В разгар «эпохи Даунс» возглавлять проектирование калифорнийских заправочных станций поставили, видно, Минга Безжалостного2. Предпочитавший архитектуру своей родной планеты Монго, Минг исколесил все побережье, воздвигая бензоколонки. Меня они неизменно наводили на мысль о пистолетах в белом гипсе. Все они щеголяли непропорционально вытянутыми центральными башнями, окруженными странными выступающими зубцами, сегодня сказали бы — излучателями. Они, очевидно, должны были стать визитной карточкой его стиля. Создавалось впечатление, что стоит только найти кнопку, которая бы запустила механизм, — они тут же разродятся очередью мощных взрывов чистейшего технического энтузиазма. Одну такую бензоколонку я успел заснять в Сан-Хосе за час до появления бульдозеров, которые с грохотом проломили структурную истину из гипса, железных решеток и дешевого бетона.

«Отнеситесь к этому, — говорила Дайалта Даунс, — как к некой альтернативной Америке: восьмидесятые годы двадцатого столетия, которые никогда не наступили. Архитектура несбывшейся Мечты».

В таком вот настроении, продвигаясь на красной «тойоте» по крестному пути, освященному социоархитектурным распятием Дайалты, я постепенно настраивался на теневой образ «Америки-которой-никогда-не-было». Той Америки, где заводы «Кока-Колы» выглядят, как выброшенные на берег субмарины, а заштатные кинотеатры кажутся храмами какой-нибудь богом забытой секты, поклоняющейся голубым зеркалам и геометрии. И, пробираясь меж этих потаенных руин, я осознал, что спрашиваю себя, что подумали бы обитатели этого потерянного будущего о мире, в котором живу я. Тридцатые годы одевали свои мечты в белый мрамор и обтекаемый хром, бессмертный хрусталь и полированную бронзу. Но однажды глухой ночью ракеты с обложек гернсбековских журналов с воем упали на Лондон. После войны автомобили появились у всех и у каждого — только вот крыльев у них не было, — появились и обещанные супертрассы, чтобы ездить на них, так что даже небо потемнело, а выхлопные газы съели мрамор и изрыли оспинами чудесный хрусталь…

И вот однажды на окраине Болинаса, устанавливая камеру, чтобы заснять роскошный экземпляр марсианской архитектуры Минга, я прорвал тонкую мембрану вероятности…

Так легко и плавно я переступил Грань…

…и, подняв глаза, увидел двенадцатимоторное нечто, похожее на сплющенный бумеранг. Со слоновьей грацией оно ползло себе своей дорогой на восток, да так низко, что я мог бы пересчитать заклепки на его тускло-серебристой шкуре и услышать… быть может… эхо джаза.

С этим я приехал к Кину.

Мерв Кин — вольный журналист. Специализируется он на техасских птеродактилях, контактах с НЛО, лохнесских чудовищах и теориях о Заговоре Десяти, угнездившихся в самых глухих закоулках американского массового сознания.

— Неплохо, неплохо, — сказал Кин, натирая полой гавайской рубашки желтые стекла «полароидов». — Но не ментально. Не цепляет.

— Но я это видел, Мервин.

Мы сидели у бассейна под ярким солнцем Аризоны. Он как раз ожидал визита чиновников-пенсионеров, приехавших в Таксон из Лас-Вегаса. Их предводитель, вернее, предводительница принимала известия от Них на свою микроволновую печь. Я провел за рулем всю ночь, и это начинало сказываться.

— Ну да, конечно, ты это видел. Ты же читал мои статьи. Тебя что, не устраивает моя теория НЛО? Все ясно и до идиотизма просто: людям многое чего видится. — Аккуратно водрузив очки на длинный ястребиный нос, он устремил на меня взгляд василиска. — Ничего нет, а они видят. Вероятно, потому, что им это нужно. Ты же читал Юнга и должен знать, что все это — выверты подсознания. Твой случай до смешного очевиден: ты сам признаешь, что постоянно думал обо всей этой черепковой архитектуре, что у тебя возникали разные фантазии. Послушай, я ведь помню — разве ты когда отказывался от дозы? Да и кто из нас в Калифорнии пережил шестидесятые годы без единой галлюцинации? Вспомни ночь, когда ты решил, что всю армию рисовальщиков «Диснея» подрядили вплести мультяшные голограммы египетских иероглифов в ткань твоих джинсов? Или как…

— Но на сей раз все было совсем не так!

— Естественно, не так. Все было совсем иначе. Это было «в окружении обычной реальности», верно? Все вроде нормально, а затем вдруг появляются монстр, мандала, неоновая сигара. А в твоем случае — гигантский аэроплан Тома Свифта. Такое происходит сплошь и рядом. Ты даже не сошел с ума. Ты ведь и сам это знаешь.

Он выудил из переносного холодильника возле своего шезлонга банку пива.

— На прошлой неделе я был в Вирджинии. Округ Грейсон. Беседовал там с шестнадцатилетней девочкой, на которую напал урсусглав.

— Кто?

— Урсусглав. Отрубленная голова медведя. Видишь ли, этот урсусглав сам по себе плавал в воздухе, как летающая тарелка, и походил при этом на старенький «Кадиллак» кузена Вейна. «Красные глаза горели, как два сигарных окурка, а за ушами торчали хромированные телескопические антенны!» — Кин поперхнулся пивом.

— И это напало на нее? Как?

— Едва ли тебе стоит это знать, ты у нас, судя по всему, впечатлительный. Он был холодный, — Кин соскользнул на свой ужасающий южный акцент, — и металлический. Издавал шум, как электрический прибор. Так вот, дружок, это уже нечто реальное, а именно — прямой плод массового подсознания. Эта маленькая девочка — ведьма. Она бы увидела дьявола, не будь она воспитана на повторных показах «Бионического человека» и всех этих «Стар Треков»3. Она — в основном потоке. И знает, что с ней происходит. Я урвал десять минут, прежде чем появились серьезные мальчики из ассоциации по изучению НЛО со своим дурацким «детектором лжи».

Должно быть, вид у меня стал расстроенный, потому что он осторожно поставил свое пиво рядом с холодильником и выпрямился в шезлонге.

— Хочешь шикарное академическое объяснение? Так вот, ты видел семиотический призрак. Все байки контактеров, например, не выходят за рамки второсортной научной фантастики, которая пропитала всю нашу культуру. Я готов поверить в пришельцев, но только не в тех, которые один к одному выглядят как инопланетяне из комиксов пятидесятых годов. Это — семиотические фантомы, осколки подспудных фантазий в рамках определенной культуры, которые откололись и обрели собственное бытие. Знаешь, канзасским фермерам до сих пор постоянно видятся воздушные корабли Жюля Верна. Ты же видел призрак иного рода, вот и все. Когда-то этот аэроплан был частью массового подсознания. А ты каким-то образом подобрал этот осколок. Важно лишь не переживать из-за этого.

Однако я переживал.

Кин причесал редеющие светлые волосы и отправился выслушивать, что в последнее время имели сообщить Они насчет радиуса действия радаров, а я, задернув в комнате шторы, лег в кондиционированной темноте переживать. Проснувшись, я все еще переживал. Кин оставил у моей двери записку: он-де чартерным рейсом вылетает на север проверить слух о мутациях скота (он их называет «мутиками»; еще одна из его журналистских специализаций).

Я поел, принял душ, проглотил крошащуюся таблетку стимулятора, которая вот уже три года болталась на дне моего несессера, и отправился назад в Лос-Анджелес.

Скорость ограничивала обзор туннелем света от автомобильных фар. Я уверял себя, что тело может вести машину, пока разум занят своим делом. Занят и потому не обращает внимания на жутковатые фигуры, вычерчиваемые на боковых стеклах амфетамином и усталостью, на всю эту светящуюся спектральную растительность, что вырастает на полуночных трассах в уголках глаз. Но мыслям не прикажешь. Слова Кина о том, что я раньше называл своими «видениями», бесконечно дребезжали в моем мозгу по вытянутой восьмерке. Семиотические призраки. Фрагменты массовой мечты, сметенные ветром от моей машины. Каким-то образом эта двойная петля наложилась на действие стимулятора, и скоростная растительность вдоль дороги стала приобретать оттенки инфракрасных снимков, сделанных со спутников. И по обе стороны от «тойоты» понеслись назад в потоке воздуха пылающие клочья.

вернуться

2

Главный злодей из американских комиксов и киносериалов о «Баке Роджерсе в 25 веке», популярных в тридцатых годах.

вернуться

3

Популярные фантастические телесериалы 60 —70-х годов