― Расскажите мне, ради бога, в чем дело?

― Ладно, когда вы не пришли, девочка начала тревожиться. Я в это время делал стойку вокруг ресторана и она попросила меня отнести вам записку. Я обещал. Но в этот день я выпил и целую неделю после этого не дохнул трезвым воздухом. Когда я вернулся снова, я сказал ей, что видел вас и передал записку и что вы тотчас же придете.

― Прости вас небо за это.

― Да, это то, что я повторяю себе теперь. Да только поздно. Ну, неделя прошла, вы не показывались, а в это время Локасто жестоко преследовал ее. Она вся как будто заострилась, побледнела, и я видел: что она плачет почти все ночи. Тогда она дала мне другую записку и заплатила мне сто долларов, чтобы отнести ее вам. Я сказал, что на этот раз она может положиться на меня. Я обратился в скачущего козла и пустится в путь. Черный Джек, должно быть, подслушал, потому что он встретил меня за городом и обвинил в том, что я взял поручение. Затем он накинулся на меня, как дикий зверь, и отделал здорово и чисто. Но я прищемлю его теперь.

― Где записки? ― закричал я.

― В кармане моего платья. Прикажите сиделке принести мое платье и я дам их вам. ― Сиделка принесла платье, но маленький человек был слишком слаб, чтобы двинуться. ― Пощупайте во внутреннем кармане.

Там лежали записки, очень мелко сложенные и написанные карандашом. Я почувствовал в сердце странную слабость и мои пальцы задрожали, когда я вскрывал их.

Тут была первая.

«Мой любимый мальчик, почему ты не пришел? Я была готова для тебя. О, это было такое ужасное разочарование. Я плакала с тех пор каждую ночь, пока не засыпана. Не случилось ли с тобой чего, дорогой? Молю тебя, напиши или пошли весточку. Я не могу вынести этой неизвестности. Твоя любящая Берна».

Смутно понимая, тупо, почти механически я прочитал вторую.

«О, приди, мой дорогой мальчик. Я в серьезной опасности. Он сделался отчаянным. Клянется, что, если не сможет овладеть мной честным путем, то добудет подлостью. Я ужасно боюсь. Почему тебя нет здесь, чтобы защитить меня?

Почему ты не пришел? О, дорогой мой, сжалься над своей бедной маленькой девочкой. Приди скорее пока еще не слишком поздно…»

Она не была подписана.

Боже, я должен тотчас же пойти к ней. Я достаточно хорошо чувствую себя. Я совершенно здоров. Почему бы им не отпустить меня к ней. Я поползу на четвереньках, если будет нужно. Я силен, так силен теперь.

Ха, у меня осталась одежда Червяка. Это было после полуночи. Сиделка как раз кончила свой обход. В палате все было так тихо.

Чувствуя дурноту, я встал и натянул на себя потертое, засаленное платье. Тут были больничные туфли.

Я должен надеть их. Обойдусь без шляпы.

Я вышел на улицу и смешался, с толпой, ловя на себе взгляды; ни никто не задержал меня. Я пришел в ресторан. Но ее там не было. Ах, хижина на холме! Я был слабее, чем думал. Несколько раз, почти теряя сознание, я останавливался и удерживался на ногах, цепляясь за молодое деревцо. Но ужасное предчувствие грозившей ей опасности вновь охватывал меня и придавало новые силы. Много раз я спотыкался, ушибался об острые камни. Один раз я пролежал довольно долго в полуобмороке, не зная, буду ли в состоянии встать. Я качался, как пьяный. Дорога казалась бесконечной, но все же, спотыкаясь, падая, я наконец добрался до хижины.

В передней комнате горел свет. Кто-то во всяком случае был дома. Еще только несколько ступенек. Но я снова упал. Я помню, что ударился лицом об острый камень. Потом на руках и на коленях подполз к двери.

Я поднялся и заколотил сжатыми кулаками. Внутри была тишина, потом послышалось оживленное движение. Я постучал снова. Откроют ли они когда-нибудь дверь? Наконец она поддалась внутрь с неожиданностью, которая заставила меня влететь в комнату.

Растянувшись я увидел над собой мадам. Она узнала меня и вскрикнула. Удивление, страх, ярость боролись на ее лице. «Это он», ― закричала она. «Он». Из-за ее плеча выглядывало страшно испуганное, очень бледное лицо ее дрожащего мужа.

― Берна, ― хрипло задыхаясь, произнес я. ― Где она? Я хочу Берну. Что вы делаете с ней, вы дьяволы? Отдайте ее мне. Она моя, моя нареченная невеста. Пустите меня к ней, говорю я.

Женщина загородила дорогу.

Я сразу почувствовал, что воздух был насыщен странным запахом, запахом хлороформа. Обезумев от страха, я ринулся вперед.

Тогда амазонка пришла в себя. С криком ярости она ударила меня. Они оба неистово набросились на меня. Я боролся, дрался; но я был слаб, они начали оттеснять меня и выбросили за дверь. Я услышал, как щелкнул замок. Я был снаружи… Я был бессилен. Но за этими бревенчатыми стенами… О, это было ужасно, ужасно. Неужели такая вещь могла случиться на свете? И я ничего не мог сделать. Я снова почувствовал себя сильным и побежал кругом, к задней стене хижины. Она была там, я знал это. Я бросился к окну и налег на него. Зимняя рама еще не была выставлена. Крах. Я прорвался сквозь два стекла. Я жестоко порезался и кровь сочилась из множества ран, но зато я был наполовину в комнате. Там, в грязном мутном свете, я увидел лицо, враждебное, искаженное яростью лицо моего бреда. Это был Локасто.

Он обернулся на треск. С проклятием он бросился ко мне. Затем, пока я висел наполовину по ту сторону окна, он схватил меня за горло. Напрягши всю свою силу, он втащил меня в комнату, затем безжалостно выкинул наружу на камни.

Я поднялся, шатаясь, обливаясь кровью, ослепленный, изнемогающий, лишенный речи, и слабо поплелся прочь. Силы оставили меня. О, боже поддержи меня. Помоги мне спасти ее.

Тут я почувствовал, что свет затмился. Я покачнулся и уцепился за стену: я упал.

Я так и остался лежать призрачной бессознательной грудой.

Я проиграл.

Книга четвертая

В ВОДОВОРОТЕ

Глава I

Нет, нет, я совсем здоров. Прямо, здоров. Пожалуйста, оставьте меня одного. Вы хотите, чтобы я смеялся? Ха! Ха! Вот так, хорошо?

― Нет, совсем не хорошо. Очень далеко до хорошего, мой мальчик, и тут-то именно вам придется собраться с духом, для сердечного разговора с вашим дядюшкой.

Это происходило в большой хижине на Золотом Холме, и Блудный Сын обращался ко мне. Он продолжал:

― Теперь послушайте, дитя. Когда дело касается до выражения чувства, я достоин детского сада; когда приходится держать высокопарные речи, я то и дело сбиваюсь. Но когда нужно быть верным товарищем, опорой, тогда нечего искать меня ― я тут. С той самой минуты, как мы отправились в путь, я сильно привязался к вам. Вы всегда были отзывчивы ко мне и не будет дня, чтобы вы не могли поесть по моему обеденному талону. Мы вместе проделали путь треволнений. Вы всегда были готовы поднять самый тяжелый конец бревна. И когда бог старался как мог растереть человека в желток, вы оставались белым насквозь. Послушайте, дружище, мы побывали вместе в тяжелых местах, прошли через тугие времена и теперь пусть у меня отнимется язык, если я буду стоять рядом и смотреть, как вы катитесь вниз, а дьявол смазывает рельсы.

― О, я вполне здоров теперь, ― запротестовал я.

― Да, вы вполне здоровы, ― повторил он мрачно. ― Вы олицетворенный «вполне здоровый человек». Это зацепка для вас. Я видел уже таких «вполне здоровых людей», попадавших по кратчайшему пути в костяной склад. Вы вполне здоровы. Однако за последние два часа вы сидели с этим вашим видом: «передайте последний привет моей матери» ― и не обращали на веселое пламя моей болтовни ни малейшего внимания. Вы едите не больше больного воробья и часто по ночам не закрываете ни одного глаза.

Вы выглядите хуже дьявола в бурю. Вы потеряли свою хватку, мой мальчик. Вас не интересует больше, идут ли в школе занятия, и, право, не будь ваших друзей, вы бы очень охотно совершили кратчайший переход через Великий Перевал.

― Вы немного торопитесь, старина.

― О, совсем нет. Вы сами знаете, что равнодушны ко всему. Вы вбили себе в голову, что жизнь есть род каторги, которую вам осталось только отбывать. Вы не ждете больше от нее никакой радости. Посмотрите на меня. Каждый день для меня солнечный. Если небо голубое, оно нравится мне, если оно серое ― я люблю его не меньше. Я никогда не терзаюсь. К чему это? Вчера умерло, завтра всегда будет завтра. Все мы имеем «сегодня» и наше дело прожить его так, как только мы умеем. Вы тратите столько же пара на квадратный дюйм терзаний, сколько понадобилось бы на квадратный ярд тяжелой работы. Выкиньте тоску и вы получите несравненную программу.