Углядев в перископ глазка милицейский хоровод вокруг диетолога, Людмила Руслановна с задраенными люками внушительно выплыла из глубин квартиры, улучшенной планировки.

- Еще раз здравствуйте, - заискивающе пролепетал Дерибасов.

- А разве мы раньше виделись? - твердо сказала Людмила Руслановна, пристально глядя в глаза Старшему по званию.

- Так и часа, пожалуй, не прошло, - напомнил Дерибасов, надломленный до того, что наружу вылезло глубинное сельское простодушие.

Людмила Руслановна выразительно пожала плечами, и до Дерибасова дошла вся безжалостность ситуации.

- Есть у вас совесть? - тихо спросил он. - Хоть микроскопическая?

Такая совесть у Людмила Руслановны была. Но на беду Дерибасова, опасность переводила микроорганизмы ее совести в спорообразное состояние, что делало совесть неуязвимой для любых воздействий.

- Что все это значит? - спросила Людмила Руслановна у Старшего по званию. К нему же апеллировал заикающийся Дерибасов:

- Обыщите квартиру! Там же целых пять лукошек! Мне эта змея даже ни копейки не заплатила! Одно лукошко с надломленной ручкой! Только спросила - Лавр Федорович в курсе? Раз, мол, он знает, то давайте... Так и цапнула все пять разом! И ни копейки!..

- Так вы что же, - осторожно поинтересовался Старший по званию. - Лавра Федоровича знаете?

- Знаю! - судорожно схватился за соломинку Михаил Венедиктович. - Да! И давно! И вы еще пожалеете! Когда будете отвечать по закону!

Старший по званию вопросительно посмотрел на Людмилу Руслановну.

- Товарищи! - сказала она. - Это провокация. Надеюсь, вам понятно, что Лавр Федорович не может иметь ничего общего с этим аферистом. Что он тут вам наговорил?

- Разберемся, - пообещал Старший по званию. - Гражданин Дерибасов, опишите внешность Лавра Федоровича.

- Ну... это, - скис Дерибасов. - Видный такой мужчина... Это, средних лет. В соку, значит. В костюме. При галстуке. Ну, там... портфель, шляпа, сами понимаете. Да! Этим болеет, как его... И Бэ Сэ!

- Цвет волос? Особые приметы?

Дерибасовская интуиция в ужасе зажмурилась.

- Лысый! - брякнул Дерибасов. - И золотые зубы!

Людмила Руслановна облегченно вздохнула.

- Пройдемте, - сказал Старший по званию, знавший Лавра Федоровича в лицо.

- Товарищ милиционер! - заканючил Дерибасов. - Ребята, почему вы мне не верите? На мне даже вещественное доказательство есть! Вот! - он погладил синяк. - Видите, какой свежий? Это мне этажом ниже поставили!.. За что меня в милицию?! Я только хотел честно продать свои грибы самым достойным!.. Если в Назарьино узнают... Вот!!! Вот эта квартира!!! Давайте позвоним?!!!

- Ладно, - кивнул Старший по званию. - Звони.

Дерибасов звонил, потом стучал. Но когда он начал пинать дверь, ему снова предложили пройти.

Дерибасов понуро плелся. Это было падение! Каждый шаг вниз по лестнице был наполнен для него конкретным социальным смыслом. На первом этаже Дерибасов уже обращался к Старшему по званию - «гражданин начальник».

Да, Дерибасов спускался в бездну, разверзшуюся у самого крыльца откинутой железной дверцей милицейского фургона. У подъезда стояла телефонная будка. Лучи неожиданно яркого света подзарядили Дерибасова. Алкая свободы, Мишель ловко ухватил через полуразбитое стекло телефонную трубку:

- Хочу позвонить Гоменюку! - заорал он. - На работу! Он подтвердит, зачем я приходил!.. Не толкайте меня! Люди!!! Видите?!! Уже кровь!!!

- Ты хоть его рабочий телефон знаешь? - благодушно спросил Старший по званию.

- Справочная 09, - Дерибасов просачивался в будку. - Неужто не слышали?

Задержавшие Дерибасова кинолюбители были не чужды и театрального искусства. Они обменялись взглядами скучающих на службе людей, и Дерибасов получил творческую свободу. Но что такое творческая свобода под перекрестными взглядами представителей власти!

Конечно, иная выдающая личность наполнила бы эту минуту перед распахнутой дверью милицейского фургона истинным трагизмом, который бы не оставил равнодушными не только современников, но и потомков. Но Дерибасов не взял этой высокой ноты. Он зажался и скучно попросил у секретарши соединить Гоменюка с сотрудником органов внутренних дел. Потом, правда, пару секунд он довольно уморительно махал руками, подманивая Старшего по званию и долго от самого сердца нес ему трубку. Но на этом, собственно, все и закончилось.

- Товарищ Гоменюк, знаком ли вам Михаил Дерибасов? Ну что-то вроде торговца шампиньонами вразнос... Не знаком? А где вы находились час-полтора назад? На работе? Вообще никуда не отлучались? Да нет, зачем же. Подтверждения секретарши не надо. Да. Нет, ничего не случилось. Да. Извините за беспокойство. Нет, ничего особенного. Пытались обворовать вашего соседа. Задержали, да. Спасибо. До свидания...

Глава 8. Чем ближе к культуре

Уже начал клониться к вечеру душный июньский день, когда Михаил Дерибасов выплыл из последнего шлюза тюремных ворот. На нем был все тот же костюм, да и сам он, хоть и потускнел, заметно не постарел. Это, впрочем, не так уж и удивительно - провел он в КПЗ всего три дня. Свободное от допросов и расспросов время Дерибасов проторчал у запыленного окна, выходившего на тихую улочку, с желтой, как солнце, бочкой кваса.

И теперь, взяв две большие кружки, Дерибасов пил квас, как свободу, смотрел то вверх на солнце, то вниз, на городскую пыль и радовался, что они наконец-то существуют отдельно друг от друга и не в черную клетку.

Выпив последние глотки кваса уже как осознанную необходимость, Дерибасов показал тюремным окнам большой палец, но жесту недостало куража.

Пока люди пребывали в заключении, в мире произошли жуткие вещи. «Запорожец» исчез. Так Дерибасов оказался без средств. Не только передвижения, но и к существованию - бумажник остался в машине.

Заявлять о пропаже в милицию было свыше дерибасовских сил. Там Дерибасову дали понять, что, вообще-то, его могли бы и не отпускать. Дерибасову было плохо. Литром кваса можно восстановить водно-солевой баланс, но как восстановить внутреннюю гармонию, если предприимчивость испарилась, словно залив Кара-Богаз-Гол, оставив разъедающую соль отчаянья?

Жить стало неинтересно, но приходилось. А люди вокруг об этом не догадывались. Они демонстративно улыбались в черные усы, блестя зубами, и несли своим женщинам гладиолусы, как шашлык.

На завалявшийся в кармане мятый рубль Дерибасов скучно выторговал три розы - все равно билет до Дуни стоил дороже - и, простившись с дорогим образом мецената, негоцианта и хозяина жизни, поплелся к Наташе Сапеге одалживать деньги.

Но мало того, что Наташа уехала готовиться к экзаменам на малую родину, случилось, наконец, то, чего Дерибасов опасался каждое посещение университетского общежития. Судьба била лежачего.

- Михаил Венедиктович?! Вы?!.. - Заинька прижалась спиной к стене и глубоко задышала.

За год Заинька раздалась до женского назарьинского стандарта.

- Зоя Андреевна?! - строго сказал Дерибасов, не чувствуя, как впиваются в ладонь цветочные шипы. - Какая приятная неожиданность! - заслоняясь, он возложил букетик на Заинькин барельеф.

- Розы... - прошептала Заинька и крепко прижала их.

Пока Дерибасов дошлифовывал формулировку просьбы о кредите, по выпуклому лобику Заиньки пробежала легкая рябь, и светлое лицо ее омрачилось. Рука с букетиком безвольно скользнула вниз.

- Михаил Венедиктович! - горько сказала Заинька. - Если это всего лишь неожиданность, то какие тут могут быть розы?!.. - цветы выпали из ее рук, и, тяжело ступая, Заинька, так похожая сзади на Дуню, ушла в даль коридора...

Дерибасов сидел напротив театра, грустно созерцал нарядных людей и тупо нюхал три поднятые с грязного пола розы. Но как спящая собака всегда успевает вскочить от прикосновения колеса едущей телеги, так и Дерибасов вскочил, хватаясь за три колючие соломинки, едва услышал раздраженный женский голос: