Глава 12
Нельзя сказать, чтобы качество видеозаписи было очень хорошим, но, учитывая состояние Балясина во время съёмки, достаточно удовлетворительное. Во всяком случае, после нескольких секунд вполне понятной дрожи и ловли резкости, изображение стало вполне различимым.
На экране телевизора была та же улица, которую, меньше часа назад, Колапушин и Немигайло видели из окна офиса. Только ракурс был чуть-чуть другим, наверное, Балясин снимал из окна своего кабинета. И время дня было другое — яркий солнечный день, а сейчас уже был вечер.
Порыскав, камера поймала странную фигуру. Старуха в чёрном, похожем на монашеское одеянии стояла на противоположной стороне улицы и явно смотрела прямо в окно кабинета. Её руки производили непонятные быстрые движения, как будто крутили что-то мелкое или перебирали чётки — разобрать было невозможно.
Что делала старуха руками так и осталось неизвестным — Балясин воспользовался трансфокатором и лицо в кадре начало укрупняться, до тех пор, пока не заняло весь экран.
Страшное, похожее на лицо какой-нибудь старообрядческой игуменьи, или на старинную тёмную икону, ещё византийской работы. Низко, по-монашески, повязанный платок. Большой крючковатый нос, впалые аскетические щёки, тяжёлый подбородок — всё это было коричневато-оливкового оттенка, угловато, словно грубо вытесано топором из куска старого дерева. Густые, кустистые брови нависли над небольшими колючими глазами, неотрывно глядящими прямо в камеру. Этот исступленный взгляд бросал в дрожь. Бесцветные, сухие губы непрерывно шевелились. Что они выговаривали — молитву, заклинания, проклятия?
Кадр задрожал и оборвался; после секунды мельтешения чёрно-белых точек на экране пошла старая запись: смеющаяся Шаманка на каком-то загородном пикнике.
Капсулев нажал кнопку на пульте и, поражённый, повернулся к сыщикам.
— Я этого раньше не видел. Я думал — галлюцинации у него.
— Значит, он вам про неё говорил?
— Говорил, но он столько ахинеи всякой нёс, в последнее время, что, если честно, я ему просто не поверил.
— Вам нужно было нам сразу всё это рассказать — упрекнул Колапушин.
— Чтобы вы приняли бы меня за ненормального.
Подумав, Колапушин вынужден был с этим согласиться.
— Но вы же нормальный, образованный человек, кандидат наук. Вы задавали себе вопрос: что стоит за всеми этими старухами, ведьмами, проклятьями?
— Задавал и не раз, но ответа так и не получил.
Волнуясь, Капсулев отошёл к дальней стене своей небольшой гостиной. На ней висели, плохо различимые при слабом свете небольших бра, несколько фотографий, в тёмных лакированных рамках. На одной из них можно было угадать молодого длинноволосого Евгения Балясина с гитарой в руках.
— Хорошо — сказал Колапушин — давайте по порядку. С чего всё началось?
— Он влюбился в Варю Шаманку.
— Он не собирался уйти от этой своей… — похоже, Немигайло собрался завернуть какой-то длинный, сложносочинённый период, но Капсулев ответил с хода, не дожидаясь окончания фразы:
— От Анфисы? Вряд ли. Она сильная баба, держала его крепко. Она сама грозила разводом, домой его не пускала.
— С властями, после аварии, у него неприятностей не было? — Колапушин упрямо возвращался к Шаманке — За то, что он ей, пьяной, ключи от машины дал?
— Да, нет — равнодушно пожал плечами Капсулев — он, ещё с полгода назад, сделал ей доверенность. И доверенность и права были в её сумочке. Так, вызвали пару раз, вот и всё.
— А сам себя он винил в её смерти?
— Да. Это стало его кошмаром. Он часами слушал её песни. Совесть его, конечно, мучила.
— Рыбки-то, почему сдохли? — неожиданно вспомнил Немигайло — Их тоже совесть замучила?
— Дались тебе эти рыбки! — Колапушин не скрывал досады; мысль никак не давалась в руки — даже ухватиться было не за что.
— Музыка их угробила, я вам говорю! Этот «бум-бум». Вспомните, как вы сами чуть не оттопырились там!
— Егор, я тебя очень прошу, помолчи. — Колапушин начал злиться не на шутку. — Дай спокойно всё выяснить. Без тебя голова гудит. — он опять повернулся к Капсулеву — Так, и что дальше?
— Потом он вообразил, что Варька его заколдовала. Он вычитал в какой-то книге, про чёрную магию, что ведьмы записывают заклятье и прячут его в доме жертвы. Стал искать…
— И нашёл.
— Нашёл.
Поколебавшись, Капсулев сунул руку в карман висевшего на стуле пиджака и, вытащив бумажник, вынул из него небольшую сложенную вчетверо жёлтую бумажку. Смущённо улыбнувшись, он отдал её Колапушину.
— Значит, вот где она была — задумчиво протянул Колапушин, пока не разворачивая листок. — Почему вы её сохранили?
Капсулев пожал плечами. По нему было видно, что он и сам толком не понимает, зачем сунул записку в бумажник.
— Я у него тогда забрал. Выкинуть хотел…
Немного помедлив, Колапушин развернул бумажку и задумался, пытаясь постигнуть тайный смысл написанного. Немигайло, сгорая от любопытства, попытался завладеть этим тайным заклинанием, но Колапушин отвёл руку назад.
— Её почерк?
Капсулев подтверждающе кивнул.
— Я прочту?
— Если не боитесь — Капсулев попробовал иронически усмехнуться, но это у него, как-то, не очень получилось — Минздрав не рекомендует.
Колапушин не испугался. Подойдя поближе к свету, и отставив руку он, негромко и внятно, без всякого выражения прочитал загадочный текст:
Колапушин и сам не ожидал, что эти слова, произнесённые вслух, окажут, вдруг, такое ошеломляющее впечатление. У него непроизвольно опустилась рука, в которой он держал заклинание. Капсулев, как-то съёжился, а на лице Немигайло, выпучившего в изумлении глаза, появилось характерное выражение, словно он собрался произнести традиционную матерную фразу, выражающую крайнюю степень потрясения.
— Всё-таки, господин Капсулев — после паузы, Колапушин вернулся к невыяснённому вопросу, — почему вы оставили это у себя? Сами-то, не боялись?
— Нет. Я, всё-таки, нормальный образованный. Понимаете, — он кивнул на телевизор — этого же не должно быть. Я хотел разобраться…
— И, что же?
— Капсулев развёл руками, показывая, что ответа у него нет.
— Арсений Петрович, — наконец, прорезался изумлённый голос Немигайло — и старуха чёрная была. И рыбки сдохли!
— Голос Бога тоже упоминался, — согласился Колапушин.
— А, вот, колокола не было. И матросы за борт не сигали без причины. Может нужно сегодняшние мировые новости послушать?
— Ты ещё про город забыл. Слушай, давай сами не будем сходить с ума, ладно?
Нервно прохаживаясь по комнате, Колапушин, снова и снова, перебирал в уме самые различные варианты. Картина не получалась. Все фрагментики упрямо складывались в то, чего быть не может. Непонятно было, даже, о чём спрашивать Капсулева. Впору самому было в церковь идти и свечку ставить.