Динамика коэффициента инверсии позволяет определить, к какой общественно-экономической формации индустриальной фазы относится данная культура: при классическом капитализме I медленно падает со временем, при государственно-монополистическом – растет.
[4] По терминологии Т.Лири. Смотри «История будущего». М., 2000.
[5] А именно: наличие высокого экспортного потенциала, мощных вооруженных сил и четко очерченной позиции в мировой системе торговли. (Великобритания, Япония).
Динамическая геополитика: постиндустриальный барьер
Мы не знаем, возрастает ли со временем величина «фазового барьера» (из общих соображений, скорее – да). Во всяком случае, исходить надо из того, что «постиндустриальный барьер» выше и круче «индустриального».
Изменение фазы развития подразумевает перенастройку всей совокупности общественных связей (личных, профессиональных, конфессиональных и пр.), что означает, в частности, полный слом не только юридической системы, но и положенной в ее основу морали. Такая эволюция социума требует от личности развитой инновационной толерантности.
«Информационная революция» с неизбежностью будет сопровождаться насыщениемобыденной жизни виртуальными конструктами. Рано или поздно это приведет к созданию мира высокой виртуальности. В таком мире выполняется принцип относительности: невозможно каким-либо экспериментом установить, находится ли наблюдатель в Текущей Реальности или в Текущей Виртуальности. Насколько можно судить, подобное смысловое перемешивание будет восприниматься обывателем, как острая форма утраты идентичности.
Суть проблемы состоит в том, что постиндустриальному обществу отвечает только «постиндустриальный» человек. Нет никаких оснований считать, что обучить и воспитать «носителя постиндустриальной культуры» проще, нежели «строителя коммунизма».
Фазовый барьер, как и любой острый системный кризис, характеризуется тем, что «естественные» действия людей и гомеостатические реакции систем оказываются направленными не на разрешение, но на развитие кризиса. Вместо инновационной толерантности во всех наблюдаемых обществах растет инновационное сопротивление, вместо борьбы за связность пространства технологий усугубляется пропасть между естественными и гуманитарными научными исследованиями. Вместо геокультурной уникальности культивируются самые архаичные формы идентичности. Вместо поиска новой трансценденции повсеместно возрождаются старые религиозные культы.
Напряженность в жизнеобеспечивающих структурах социосистем нарастает, и постепенно эти структуры начинают сдавать. С начала 1970-х годов весь рост экономики носит либо случайный, либо спекулятивный характер. Инвестиционный «перегрев» индустрии знаний привел к упадку промышленных отраслей экономики в развитых странах и переносу индустриальной «камбиевой» зоны в Китай. Огромные средства, вложенные в развитие системы образования, обернулись прогрессирующим снижением качества этого образования до уровня, не обеспечивающего поддержание индустриальных производств[1].
Это явление обернется острым «кадровым голодом»: постиндустриальные технологические цепочки, создаваемые ныне в США, Японии Западной Европе, будут потреблять высококвалифицированный потенциал во всевозрастающем количестве, в то время как система образования не сможет обеспечить грамотными выпускниками даже традиционные области производства.
Не приходится сомневаться, что этот кризис будет разрешен за счет импорта кадров. Это, однако, приведет, к ослаблению цивилизационной идентичности Европы. В конечном счете «где-то и кем-то» обязательно будет произнесена фраза: «страны, не способные обеспечить себя человеческими ресурсами, не могут считаться серьезными военными противниками[2]».
Постиндустриальный барьер» обретет форму почти Хантингтоновской войны цивилизаций.
В наиболее вероятной версии Реальности эта война будет проиграна, а индустриальное общество демонтировано.
Однако поражение не является фатальной предопределенностью. Существует вероятность того, что Евро-Атлантический Мир-экономика сумеет изыскать достаточные ресурсы и устоять в войне цивилизаций.
[1] Недостаточная подготовка управленческого персонала (который не только был плохо осведомлен об особенностях технологического процесса, но и не имел должной «школьной» грамотности) привела к крупному пожару на авианосце «Орискани» 26 октября 1966 г., взрыву в Бхопале 5 декабря 1984 г, радиационной катастрофе в Чернобыле 26 апреля 1986 г. Практически все авиационные происшествия последнего времени произошли в результате предельно неквалифицированных действий летного или наземного персонала.
[2] (с) К.Еськов
Европейская этнокультурная плита
России с ее 0,5 трл дол валового продукта не пришло время всерьез противостоять экспансии ЕС. Действительно, в 2003 году оба стратегических столкновения – в Молдавии и в Грузии были проиграны Россией. Рискну, однако, предположить, что в этих поражениях Россия сейчас заинтересована. Ресурсы ЕС не безграничны. Эти ресурсы уже связаны: в Восточной Германии, в Испании и Португалии, в Греции, – странах, к моменту вступления в Союз далеких от ЕС-овских стандартов потребления. Очень сильно связаны Польшей. Связаны экологическим законодательством. Связаны «гражданским обществом», «правами человека», «международной законностью», «международными обязательствами». Даже Киотским протоколом
Современный европейский миропорядок формировался под воздействием следующих исторических факторов:
Многовекового существования мировой Римской Империи, по отношению к которой первичные этносы, формирующие лицо континента, должны были позиционироваться. Влияние Римской Империи подразумевало также индукционное воздействие римского права и греческой культуры;
Сильнейшего, структурообразующего воздействия христианской религии в ее наиболее организованной римско-католической «редакции»;
Культурного и цивилизационного шока, вызванного падением Рима и последующими событиями, связанными с Великим Переселением народов;
Тысячелетием господства феодального миропорядка в его «классической» форме (вассалитет, личная зависимость крестьян, замковая социальная архитектура);
Расколом церкви (Реформацией) и столетием религиозных войн;
Вестфальской системой международных договоренностей, канализировавших проявления этно-конфессиональных идентичностей в социально-приемлемое русло;
Великой Французской Буржуазной Революцией, инсталлировавшей понятие демократии и переплавившие постфеодальные этносы в современные нации;
Тремя мировыми войнами (в том числе холодной), произошедшими на протяжении столетия и вовлекшими в свою орбиту прямо и косвенно практически всю Европу.
Подобная история привела к необычайно быстрому прогрессу Европейской цивилизации, которая вступила в XVI – XVII столетиях в индустриальную фазу развития и к началу XX века распространила свое влияние на весь мир. Оборотной стороной этого прогресса была политическая и военная разобщенность Европы, народы которой пользовались одним и тем же алфавитом, одной и той же культурой, одной и той же логикой.
«Сложность географического устройства европейского субконтинента обусловила необычную диверсификацию этно-культурной плиты, объединяющей множество стран. Интегрирующие структуры Европейского Союза лишь частично решают проблему разнородности континента.
К числу географических факторов политико-экономической значимости следует отнести наличие множества внутренних и внешних морей: Балтийского, Северного, Средиземного, Адриатического, Тирренского, Эгейского, Черного, Азовского, Каспийского. Свою роль играет центральная горная цепь Альпы-Балканы-Карпаты. Усложняют структуру плиты многочисленные острова и полуострова, наконец, несколько крупных рек (Эльба, Висла, Дунай, Волга, Днепр).
Несмотря на насыщенность субконтинента путями сообщения (многие из которых непрерывно функционируют со времен мезолита, то есть – пережили две фазы развития), для множества европейских стран США находятся «ближе» чем сосед на другом конце континента.