Изменить стиль страницы

18 июня 1921

Коктебель

ТЕРРОР

Собирались на работу ночью. Читали
                                          Донесенья, справки, дела.
Торопливо подписывали приговоры.
                                          Зевали. Пили вино.
С утра раздавали солдатам водку.
                                          Вечером при свече
Выкликали по спискам мужчин, женщин.
                                          Сгоняли на темный двор.
Снимали с них обувь, белье, платье.
                                          Связывали в тюки.
Грузили на подводу. Увозили.
                                          Делили кольца, часы.
Ночью гнали разутых, голых
                                          По оледенелым камням,
Под северо-восточным ветром
                                          За город в пустыри.
Загоняли прикладами на край обрыва.
                                          Освещали ручным фонарем.
Полминуты работали пулеметы.
                                          Доканчивали штыком.
Еще недобитых валили в яму.
                                          Торопливо засыпали землей.
А потом с широкою русскою песней
                                          Возвращались в город домой.
А к рассвету пробирались к тем же оврагам
                                          Жены, матери, псы.
Разрывали землю. Грызлись за кости.
                                          Целовали милую плоть.

26 апреля 1921

Симферополь

КРАСНАЯ ПАСХА

Зимою вдоль дорог валялись трупы
Людей и лошадей. И стаи псов
Въедались им в живот и рвали мясо.
Восточный ветер выл в разбитых окнах.
А по ночам стучали пулеметы,
Свистя, как бич, по мясу обнаженных
Мужских и женских тел.
                                          Весна пришла
Зловещая, голодная, больная.
Глядело солнце в мир незрячим оком.
Из сжатых чресл рождались недоноски
Безрукие, безглазые… Не грязь,
А сукровица поползла по скатам.
Под талым снегом обнажались кости.
Подснежники мерцали точно свечи.
Фиалки пахли гнилью. Ландыш — тленьем.
Стволы дерев, обглоданных конями
Голодными, торчали непристойно,
Как ноги трупов. Листья и трава
Казались красными. А зелень злаков
Была опалена огнем и гноем.
Лицо природы искажалось гневом
И ужасом.
                                          А души вырванных
Насильственно из жизни вились в ветре,
Носились по дорогам в пыльных вихрях,
Безумили живых могильным хмелем
Неизжитых страстей, неутоленной жизни,
Плодили мщенье, панику, заразу…
Зима в тот год была Страстной неделей,
И красный май сплелся с кровавой Пасхой,
Но в ту весну Христос не воскресал.

21 апреля 1921

Симферополь

ТЕРМИНОЛОГИЯ

«Брали на мушку», «ставили к стенке»,
                                          «Списывали в расход» —
Так изменялись из года в год
                                          Речи и быта оттенки.
«Хлопнуть», «угробить», «отправить на шлёпку»,
                                          «К Духонину в штаб», «разменять» —
Проще и хлеще нельзя передать
                                          Нашу кровавую трепку.
Правду выпытывали из-под ногтей,
                                          В шею вставляли фугасы,
«Шили погоны», «кроили лампасы»,
                                          «Делали однорогих чертей».
Сколько понадобилось лжи
                                          В эти проклятые годы,
Чтоб разъярить и поднять на ножи
                                          Армии, классы, народы.
Всем нам стоять на последней черте,
                                          Всем нам валяться на вшивой подстилке,
Всем быть распластанным с пулей в затылке
                                          И со штыком в животе.

29 апреля 1921

Симферополь

ГОЛОД

Хлеб от земли, а голод от людей:
Засеяли расстрелянными — всходы
Могильными крестами проросли:
Земля иных побегов не взрастила.
Снедь прятали, скупали, отымали,
Налоги брали хлебом, отбирали
Домашний скот, посевное зерно:
Крестьяне сеять выезжали ночью.
Голодные и поползни червями
По осени вдоль улиц поползли.
Толпа на хлеб палилась по базарам.
Вора валили на землю и били
Ногами по лицу. А он краюху,
В грязь пряча голову, старался заглотнуть.
Как в воробьев, стреляли по мальчишкам,
Сбиравшим просыпь зерен на путях,
И угличские отроки валялись
С орешками в окоченелой горстке.
Землю тошнило трупами, — лежали
На улицах, смердели у мертвецких,
В разверстых ямах гнили на кладбищах.
В оврагах и по свалкам костяки
С обрезанною мякотью валялись.
Глодали псы оторванные руки
И головы. На рынке торговали
Дешевым студнем, тошной колбасой.
Баранина была в продаже — триста,
А человечина — по сорока.
Душа была давно дешевле мяса.
И матери, зарезавши детей,
Засаливали впрок. «Сама родила —
Сама и съем. Еще других рожу»…
Голодные любились и рожали
Багровые орущие куски
Бессмысленного мяса: без суставов,
Без пола и без глаз. Из смрада — язвы,
Из ужаса поветрия рождались.
Но бред больных был менее безумен,
Чем обыденщина постелей и котлов.
Когда ж сквозь зимний сумрак закурилась
Над человечьим гноищем весна
И пламя побежало язычками
Вширь по полям и ввысь по голым прутьям, —
Благоуханье показалось оскорбленьем,
Луч солнца — издевательством, цветы — кощунством.