Изменить стиль страницы

«Ты шутишь?»

«Я никогда не стал бы шутить не из-за чего настолько ироничного. Торкин Гинт завоевал сердце Ксантии, но отмахнулся от нее, снова обнаружив свою любимую Элиссу в Карембоше. А что касается урода с дергающимся лицом…»

«Гота?»

«Да, его. Он тогда попытался убить Гинта, почти добрался до него, но Гинт воспользовался очень хитрым трюком и исчез вместе со своей любовницей. Я думаю, что они отправились в Сердце Лесов».

«Что случилось?»

«Про Сердце Лесов я тебе ничего рассказать не могу. Я не в состоянии рассмотреть, что там происходит, оно для меня закрыто. Даже сидя в Пустоте, я видел только то, что происходило вокруг, но не внутри».

«Ну, тогда что ты можешь мне сказать?»

«Я знаю только, что планы Ксантии и Гота нарушились. Они не получили Гинта. Ксантия и Гот очень сильно ненавидят и его, и Элиссу. Мы можем это использовать. Ксантия сделает для тебя все, что угодно, если ты помашешь у нее перед носом морковкой — этими двумя людьми. Конечно, она считает Гинта мертвым. Гот просто любит преследовать кого-то, калечить, убивать. Дай ему людей и позволь действовать как он хочет, что ты недавно и сделал, — и он будет тебе верен. Ну, настолько верен, насколько может этот человек. Он страшно хочет покончить с Гинтом и подвергнуть Элиссу пыткам».

Орлак обдумал услышанное и с неохотой признал: от ненавистного дяди есть кое-какая польза.

«Как ты считаешь, откуда у Гинта такая сила?»

Красный туман ярко вспыхнул.

«Этого я не знаю. Догадываюсь, что он владеет невежественной магией, как Ксантия и Элисса. Но он кажется гораздо более сильным волшебником, чем следовало бы. Однако в этом мире никакого другого вида магии не существует. Вообще-то, владеют ею лишь немногие. По большей части, это очень слабые способности — молоко свернуть или что-то в этом роде, если ты меня понимаешь».

Орлак кивнул.

«Но в Гинте есть что-то еще, — заметил он. — Почему, например, вокруг него собираются Паладины?»

«Это правда, и я восхищаюсь твоим ходом мыслей, — это был редкий комплимент от сущности, которая в основном выражала к нему презрение. Дядя продолжил: — Что еще у них есть? Они в отчаянии и объединились в последнем усилии. Определенно, Гинт обладает большой магической силой. И они его нашли. Меркуд провел несколько жизней в поисках кого-то, кто сможет бросить тебе вызов. Это тщетная попытка. Но они должны попытаться. С силой и волшебством Паладинов он становится сильнее. Но очевидно, что в сравнении с тобой он все равно слаб».

«Очевидно? Он слаб в сравнении со мной?»

Орлак услышал смех дяди. Презрение вернулось.

Все это имело смысл, но, тем не менее, Орлак высказал мысль, которая уже давно его беспокоила, грызла с тех пор, как его сознание впервые соприкоснулось с сознанием Гинта:

«А что, если он тоже бог?»

Это очень позабавило Доргрила. Казалось, что раскат его смеха разбудит Ксантию, но, конечно, никто не мог слышать его голос в голове у Орлака:

«Я думаю, что ты зря пугаешь сам себя».

«Я его не боюсь».

«Прости, племянник. Позволь мне перефразировать это. Думаю, что ты наделяешь его гораздо большими способностями, чем он заслуживает. Это — сын простого деревенского писаря. Я наблюдал за ним, когда он был еще юношей. Это просто крестьянин в образе спасителя Земли. Даже он в этом сомневается. Бог?»

Доргрилу снова стало забавно.

«Почему нет?»

«Как такое может быть?» — спросил Доргрил, который теперь испытывал раздражение от настойчивости Орлака.

«Он мог объявиться здесь, как, например, появился я».

«Зачем?»

«Чтобы не дать мне сделать то, что я собираюсь».

Доргрил снова рассмеялся: «Это что-то новенькое, племянник. Очень оригинальная мысль».

При этих словах красный туман, в который превратился Доргрил, вспыхнул, но на этот раз от него исходил холод. Такого холода старший бог не испытывал на протяжении многих веков. Орлак продолжал разговаривать с ним, но Доргрил его не слышал. Он судорожно размышлял. Нет, наверняка нет! Определенно, нет! Другой ребенок? Дарганот не способен на столь смелое решение. Эвагора никогда не согласилась бы на такую жертву.

А затем части картинки-загадки стали выстраиваться по местам. Орлак продолжал говорить.

«Тихо, дай мне подумать!» — рявкнул Доргрил на племянника.

Пришел через Орлака замолчать. Молодой бог поразился грозности тона дядя. Доргрил рявкнул на него в настоящей ярости. Пришлось подождать.

Доргрил стал анализировать факты, не смея поверить в дерзкое предположение племянника. Неужели сюда отправили еще одного бога? И каждый раз, доказывая несостоятельность идеи, он возвращался к одной и той же мысли: Лисе. Она всеми силами защищает Тора и Элиссу. Это возможно, очень возможно. Дарганот с Лисе придумали ловкий ход…

«Так, так», — только и слышал Орлак от более старшего бога. Потом снова наступала тишина. Снова приходилось ждать.

«Очень хитрый план. Поздравляю, Лисе… Ты гораздо, гораздо умнее, чем я считал возможным для кого-то из Сонма. — Доргрил словно прищелкнул языком у Орлака в голове, а затем резко рассмеялся. — Таким ходом даже я гордился бы».

«Ты собираешься объяснять?» — спросил, наконец, младший бог.

«Это блестящий план. Просто дух захватывает от его простоты, если это на самом деле так. Скорее всего, имелся еще один ребенок, которого я проглядел. Он еще не родился, пока я жил в собственном теле. А если Сонм пожертвовал своей второй самой большой ценностью?… А возможно, и первой по важности после кражи наследника трона богов…»

«Кто это? Кто этот ребенок?»

«Скорее всего, это был новорожденный. Он даже не успел дорасти до того возраста, в котором украли тебя. Вероятно, его забрали у матери, как только он увидел свет», — сказал Доргрил, в голосе которого звучала ненависть.

Старший бог пытался соединить нити мыслей, распутывающихся у него в сознании, не обращал внимания на Орлака и высказывал мысли вслух, как только они появлялись. Теперь они словно лились потоком.

«Его отдали смертным родителям. Интересно, кто это сделал? Ребенок не мог путешествовать без перевозчика, — последовала долгая пауза. — Конечно, это сделала моя старая подруга, Лисе. Разумеется, она и провернула дельце. Лисе принесла новорожденного ребенка в простой дом, — но в тот, где его будут любить. Его, как и тебя, воспитывали, как смертного. Ребенок точно также не знал, кто он на самом деле. Он только понимал, что владеет странной и очень сильной магией».

Теперь Доргрил говорил тихо, отмечая важные моменты и вспоминая все, что видел из Пустоты.

«Ребенка принимали за простого Чувствующего. Осторожные родители научили его скрывать таланты, чтобы не привлечь внимания Гота и его банды Инквизиторов. Потом появился Меркуд, который на протяжении столетий искал именно го. И он обнаружил ребенка, то есть, уже юношу пятнадцати лет или около того. Лекарь решил доставить парня во дворец, где сможет следить за этим очень ценным экземпляром. Он манипулировал жизнью парня, пока терпение того не лопнуло, и он не вырвался на свободу. Меркуд разумно позволил ему уйти, но использовал другие методы, чтобы шпионить за ним. Он все время планировал смерть молодого человека в своих собственных целях».

Орлак запутался, слушая эту историю. Он упустил нить, но выяснил кое-какие захватывающие детали. Определенно, дядя знал, к чему клонит. Пришлось позволить ему продолжить.

Теперь Доргрил говорил быстро, потому что собрал все кусочки мозаики воедино.

«Меркуд использовал Элиссу, чтобы снова подчинить парня своей воле — спаси ее, умри сам. Но он не умер. У лекаря для него имелись другие планы. Он будет жить дальше, но тайно. И все это время вокруг него собирались Паладины…»

Орлак больше не мог это слушать. Рассказ прыгал с одного на другое, нельзя было удерживать нить. Он резко поднялся с кресла, в котором сидел, откинувшись, и в ярости выскочил на балкон, а там стукнул кулаком по бледно-розовому камню, из которого был сделан прекрасный дворец.