Изменить стиль страницы

Глава 14

Утром дворник Маня обнаружила труп Егора Сергеевича, дверь дворницкой выходила из глухого торца дома. Она проснулась, как обычно рано, вышла с метлой на улицу и чуть не споткнулась о труп. Тут же вызвала милицию. Красивый мужчина, лежал спиной на остром выступе невысокой металлической ограды. Когда его перевернули, то для этого его пришлось снять с металлического, острого выступа. На спине у него была одна, глубокая рана…

Лейтенант Петр Иванович внимательно осмотрел тело, и даже его внимательный взгляд ничего подозрительного не обнаружил, получалось, что мужчина сам упал с крыши дома, и спиной оделся на металлическое острие ограды, других следов насилия не было видно.

Билана осталась с ребенком одна, ее трясло, как от озноба, нервное состояние не проходило. Платон не появлялся. Она не выдержала и попросила Инессу Евгеньевну пожить в старой квартире и помочь ей с ребенком. Бабушка стала приезжать в свою старую квартиру и сидеть с внуком. Однажды к ним в дверь позвонили, это оказался Петр Иванович, он прорабатывал свою версию убийства Егора Сергеевича. Не мог он поверить в самоубийство великолепного и обеспеченного мужчины. Его наследником стал его дядя, Константин Егорович, но дядю в этом доме никто не видел.

Зато дворничиха сказала, что видела погибшего мужчину с Биланой, они вместе катали детскую коляску. Вот такие следы и привели к Инессе Евгеньевне, сидевшей с внуком. Биланы дома не было, не было и Платона. Мать его сказала, что он в отпуске и его нет в городе вместе с его другом Родионом.

Мотив ревности проскочил в голове лейтенанта. Уж очень красив был погибший мужчина. Других зацепок к этому дому у него не было. Увидев Билану, хрупкую, красивую женщину, он понял, что ей не столкнуть мужчину с крыши, и не протащить его даже метра. Она подтвердила еще раз, что Платон в отпуске и уехал с Родькой.

Петр Иванович твердо знал, что убийство без Биланы не обошлось, никто больше не был знаком в этом доме с погибшим мужчиной. Он навел справки о Платоне, и понял, что тот не мог бы затащить Егора Сергеевича на крышу, мужчина, сделавший это должен быть сильнее погибшего человека, либо они сбросили труп. При вскрытии был обнаружен ровный срез в спине между ребрами, рядом с рваной раной от металлической ограды. Появилась предположение, что Егора Сергеевича убили ножом, а потом сбросили с крыши.

Неожиданно для себя, Константин Егорович стал владельцем дачи с гранатовой мебелью; естественно он тут же подвергся допросу Петра Ивановича, но у него было алиби: был болен, с сердечным приступом лежал в больнице, и в ночь убийства больничной палаты не покидал. Тогда у него спросили, не знает ли он крупного мужчину, из числа общих знакомых с Биланой.

Он сказал, что Билану вообще не знает, но знает крупного мужчину Прохора Степановича, мужа Полины, которая работала на даче Егора Сергеевича.

Внешний вид Прохора Степановича вызывал уважение, и настораживал одновременно.

Рост под 190 сантиметров, крупного телосложения, почти бритый затылок. Такой мог сделать, что угодно. Петр Иванович предложил ему метнуть нож, но это у Прохора Степановича плохо получилось, не умел он метать ножи. Нож вообще не вязался с Прохором Степановичем. Решил Петр подождать возвращения Платона, других мужчин в окружении Биланы, не было обнаружено, тем более что билет он покупал в ночь убийства. Сообщили на конечный пункт прибытия Платона, о возможном его задержании. Но сведения с места его нахождения по железнодорожному билету не поступали.

Платон пошел к другу Родьке и покаялся ему в убийстве любовника своей жены…

Родька предложил ему немедленно уехать в экспедицию в одно интересное место, где люди видели НЛО. Оказалось, что они оба в этот момент были в отпуске, и, следовательно, никто их искать не должен. Родька, за вторичный переезд из квартиры в квартиру, сорвал деньги с Инессы Евгеньевны, и поэтому мог помочь другу детства уехать в медвежий край на пару недель.

Бумажник у Платона был в кармане, проблем с документами не возникло. Они ночью покинули город на поезде. Платон и Родька сошли с поезда раньше на одну остановку, им все равно некуда было идти. Продукты у них были те, что Родька припас для похода на одного себя, прикупить продукты на Платона они не успели, значит, им надо было подумать об ином маршруте, на котором бы были населенные пункты с магазинами.

Они углубились в тайгу. Пошел снег. Это летом то! Но скоро растаял. Платон плохо переносил лес, горожанин до мозга костей, он вел себя, как загнанный зверь и готов был вернуться домой и сдаться. Родька отговаривал его от самопожертвования, обещал ему, что в тайге хорошо, надо только привыкнуть. Шли они тропами, как звери, прятались от встречных людей и на контакт со встречными людьми не шли.

Продукты таяли, есть на свежем воздухе очень хотелось, а еды было явно не достаточно на двух взрослых мужчин.

Родька предложил Платону забить ножом кабана, зайца, да кого угодно, лишь бы что-нибудь съесть серьезнее, чем исчезающие запасы в рюкзаке. Спички, зажигалки у них были.

Палатка у них была одноместная, был один спальный мешок, оставалось разжигать один костер, готовить пищу в одном котелке. Было две металлических алюминиевых кружки, две таких же ложки.

С голода, Платон метнул нож в утку, та упала. Долго искали куда, ели нашли, пожалели, что у них нет собаки для таких целей. Утку съели за один присест, уснули крепко, проснулись от взгляда: на них смотрела местная амазонка. Девушка с ружьем за плечом, в высоких резиновых сапогах, в джинсовом брючном костюме, палкой пыталась притушить их костер.

– Чего спите, а костер не потушили? Ветер дунет, ни вас, ни леса не останется.

– А ты, кто? Лесничий?

– Нет, дочь лесничего. Утку съели? Где разрешение на отстрел? Вы откуда и куда?

– А без вопросов можно? – спросил Родька.

– Можно, но тогда сделайте так, чтобы я вас здесь больше не видела.

– Этого мы обещать не можем, – сказал тихо Платон.

– Тогда я сообщу о вас, куда следует, вдруг вы преступники. По тайге в нашем районе объявлен план перехват двух мужчин, а вас, как раз двое мужчин.

– Мы приличные люди, инженеры в отпуске, меня зовут, впрочем, неважно, как меня зовут, лучше подскажите, как можно выбраться из сей великолепной тайги? – спросил Платон.

– Поверю вам, очень вы похожи на городских, столичных жителей, если пройдете метров пятьсот, по просеке, выйдите на узкоколейку, поезд ходит раз в сутки.

– Так вы на этом поезде приехали? – спросил Родька, которому очень понравилась дочь лесничего.

– Да, мне сказали, о вас грибники, я приехала посмотреть, какие вы птицы залетные, чем занимаетесь.

– А назад завтра поедите?

– Да, у меня здесь еще есть дела, надо обойти лес, к нам волки чужие зашли.

– Вы их не боитесь? – продолжал задавать вопросы Родион.

– А, что делать? Надо.

– Не бросайте нас! – взмолился Платон, слова о волчьей стае его испугали.

– Я бы вас в милицию доставила, уж очень вы напоминаете тех, на кого перехват объявлен, но у нас в радиусе ста километров милиции нет.

– А откуда вы знаете про перехват, если милиции нет?

– На почту присылают словесное описание тех, кого разыскивают, почтальонка лесников предупреждает, у нас тут свои связи.

– А нас не боитесь? Ведь мы похожи на словесное описание, сами сказали, – спросил Платон.

– Особенно ты, признавайся, кого пришил? – девушка наставила ружье на Платона.

– Кого? Любовника жены, ножом в спину, – и он вытащил нож, нажал на кнопку.

– Да, серьезное оружие, предлагаю перемирие, ваши слова принимаю за шутку, разойдемся красиво.

– Девушка, но вы теперь много знаете, а здесь тайга, – стал запугивать ее Родька.

– Отец знает, где я, имейте в виду, вас найдут.

– Зачем вы свалились на нашу голову? – взревел Платон, шлепая ладонью комаров на своем лице.

Родька с дочкой лесника пошли вперед и вместе, Платон шел сзади, отставая от них с каждым шагом, у него был свой рюкзак, с небольшим количеством еды, он решил просто от них уйти в неизвестность. Влюбленный Родька отводил душу с девушкой интересной ему во всех отношениях, а Платон остановился за сосной, а потом ушел в другую сторону… Он чему-то успел научиться у Родьки, вечером зажег костер, испек пару картофелин, съел, их как пирожные и уснул. Сквозь сон он слышал крики, словно его звали, но откликаться не стал. Крики смолкли.