Да, несомненно, биологическая подоплека наркоманий — сам принцип устройства эмоционального аппарата — ловушка Двуликого Януса.

Где истоки пагубной страсти отчаянных валериано-манов — котов? Какой смысл в этом влечении, заставляющем опьяненных животных исступленно кататься на месте, где пролито несколько капель настойки? Надо думать, кошки до приручения их людьми не встречались с валерианой в природе, иначе они бы не выжили. Это испытанное, безобидное для людей успокоительное за-(мавляет кошек неистовствовать и забывать обо всем, как олдзовских крыс — электрод, вживленный в мозговой Рай. Чем это объяснить? Думается, только тем, что молекула валерианы обладает сильнейшим химическим тяготением к кошачьему мозговому Раю. Это случайное природное совпадение, очевидно, ждало своего часа. Не является ли слабое валериановое успокоение человека — приглушение Ада — бледной тенью оргии Рая у кошек?

В своей книге «От пчелы до гориллы» Реми Шовен рассказал об одном роковом пристрастии муравьев — ломехузомании. В муравейник с корыстными целями забираются крошечные жучки-ломехузы. Трудно себе представить более коварное насекомое. «Ломехуза всегда готова поднять задние лапки и подставить трихомы — влажные волоски, которые муравей с жадностью облизывает. Он пьет напиток смерти. Привыкая к выделениям трихом, рабочие муравьи обрекают на гибель и себя и свой муравейник. Они забывают о превосходно налаженном механизме, в котором были колесиками, о своем странном крошечном мирке, о тысяче дел, над которыми нужно корпеть до самого конца, для них теперь не существует ничего, кроме проклятых трихом, заставляющих их забыть о долге и несущих им смерть...»

Читая о муравьях, так и видишь людей. От ломеху-зоманов-муравьев, через слонов и обезьян, разыскивающих опьяняющие плоды в джунглях, идет прямая био логическая линия к курильщику опия, сидящему в тайном притоне, к горькому пьянице, валяющемуся под за бором...

Основной механизм тот же, только у животных он работает обнаженно, в чистом виде, а у людей всегда включен в хитросплетения социальных отношений и личных судеб.

Немалую роль играет врожденная индивидуальная предрасположенность. Есть люди, становящиеся наркоманами буквально «с одного укола», и есть люди, для которых стать наркоманами или алкоголиками практически невозможно. Эю два крайних полюса, определяемые, видимо, крайними пределами индивидуальной химической чувствительности мозга. Между этими крайними полюсами — гамма постепенных переходов. (Такой статистический ряд из индивидуальностей, от крайности через «среднюю норму» до другой крайности, можно, вообще говоря, построить по любому человеческому качеству, будь то объем бицепсов или обыкновенная порядочность.) Средний, обычный человек имеет, видимо, и среднюю дозу, при которой возникает угроза наркомании.

Но, кроме индивидуальной химической чувствительности и силы самого наркотика, имеют значение и общее состояние психики и организма в отрезок времени, когда возникло пристрастие, и степень общей психической неуравновешенности, и, конечно, условия жизни, воспитание, стечение обстоятельств.

У наркомании (и алкоголизма в первую голову) — масса внешних и внутренних физиономий. Один пьет потому, что у него без этого болит голова, и это не только оправдание, это правда. Другой — потому, что, только выпив, ощущает себя физически полноценным мужчиной (и это тоже правда, пока не наступает алкогольная импотенция). Третий — потому, что не находит нужным отказывать себе в удовольствии. Четвертый — потому, что пьют те, с кем ему приходится общаться. Пятый — потому, что скверное настроение и вообще...

Если же отвлечься от калейдоскопа индивидуальностей (при лечении от него отвлекаться нельзя), то мы увидим два главных этапа на маятнике райско-адской оси, между двумя физиономиями Двуликого Януса.

Первый этап: «Выигрыш во что бы то пи стало». Только на это время, очень важное, решающее, я буду принимать стимулятор. Надо столько сделать, столько успеть, теперь или никогда. Надо поставить рекорд, сделать жизнь. Потом, конечно, брошу... А сейчас я должен быть на высоте, и только это средство даст мне необходимый подъем сил. Успокоительные таблетки нужны мне, чтобы быть рассудительным и хладнокровным, чтобы свободно общаться и с легкостью делать свои дела. Да, я сознательно выпиваю, чтобы чувствовать себя уверенно и раскованно, чтобы сбрасывать балласт сомнений...

Максимизация Рая и минимизация Ада с самого начала сливаются, но на первом этапе мотив максимизации преобладает. Однако Ад тут как тут: его скрытая избыточность выступает тем явственнее, чем сильнее расходуется избыточность Рая.

Все вещества, резко и быстро меняющие внутренний баланс Ада и Рая, могут вызывать опасное пристрастие Учащаются случаи пристрастия к снотворным, к безобидным на первый взгляд успокаивающим, к стимуляторам, к крепчайшему чаю и кофе. Бальзак был, по-видимому, одним из первых кофеиноманов и, наверное, не самым тяжелым, потому что случаи психических нарушений от кофеиномалин появились лишь в последние годы

Пристрастие начинается с малоопределенного ощущения «мне плохо» (говорит Ад). А память тут же услужливо подсказывает испытанный выход «мне плохо без этого» Вот и влечение. Все меньше задержек самоконтроля, с каждым приемом зловещий путь проторяется. Возникает зависимость* алкоголики — это люди, которые уже не сами распоряжаются своим желанием вы пить, а желание выпить распоряжается ими

Второй признак — приходится с каждым разом повышать дозы Одно из возможных объяснений организм приспосабливается к яду, нейтрализует его Другое, более вероятное: химическое топливо Рая при искусствен ном подхлестывании начинает перегорать. Искусственное топливо вытесняет естественное, портятся не только кратковременные оперативно-тактические системы, но недолговременные, стратегические, и поэтому Ад действует все сильнее, все дольше Беч поддержки извне Рай отказывается работать Все большие дозы требуются, чтобы подхлестывать его, и в конце концов он, как загнанный конь, сдает окончательно

Наступает второй этап- «из двух зол меньшее», где главный мотив — минимизация Ада Водка (наркотик) не дает приятного возбуждения, не веселит уже, просто оглушает, расквашивает, но без этого я и вовсе не человек: худо мне, слабость, тревога, черно, свербит, жжет, разрывает, об этом все мысли И без этого плохо, и от этого плохо, но с этим хоть чуточку забываешься, притупляешь невыносимость. Каким угодно способом добыть, спастись, только спастись — сейчас, сию минуту, а там будь что будет .

В этой стадии многие наркоманы говорят, что им не хочется жить, что они мечтают лишь об одном ничего не чувствовать.. Наркоман опускается, деградирует и идет на все, лишь бы достать наркотик. Открывается путь к преступлению. Наркоманы часто заменяют одно средство другим, и это еще одно доказательство, что дело не столько в химии самого наркотика, сколько" в нарушении химического баланса мозгового Рая и Ада.

Страшны и унизительны все наркомании, но безумнее всех, конечно, те, в которых наркотический голод наиболее связан с химическим балансом Ада и Рая. Судя по всему, именно такое прямое попадание имеет сильнейший из наркотиков — героин, наркотик одной дозы. Видимо, он бьет прямо в Рай, с огромной силой сжигая его нейронное топливо, и так же, наверное, действует алкоголь на наследственных «ядерных» алкоголиков.

Однако связь между действием вещества и химией Рая и Ада не всегда прямая. Кофеин сам по себе едва ли сильно действует на райские центры (наоборот, в больших дозах он вызывает тревожную напряженность), но действие его на бодрственные тонусные центры несомненно. И человек, предпочитающий быть бодро-деятельным, а не сонно-вялым, естественно, вместе с бодростью получает и райскую надбавку: его возможности расширяются. Связь эта становится все прочнее, соответственно все более адской становится бескофейная вялость... Мало райского, особенно поначалу, и в табаке. Никотин действует на множество органов и систем: и на желудок, и на сосуды, и на дыхательный центр, он тормозит импульсы, исходящие от внутренних органов, а эти импульсы играют немалую роль в физиологической механике эмоций. И вот наступает момент, когда доза яда, с которой организм успел свыкнуться, резко идет на убыль. Этого достаточно, чтобы возникли беспокойство, раздражительность, неопределенные неприятные ощущения и, конечно, та или иная степень удовольствия при их устранении.