Еще более иррациональными являются протесты против уничтожения человеком животных ради пропитания или одежды. В сложной системе взаимосвязей, образующей современные биоценозы, каждый вид использует столько ресурсов, сколько в состоянии использовать. Так что, лакомясь панцирной щукой или черной икрой, покупая шубку из норки или горностаевое манто, мы играем по правилам, установленным природой. А шумно выступая в защиту вегетарианства или искусственного меха – восстаем против ее законов.

Понятно, что человек вовсе не обязан следовать логике эволюции. Будучи разумным, он выбирает линию поведения, исходя из собственных императивов. В числе таких императивов может быть и охрана всего живого на Земле. Но, принимая подобные обязательства, мы должны отдавать себе отчет в их трансцендентном характере: проблема "пределов роста" лежит в области религиозной философии, а не экологии или эволюционной биологии.

Во всяком случае, представляется разумным перейти от конфликтной схемы "Человек против Природы, Природа против Человека" к изучению подлинной экологии вида Homo и того места, который этот вид занимает в глобальном биогеоценозе.

– 1 -

Прежде всего, надо уяснить, что структурность человеческого сообщества меньше, нежели структурность Природы в целом (хотя, конечно, выше, нежели структурность любого иного биологического вида). Поэтому Человек – это не субъект, а объект эволюции. Во всяком случае, до точки Перехода. Он вовсе не "эксплуатирует" Природу, "выжимая из нее все соки". Напротив, разумно предположить, что это Природа использует Человека для решения некоторого специфического круга проблем, оказавшихся непреодолимыми для биоты, не обладающей разумом[1].

Любой биогеоценоз (в том числе – глобальный биогеоценоз, охватывающий всю Землю) развивается в направлении установления динамического равновесия с внешним миром[2]. Это подразумевает стремление к нулевому балансу в обмене с окружающей средой по веществу и к предельной минимизации энергетического обмена. При характерных временах эволюции такое стремление приводит к включению любых невосполнимых ресурсов (пока не будем относить к таковым ресурсам солнечное излучение) в общий биологический круговорот, то есть к неограниченному повторному использованию этих ресурсов.

Однако за все предшествующие эпохи, периоды, эры и эоны природе не удалось добиться замкнутости циклов по кислороду и углероду. Известно, что практически весь кислород на земле имеет биогенное происхождение. "В норме" кислород, выделяющийся в процессе фотосинтеза, расходуется на дыхание и окисление продуктов распада (в этом можно усмотреть содержание "кислородной революции" с точки зрения стремления биоты к замкнутым циклам: анаэробная жизнь носила принципиально незамкнутый характер и сравнительно быстро привела к необратимому отравлению среды обитания свободным кислородом). Но если продукты распада выводятся из обратимой реакции дыхания – фотосинтеза, в атмосфере начинает расти количество кислорода, в то время как углерод и высшие углеводороды накапливаются в захоронениях, образуя угольные и нефтегазоносные пласты и навсегда выключаясь из процессов биологического кругооборота[3].

Поскольку эпохи массового захоронения неокисленной органики периодически повторялись в истории жизни на Земле, к началу неогена сложилась кризисная ситуация, чем-то напоминающая "кислородную революцию". Количество свободного кислорода в атмосфере возросло до двадцати объемных процентов, а значительные объемы органического вещества оказались в захоронениях.

Прежде всего, это означало снижение биологической продуктивности Земли, что само по себе было эволюционным кризисом. Но более существенным было то обстоятельство, что вследствие антипарникового эффекта средняя эффективная способность глобального биогеоценоза усваивать солнечную энергию заметно упала. Этот эффект сложился с наступлением очередной криоэры и привел к тяжелому оледенению. Экстраполируя, мы приходим к выводу, что биота имела реальные шансы не пережить криоэру: в течение ближайших сотен миллионов лет одна из ледниковых эпох могла перейти "предел устойчивости" и привести к полному оледенению земной поверхности.

Данные рассуждения позволяют понять назначение человечества, как специфического орудия, созданного природой для того, чтобы извлечь из захоронений органическое топливо и сжечь его, вновь включив его в природный кругооборот. На настоящий момент эта задача частично решена, вследствие чего глобальная ледниковая зима отодвинута в неопределенное будущее (если только она вообще теперь возможна). По всей видимости, предстоящие столетия завершат "классическую технологическую эпоху", содержанием которой "с точки зрения Ее Величества эволюции" является восстановление глобального О2 – СО2 равновесия в природе.

– 2 -

Конечно, "конструируя Человека Разумного", Природа не руководствовалась разумными соображениями (во всяком случае, "разумными" – в нашем понимании этого термина). В результате возможности созданного ею биологического вида превзошли потребности решения хотя и весьма важной, но в целом достаточно узкой и конкретной задачи обеспечения устойчивости биологической жизни по кислород-углеродному равновесию.

"Запустив в крупную серию" млекопитающее с большим объемом мозга, переменным суточным ритмом ("совы" и "жаворонки") и наиболее совершенной системой терморегуляции, Природа получила очередного "абсолютного хищника", максимально приспособленного к эксплуатации современной ему биоты. Человек действительно очень быстро (в биологическом масштабе времени) занял верхнюю позицию в трофической пирамиде и приступил к планомерному преобразованию Мира Обитаемого под свои потребности.

"Экологически настроенные" публицисты видят в этом, во-первых, нечто уникальное, а во-вторых – страшное и недопустимое. Между тем, эволюция неоднократно встречалась с проблемой "абсолютного хищника" и "научилась" очень спокойно на нее реагировать.

Разумеется, "абсолютный хищник" необратимо нарушает устойчивость экосистемы, в которой он появляется. Из этого почему-то делается вывод, что таковой хищник "съест" всю экосистему, после чего умрет от голода. Далее, в зависимости от того, насколько "алармистскими" являются представления данного специалиста, рассматривается три сценария: полная гибель экосистемы, дегенерация экосистемы с последующим медленным восстановлением, быстрое восстановление ценоза, но уже без абсолютного хищника, который вымирает во всех вариантах.

Опыт показывает, что ничего подобного не происходит: устойчивость не является абсолютной характеристикой природных экосистем: кроме сил Ле-Шателье, в них действуют также силы индукции. Мы говорим об "абсолютном хищнике", если индуктивное воздействие со стороны возникшего вида превосходит компенсационные возможности "старой" экосистемы, и она разрушается, создавая (в согласии с третьим законом диалектики) новый эволюционный порядок. Такой механизм реализовывался в истории жизни на Земле неоднократно, например:

– Зоопланктон размерного класса "циклоп", возникший на грани Венда и Кембрия, вызвал "скелетную революцию";

– Стрекозы, появившиеся в Карбоне, переформатировали всю экологию крылатых насекомых, положив начало эволюционному процветанию этого класса;

– Архозавры Триаса определяли структуру биологических сообществ в течение всей Мезозойской термоэры.

В ответ на появление "абсолютного хищника" экосистема меняется и именно таким образом, что хищник теряет свойство абсолютности[4]. При этом он остается важным элементом экосистемы, чаще всего – господствующим и во всех случаях – процветающим. Разумеется, за долгую историю биологической эволюции некоторая часть "абсолютных хищников" вымерла, но через сотни миллионов лет после появления в палеонтологической летописи и по совершенно "внешним" причинам. Кроме того, к моменту вымирания данный вид уже никак не мог считаться "абсолютным хищником".

История жизни на Земле подсказывает, что "абсолютный хищник", отнюдь не является видом-самоубийцей. В еще меньшей степени он может считаться "разрушителем природной среды обитания". Его эволюционная роль носит совершенно иной характер: "абсолютный хищник" есть катализатор биологической эволюции, едва ли не ее Представление[5].