Бабы их, эти проклятые ведьмы, кричали все время,
Будто мы съели овец их. Они б нас в куски растерзали.
Густо летели вдогонку нам брань и насмешки, но все же
С суши к воде мы успели свернуть и нырнули проворно
Оба в камыш, а соваться туда не решались крестьяне,
Так как стемнело, — и все по домам разбрелись поневоле.
Еле спаслись мы тогда… Государь! Мы имеем: насилье,
Смертоубийство, измену; ведь вот о каких преступленьях
Речь тут идет! Государь, покарайте их карой строжайшей!»
Выслушав жалобу волка, ответил король: «В этом деле
Суд разберется. Но Рейнеке слово теперь предоставим».
Рейнеке вышел, сказав: «Если б именно так обстояло
Дело, как волк расписал, — не к моей оно было бы чести.
Но упаси меня бог, чтоб это в малейшей хоть мере
Было на правду похоже! Не отрицаю: волчиху
Рыбу ловить я учил, указал ей дорогу и к пруду
Лично ее провожал. Но она, лишь услышав о рыбе,
Так понеслась, что дорогу, и все наставленья, и меру
Сразу забыла. И если ко льду она там и примерзла,
То потому, что сидела так долго. А стоило раньше
Вытащить хвост, ей хватило бы рыбы и на три обеда.
Жадность к добру не приводит, и кто по натуре привержен
К невоздержанью, к излишествам, тот в результате страдает.
Алчности дух неизменно приносит одни лишь заботы:
Он ненасытен. Ко льду примерзая, могла бы Гирмунда
В этом сама убедиться. Но я благодарности мало
Вижу с ее стороны за мою бескорыстную помощь.
Я и толкал ее всячески и поднимал, но чрезмерно
Грузной она для меня оказалась. За этим занятьем
Изегрим-волк и застал меня. Берегом шел он, увидел,
Остановился и начал кричать и презлобно ругаться.
Я, признаюсь, испугался столь пылкого благословенья.
В ярости дикой меня он не раз, а и дважды и трижды
Самой вульгарной, грязнейшей, похабнейшей бранью осыпал.
Я про себя и подумал: «Спасайся, покуда не поздно.
Помни: беглец — не мертвец!» И я рассудил очень здраво —
В клочья бы он разорвал меня там. Когда из-за кости
Перегрызутся два пса, одному проиграть неизбежно.
Я и решил, что значительно проще и правильней будет
Гнева его и припадка безумья в то время избегнуть.
Злобным он был и остался, спросите его же супругу.
Что же мне пачкаться с этим вконец изолгавшимся типом?
Ведь, увидав, что жена его к месту примерзнуть успела,
Он разразился потоком безбожных проклятий, ругательств.
То, что крестьяне за ними погнались, им было на пользу:
Кровь их в движенье пришла — и не так они оба замерзли.
Что же еще тут сказать? Довольно дурная манера —
Лгать и свою же супругу собственной ложью порочить!
Спросим ее, — ведь она тут присутствует: будь это правдой,
Вряд ли она и сама поскупилась бы на показанья.
Все ж я неделю отсрочки прошу для совета с друзьями,
Как подобает ответить мне на обвинения волка».
Тут и Гирмунда сказала: «Вся ваша жизнь и поступки —
Ложь, надувательство и надругательство. Мы ли не знаем?
Всё только плутни, коварство и наглость! Тот, кто вам верит,
Тот уж за это поплатится. Вы же прославленный мастер
Хитросплетений словесных. Взять случай со мной у колодца:
Два над колодцем висели ведра, и в одно из них, — право,
Я и не знаю, зачем, — вы уселись и вниз опустились,
Но уж оттуда никак не могли вы подняться обратно.
Страшно вы хныкали там. Я утром пришла — удивилась.
«Как, — говорю, — занесло вас в колодец?» А вы мне кричите:
«Милая кумушка! Как же вы кстати! Для вас угощенье
Я приготовил. Садитесь в другое ведро и спускайтесь.
Рыбы тут — уйма!» И так я попала в большое несчастье:
Я вам поверила. Вы же клялись, что объелись там рыбы
Так, что живот разболелся! Дала я себя одурачить:
Глупая, влезла в ведро — и вниз как пошло оно сразу!
Я в нем спускаюсь, в другом— поднимаетесь вы мне навстречу.
Мне это было так странно, и я в изумленье спросила:
«Рейнеке, как это так?» И ответ вы мне дали ехидный:
«Вверх и вниз — так в мире ведется, так вышло и с нами.
Жизни закон неизменный: этот унизиться должен,
Этот — возвыситься, все соответственно качествам личным».
Тут из ведра вы изволили выскочить и убежали.
Я же, убитая горем, весь день просидела в колодце,
К вечеру только спаслась, но каких натерпелась побоев!
Несколько там у колодца крестьян собралось, и случайно
Кто-то меня обнаружил. Голодная, в страхе ужасном,
Я там сидела, дрожа, на душе моей было прескверно.
Слышу я между крестьян разговор: «Погляди-ка, в ведерке
Старый наш недруг сидит, овец пожирающий наших!»
«Ну-ка, тащи его вверх! — другой говорит. — Постараюсь
Встретить его хорошо, разочтемся мы с ним за ягняток!»
Как он там встретил меня — признаться, и вспомнить мне страшно!
Сколько ударов на шкуру мою тут посыпалось! В жизни
Худшего дня пережить не пришлось. Я едва уцелела!»
Рейнеке так ей ответил: «В последствия вникните глубже —
Станет вам ясно, что эти побои пошли вам на пользу.
Собственно, лично я предпочитаю без них обходиться.
Дело же так обстояло, что кто-то из нас неизбежно
Был бы избит: не могли же мы выбраться одновременно.
Это запомнить вам стоит. Не будьте такой легковерной
С кем бы то ни было. Мир, к сожалению, полон коварства».
Волк заявил: «Да к чему в доказательствах лишних копаться!
Кто же мне пакостил больше, чем этот вот злостный мошенник?
Я вам еще не рассказывал, что он в Саксонии сделал,
Как на беду и позор он завлек меня там к обезьянам:
Да, по его наущенью в какую-то влез я пещеру;
Знал наперед он, какая беда меня там ожидала:
Чуть бы замешкался я — без ушей и без глаз бы остался!
Слов обольстительных он не жалел, уверял, что в пещере
Я с его тетушкой встречусь, — имел он в виду обезьяну.
Очень досадовал плут, что я спасся: направил нарочно
Он меня в гнусное логово, что показалось мне адом!»
Пред господами придворными Рейнеке волку ответил:
«Изегрим путает что-то, он несколько тронулся, видно.
Он обезьяну приплел? Так пускай уж точно расскажет.
Два с половиной года назад покутить он собрался
В землю саксонскую. С ним в те места я отправился также.
Это вот — правда, все прочее — выдумка. Были в пещере
Не обезьяны, — макаки! Ни за кузин, ни за теток
Я никогда признавать их не стал бы. Мартын-обезьяна,
Фрау Рюкенау-мартышка — мне родичи: дядя и тетя.
Этим родством я горжусь. Он, дядя Мартын мой, — законник,
Очень почтенный нотариус. Этих же тварей пещерных
Изегрим в родичи мне навязал издевательства ради.
Общего нет ничего между нами, родства — и подавно:
Все они очень похожи на дьявола из преисподней.
Если же тетушкой я величал ту старуху, — поверьте,
Знал я, что делал: терять — не терял, но зато угощенье
Было роскошное. Впрочем, я ей удавиться желаю!
Вот, господа! Мы однажды, с дороги свернув, обходили
Гору какую-то; видим, пред нами зияет пещера,
Мрачная, очень глубокая, страшная. Но, как обычно,
Что-то был Изегрим слаб, с голодухи не в духе. Да кто же
Видел когда-нибудь волка достаточно сытым, довольным?
Я говорю ему: «В этой пещере найдется, наверно,
Снеди порядочно. Думаю, что обитатели тоже
Очень охотно поделятся с нами всем, чем богаты».
Изегрим так мне ответил: «Я вас, племянничек милый,
Под деревцом подожду: вы искусней во всем и, конечно,
Это знакомство завяжете легче. Предложат покушать, —
Вы известите меня». Рассчитывал выждать бездельник,