Значительное число газет на западе издается под редакциею женщин, и опять нельзя сказать, чтобы прекрасный пол отличался от грубого большею воздержанностью и изяществом выражений. Недавно, в горячий период выборов, одна издательница вылила свой гнев на своего противника следующими словами: «Я женщина и не могу оттузить эту гнусную собаку, но у меня есть сын, который заставит его понять мою точку зрения!» Какой оригинальный способ вбивать точку!

Подобного рода любезности в Америке очень часто ведут к очень чувствительным рукоприкладствам. Газеты запада большею частию наполняются различными объявлениями о новых торговых предприятиях, открывающихся отелях вроде следующих:

«Конкуренция есть душа торговли, — объявляет новый трактир, — но если ты, старый нищий, прощалыга, попадешься мне под руку, то я снесу с плеч твою глупую голову», — обращается он к конкурирующему с ним содержателю другого отеля. «Наступила новая эра, — продолжает гласить объявление. — Приходите в отель такой-то».

«Если вы голодны, мы накормим вас».

«Если вы изнемогаете от жажды, мы напоим вас».

«Устали вы, засните у нас. Скучны вы, мы утешим вас. Веселы вы, мы повеселимся с вами. Помешаны вы, мы найдем вам безопасный приют».

«Идите, идите скорее к нам!..» Словом, точно спиритская духовная телеграмма из «иной обители». Объявления печатаются в даром раздаваемых молитвенниках, налепливаются на проповеднических кафедрах и на спинах полицейских городовых; повсюду о чем-нибудь объявляется. Каждый, объявляющий о чем-нибудь в газете, непременно требует от репортера хвалебного гимна своему предприятию и унизительных отзывов о его противнике, и так как при таких условиях невозможно сделать удовольствие обеим сторонам, то редакторам часто доводится попадать в весьма опасное положение, и их тузит если не одна сторона, то другая. До дуэлей и судов в этих случаях дело обыкновенно не доходит, а ограничивается просто одною потасовкою. Кто кого осилит, тот того и оттаскает или «оттузит» (что ближе к здешнему техническому на сей предмет слову). Знатоки дела уверяют, что на западе Америки нет ни одного редактора газеты, которого когда-нибудь не «тузили». Иногда, не часто, конечно, редакторов и на порядках увечат; так, например, полгода тому назад, редактор «Техасского листка» два раза был ранен пулями, столько же раз его пыряли ножом и один раз кинули за ноги в пруд. Но судьбам все-таки угодно хранить литературного борца, и он по необыкновенным счастливым случайностям благополучно вынес все свои бедствия. Другой, издатель «Sanct-Francisco Herald'a» не был так счастлив. Его умертвила шайка негодяев, на которых он нападал в своей газете.

В южной части Индианы, у разветвления Огейо-Миссисипской и Джефферсонвиль-Индианопольской железных дорог стоит маленький, но деятельный городок Сеймур, имеющий всего около 4 000 жителей, которые преимущественно занимаются торговлею и промышленностию. Благосостоянием своим Сеймур обязан своему положению у железной дороги, способствующей деятельным сношениям города с большими центрами. В таких городках, как Сеймур, о полиции нет и помина: жители Сеймура предоставлены собственной защите. Шайка воров избрала этот город средоточием своих операций. Отсюда каждый час отходят поезда во все концы Америки, и поэтому скрыться отсюда ничего нет легче. Число преступлений росло ежеминутно, и вскоре заметили, что одно семейство, по имени Рено, владеющее великолепною фермою около Сеймура, держало в своих руках все нити этой воровской операции. Узнали также, что разбойники поклялись друг другу, что «если с головы одного из них упадет волос, превратить в пепел весь Сеймур». Один из членов семейства Рено ограбил денежный ящик. Мулату, который должен был быть свидетелем против Рено, предлагали тысячу долларов, чтобы он оставил страну, а когда он не согласился на подкуп, то его нашли мертвым на дороге из его дома в Сеймур. За недостатком свидетелей Рено был освобожден. В одном отеле Сеймура исчез путешественник, имеющий при себе большие деньги, через восемь месяцев водою соседней реки вымыло на берег его труп. Никакие судебные преследования не помогали; процессы были уголовные и подлежали решению присяжных, которые были частию подкуплены, что, как известно, к сожалению, далеко не невозможно, а частию застращены угрозами смерти. Утверждают даже, что разбойники, располагающие несметными суммами, сумели устроить так, что многие из них сами были выбраны в присяжные, и обвиненный, благодаря всем этим комбинациям, был оправдан.

Наконец, шайка стала так смела, что уже не отступала даже перед самыми дерзкими предприятиями. Она нападала на поезда железных дорог, проникала в экспрессные вагоны, в которых в Америке перевозят огромные суммы дня, убивала агентов, везущих деньги, и скрывалась. Так, однажды вечером, один поезд, состоящий из локомотива, тендера, экспрессного вагона и двух пассажирских вагонов, остановился у станции, чтобы набрать воды; не успел кондуктор сойти с вагона, как четыре разбойника повалили его, вскочили на поезд, отцепили пассажирские вагоны и умчались с локомотивом и экспрессным вагоном. За полмили от Сеймура они остановились, взяли находящиеся в вагоне 96 тысяч долларов и, убив везшего эти деньги агента, ушли. Через несколько времени произошло новое, еще более открытое нападение на поезд железной дороги, во время которого несколько главных разбойников и между ними два брата Рено были арестованы. Все эти происшествия навели ужас на жителей Сеймура и его окрестностей; никто не мог считать безопасным не только свое имущество, но и самую жизнь свою. Тогда ввиду черепашьего хода судебных следствий и образовалось в тишине «Vigilance Comittee» — общество с целию взять суд в свои собственные руки и самим у себя водворить порядок и безопасность, и начались новые сцены, одна мрачнее другой. В продолжение нескольких месяцев «Vigilance Comittee» предало казни десять человек; члены этого общества, замаскированные, кидались даже на правительственных агентов, перевозящих пойманных разбойников из одной тюрьмы в другую, отнимали злодеев и сами чинили над ними свой немедленный и безотлагательный суд и расправу, то есть вешали на первом попавшемся дереве. От мщения этого тайного общества, каравшего разбой, никто не мог скрыться; оно настигало заподозренного, где бы он ни находился, и спасения ему не было. В настоящее время в Сеймуре так спокойно и честно, что можно положить на ночь на пороге дома целый капитал и быть уверенным, что найдешь его на другой день нетронутым.

В Америке происходит много таких вещей, которые даже вовсе непонятны европейцам. Так, например, здесь в ходу торговля церквями. Постройка церкви в Америке такое же честное или чисто коммерческое предприятие, как и всякое другое, и так же точно может повести к обогащению или к банкротству, после которого пастор церкви берет свой посох и идет искать нового счастья в другом месте. Случается иногда, что община, которой принадлежит церковь, мало-помалу выселяется в другую часть города, и тогда ее церковь, сделавшись для нее слишком отдаленною и потому неудобною, продается. Нередко после такой продажи церковное здание получает и совершенно иное назначение. Например, церковь Chamber Street в Нью-Йорке после продажи ее была обращена в магазин, а подвал ее в водочный склад. Другая, в Таможенной улице, проданная сначала за 27 000 долларов и потом перепроданная за 45 000, теперь служит аукционною залою. Бродвейская Tabernacle Church была продана за 100 000 и превращена в театр, а церковь Мессии в Бродвее теперь конюшня одного миллионера. В Америке существует поверье, что начать коммерческую карьеру торговлею церквами значит заручиться на всю жизнь непобедимым счастьем, и, конечно, есть несколько случаев, где это поверье оправдалось. Церковь в Дейстрите была куплена торговцем масла, который, устроивши в ней склад товаров, имел огромные барыши. Две церкви в Мурраистрите принесли также огромные доходы своим покупщикам. Один бедный кузнечный подмастерье, теперь владетель лучшего цветочного заведения в Нью-Йорке, говорит, что ему улыбнулось счастие с тех пор, как он купил и перепродал старую церковь в Liberty Street. Вот вам практичность наших заатлантических братий; а у нас некий радивый об интересах казны градоправитель распорядился было произвесть торги на продажу с аукциона плетей, которыми, до отмены телесного наказания, секли людей палачи, и клейма, которыми они клеймили. В литературе по этому поводу раздался такой свист и шиканье, что с тех пор так даже и не знаем, что его превосходительство изволили сделать с этими инструментами? Немалая в самом деле задача: куда же, однако, деть эти «казенные вещи»? Если торги на продажу их невозможны, то не благоразумно ли и не выгодно ли будет отправить их к нашим заатлантическим братьям, где все продается и где, быть может, упомянутые «казенные вещи» теперь и пригодятся для убеждения новых русских подданных республики, недовольных, что американские братья отнимают у них их собственность.