Анна Гове.

Въ субботу 13 Маія.

Я исполняю мое обѣщаніе, отвѣчая на ваши увѣдомленія. Но не говорите о томъ никому, ни Бетти, принадлежащей дочери моей Беллѣ, которая, какъ я слышу, иногда къ вамъ ходитъ, ниже самой той нещастной; однимъ словомъ никому, я неотмѣнно того отъ васъ требую. Сердце мое отягчено, я хочу себя облегчить принимаясь за перо, и можетъ больше буду я останавливаться при изображеніи моихъ мученій, нежели при отвѣтѣ мною тебѣ обѣщанномъ.

Ты знаешь, сколь драгоцѣнна всегда для насъ была сія неблагодарная. Ты знаешь, коликое удовольствіе получали мы, соединяяся съ тѣми, которые ее видѣли или которые съ нею обращались, дабы ея хвалить и ей удивляться. Намъ часто случалось преходить даже границы нѣкоей умѣренности, которую надлежало бы намъ хранить весьма строго; потому что ето была наша дочь. Но мы думали что опаснѣе было оказывать ослѣпленіе и притворство, не хваля столь явныхъ отличныхъ ея достоинствъ, нежели навлечь на себя укоризну гордости, и пристрастія, хваля то, что принадлежало намъ.

И такъ когда насъ поздравляли съ такою дочерью; то мы принимали сіе поздравленіе нимало не почитая его излишнимъ. Естьли удивлялись нашему благополучію, то соглашаясь на то говорили: что никакія родители не были столь щастливы дочерью. Естьли замѣчали особенное уваженіе, которое она къ намъ имѣла, то мы говорили прямо, что она не упущаетъ своей должности. Когда мы слышали, что Кларисса имѣетъ разумъ и проницаніе превосходящія ея возрастъ: то вмѣсто униженія ея достоинства, мы присовокупляли, что ея разсужденіе не менѣе было удивительно. Естьли хвалили ея благоразуміе и ту предварительность, которая достаточествовала въ ней: превыше ея лѣтъ и опытности; то мы отвѣчали съ нѣкіимъ тщеславіемъ Кларисса Гарловъ въ состояніи подавать всякому наставленія.

Извините любезная моя Нортонъ, ахъ! Извините матернюю нѣжность. Но я знаю, что вы окажете для меня сіе снисхожденіе. Сіе дитя было также и твоимъ, когда еще ничемъ не было ее укорять; она составляла твою славу, равно какъ и мою.

Но не слыхали ли вы, что чужестранцы, когда они ее видали ѣдущую въ церковь, останавливаяся ей удивлялись, называли ее Ангеломъ, между тѣмъ какъ тѣ, которые ее знали, почитали довольнымъ отвѣтомъ, когда сказывали, что ето была дѣвица Кларисса Гарловъ, какъ будто бы весь свѣтъ обязанъ былъ знать дѣвицу Клариссу Гарловъ, и слышать о ея совершенствахъ. Она же такъ привыкла съ своего младенчества къ симъ похваламъ, что ничего не перемѣнитъ въ своихъ поступкахъ.

Что касается до меня, то я не могла лишить себя того удовольствія, которое можетъ быть имѣло тщеславіе основаніемъ, когда мнѣ говорили или когда относились ко мнѣ какъ къ ея матери. Г. Гарловъ и я, мы чувствовали взаимно возраждающуюся нашу любовь, любуяся сами собою отъ участія, которое имѣли въ семъ удивленія достойномъ произведеніи.

Еще окажите нѣсколько снисхожденія къ симъ нѣжнымъ изліяніямъ матерняго сердца! Я навсегда бы вспоминала о томъ, что она была, но не отдаляетъ ли отъ онаго мои мысли то, чемъ она теперь учинилась.

Въ столь нѣжномъ возрастѣ, я полагала всѣ мои печали въ ея нѣдра, увѣрена будучи, что найду отъ ея благоразумія совѣты и утѣшенія; она и то и другое являла съ такою почтительностію и покорностію, что не можно было видѣть въ томъ ни малѣйшей нескромности, каковой бы по различію мѣстъ и свойства между матерью и дочерью можно было опасаться отъ всѣхъ прочихъ, кромѣ ее. Извнѣ составлаля она нашу славу, а внутрь дома наши утѣхи. Изъ ея родственниковъ всякой страстно желалъ быть въ сообществѣ съ нею. Они за нее между собою спорились. Ея отецъ и я съ сожалѣніемъ отпущали ее къ ея дядьямъ и теткѣ; и естьли случалась какая распря въ фамиліи; то произходило сіе единственно по причинѣ ея посѣщеній, и времени, которое она должна проводить у одного или у другаго. Она никогда отъ насъ не видѣла другихъ знаковъ неудовольствія или досады, какъ любовныхъ, то есть, однѣ нѣжныя укоризны, когда она запиралась на долгое время въ своей горницѣ для прекрасныхъ и полезныхъ своихъ упражненій, отъ коихъ вся фамилія получала весьма великую пользу. Другія наши дѣти, хотя и всегда весьма хорошее свойство въ себѣ оказывали, но можетъ быть имѣли причину думать, что о нихъ нѣсколько менѣе радѣли. Но они отдавали толикую справедливость превосходству своей сестры, что позная ту честь, которую она приносила всей фамиліи, нимало тому не завидовали. Между братьями и сестрами такое преимущество возбуждаетъ токмо соревнованіе. Клари, ты знаешь, любезная Нортонъ придавала блескъ всей фамиліи. А теперь, когда она насъ оставила, увы! оставила въ толикомъ смятеніи, всѣхъ своихъ родственниковъ; то лишились мы тѣмъ истиннаго нашего украшенія: мы теперь не инное что, какъ простая и обыкновенная фамилія.

Должно ли хвалить ея дарованія, ея голосъ, искуство ея въ музыкѣ и живописи, превосходство ея шитья, и тотъ вкусъ въ одѣяніи, о коемъ всѣ сосѣдственныя госпожи говорили, что не имѣютъ нужды въ Лондонскихъ модахъ, и что свойственный вкусъ Клариссы Гарловъ гораздо превосходилъ тамъ вымышляемыя искуства; прекрасной ея видъ и прелестную ея талію; ея глубокомысленное чтеніе, коихъ плодъ, усугубленный ея размышленіями, ничего не премѣнялъ въ ея поступкахъ, и нимало не уменьшалъ ея веселости? Ахъ! любезная моя Нортонъ! Сколь утѣшительную дочь зрѣла я нѣкогда въ моей Клариссѣ!

Я ничего не сказала такого, чего бы ты не знала, равно какъ я, и всѣ, но при томъ можетъ быть еще и лучше; ибо часть ея совершенствъ произошла отъ тебя, и ты въ младенчествѣ еще подала ей то, чегобы она не могла ожидать отъ всѣхъ другихъ кормилицъ.

Но думаешь ли ты, достойная моя пріятельница, чтобъ своевольная погибель столь драгоцѣнной дѣвицы могла когда ниесть быть простительна? Можетъ ли думать она, сама она, чтобъ злоупотребленіе толикихъ дарованій, посланныхъ ей отъ неба, не заслуживало строжайшаго наказанія?

Ея проступокъ есть проступокъ предумышленной, въ которомъ коварство и хитрость занимали первое мѣсто. Она всѣхъ обманула въ ожиданіи: симъ принесла она безчестіе всему ея полу, равно какъ и той фамиліи, отъ коей она произошла.

Кто бы могъ подумать, чтобъ молодая особа ея свойства, избавившая не давно свою пріятельницу изъ опасности выдти за мужъ за нѣкоего своевольца, рѣшилась бѣжать сама съ наиподлѣйшимъ и презрительнѣйшимъ бродягою, съ такимъ человѣкомъ, коего нравъ, какъ она знала, въ тысячу разъ хуже свойствъ того человѣка, отъ коего она избавила свою пріятельницу; и при томъ съ такимъ человѣкомъ, которой лишилъ было жизни ея брата, и которой не преставалъ ни единой минуты поносить всю нашу фамилію.

Подумай о томъ, хотя для меня, любезная моя Нортонъ; разсуди какое должно быть нещастіе въ моей жизни сіе произшествіе въ качествѣ женщины и матери. Сколько дней провели въ печали! сколько ночей въ безсонницѣ! Однако должна я была скрывать въ себѣ печаль меня терзающую, дабы укротить стремительность другихъ, и предупредить новыя нещастія. О жестокая, жестокая дочь знавъ столь хорошо то, что она учинила! и выдержавъ всѣ слѣдствія онаго! она, которая, какъ мы почитали, прежде претерпитъ смерть, нежели согласится на свое безчестіе. Она оказала такой поступокъ

Ея благоразуміе, столь долгое время испытанное, не предоставляетъ ей никакого извиненія. И такъ, какъ могу я о ней жалѣть, хотя матернее снисхожденіе и побуждаетъ меня ей простить? впрочемъ все уничиженіе, коего мы страшились отъ сего нещастія не пало ли уже на насъ? Не ужели еще недостаетъ чего нибудь и для ея собственнаго пренебреженія.

Естьли она будетъ имѣть отвращеніе къ нравамъ своего своевольца, то развѣ она не могла предчувствовать онаго предъ своимъ побѣгомъ? не ужели опытъ внушалъ бы ей оное? Ахъ, дражайшая моя пріятельница, я сомнѣваюсь, я сомнѣваюсь… Свойство такого человѣка не могло ли бы привесть другихъ въ сомнѣніе и о самомъ ангелѣ, естьлибъ онъ попался токмо ему въ руки? Публика будетъ судить о томъ въ самую худую сторону, да я и знаю, что она уже такъ и судитъ. Братъ ея то говоритъ, отецъ ея того страшится, могу ли я тому воспрепятствовать!