«Министр полиции, – подумал он. – Профессиональные замашки!… Напрасно я дал ему депешу…»
Фуше читал: «Сердечно поздравляю вас, князь, с победой… Берлин взят. Благодарю за ваш план – он безукоризнен… Что слышно в Париже? Желаю вам здоровья и счастья… Жму руку… Наполеон».
Фуше передернуло.
Он не получил от императора поздравительной депеши. Неужели и Талейран тоже?… Это надо выяснить.
– Благодарю вас, князь, – возвратил Фуше депешу, – император очень к вам благоволит!… Лишь к немногим из своих сотрудников он так относится.
– Я счастлив, господин министр, что попал в число этих избранников… надеюсь, что и вы…
– Нет, к сожалению, нет, князь… Император иногда ошибается и расточает свое внимание людям недостойным, в то время как истинные его друзья остаются в тени, – сказал Фуше, подчеркивая каждое слово,
Роман промолчал. У него, оказывается, есть враги в Париже… Так… Это забавно! Необходимо быть настороже.
Лакей доложил о ком-то.
Роман не расслышал и обернулся. Он видел, как лицо Фуше выразило крайнее удивление.
Дама в белом отдавала обществу общий поклон.
Опершись на руку сопровождавшего ее мужчины, она пошла по залу. Была она худощава, стройна, необыкновенно изящна, темные ее глаза смотрели ясно и умно.
3
В середине XIX в., изводясь мыслью, где угодно, а все-таки допечь укрывавшегося супостата, герцог Мекленбург-Стрелицкий изобрел гладкоствольную мортиру весом в один пуд, перемещаемую во вьюке или, без затей, на солдатском горбу. Военное ведомство Николая I использовало изобретение против горцев Шамиля. По солдатскому обычаю выражаться покороче, пушка прослыла «макленом», а потом у гг. преподавателей в артшколах – «Макленовской». Первая стальная пушка в России, сталь варить у нас не умели, и болванки для «макленов» покупали в Пруссии у Круппа. Вряд ли хоть кто-то, кто страдал от огня «макленов» или таскал их на себе по горам, знал слово «грациозный», так что это определение целиком на совести авторов.
4
Масседуан – произвольная смесь, чаще всего из зелени, овощей или фруктов. Название пущено в ход французскими кулинарами под конец XVIII в. Образовано от слова «Македония» в разуменье, что держава Александра Македонского представляла собой причудливую смесь племен и народов. Вообще-то пишется через одно «с», но с двумя смотрится если не вдвое аппетитней, то вдвое иностранней.
5
От фр. «quatorze» – «четырнадцать», вычурная резная мебель в стиле Людовика XIV, не обученная выдерживать обвалы семипудовых задов и грубое обращение.