К событиям в Месопотамии. Май 2003 г
Сладостными майскими ночами,
Всех расстроив, кончилась война.
Я брожу в тревоге и печали,
Не могу я въехать ни хрена.
В прах повергли Нинев #250;ю
Или там Нин #233;вию,
Но вопросы кой-какие
Предъявить имею я.
Ох, как ты нас наебала,
Ох, как ты нас бросила
Родина Сарданапала
И Навуходоносора.
Обещали генералы,
Что кирдык пиндосам
На земле Сарданапала
И Навуходоносора.
Вся Россия вам желала
Бить америкосов,
Вам, сынам Сарданапала
И Навуходоносора.
Мы прислали вам ракет,
Средства электроники,
А вы сделали минет
Бушу лучше Моники.
Вам Саддама было мало,
Надо вам Иосифа,
Надо вам Сарданапала,
Навуходоносора.
Сдали родину врагам
И, как крысы мерзкие,
Растащили по домам
Черепки шумерские.
Раз дошли у вас враги
До святынь Багдада,
Хрен простим мы вам долги
В десять миллиардов.
Если променяли смерть
Вы на удовольствия,
Хер вам в рот за вашу нефть,
А не продовольствие.
Уж, взялись за это дело
Навуходоносоры,
Где же ваши ибн Гастелло?
Ваши Бен Матросовы?
Где же ваш Эль Сталинград
Для заморской вражины?
Почему, бля, не горят
Нефтяные скважины?
Где там мстители БААС
По пустыне рыскают?
Где ваш ядовитый газ?
Язва где сибирская?
Где священная война?
Глаза ваши бесстыжие.
Нет, из этого говна
Выхода не вижу я.
***
Баллада об оцинкованном листе
Ох, и ловок же кровельщик,
Чисто эквилибрист.
Он несет, как сокровище,
Оцинкованный лист.
Перед ним только бездна
В двадцать пять этажей,
Только крыша железная,
Да пентхауз на ней.
И плывут в его взоре
У подножья вершин
Люди - как инфузории,
Тараканы машин.
Олигархи и бляди
Копошатся у ног.
Под стеной детский садик,
Как цветка лепесток.
Так идет он по кровле,
Городской альпинист.
Режет пальцы до крови
Оцинкованный лист.
Если он его выронит,
То спикирует вниз,
Словно нож гильотины,
Оцинкованный лист.
Долетит он до садика
И, сверкнув словно меч,
Срежет девочке маленькой
Напрочь голову с плеч.
Прошумел над пентхаузом
Ветра злобного свист
И надул мощным парусом
Оцинкованный лист.
Но усильем чудовищным
Удержав этот лист,
Взмыл над крышею кровельщик,
Как дельтапланерист.
Завертел, закружил его
Черный вихрь над Москвой,
Тополиной пушинкою,
Да ольховой серьгой.
Словно ангелы крыльями
Вдаль его понесли
По-над трубами, шпилями
Этой грешной земли.
Крикнул мальчик родителям:
“В небе парашютист!”
И сиял ослепительно
Оцинкованный лист.
Ах, кривая падения,
Траектории путь.
Есть закон тяготения,
Его не обмануть.
Небо словно разверзлося,
И, как новый Икар,
На стоянке он врезался
В дорогой “Ягуар”.
Даже после падения
Он к груди прижимал,
Как икону нательную,
Серебристый металл.
Он лежал без движения,
Лишь хозяин крутой
Всё пинал в раздражении
Его тело ногой.
Отказался на “Скорой”
Отвозить его доктор.
Не был он застрахован,
И вообще уже мертвый.
Сообщали по рациям
По своим мусора:
- Нет в Москве регистрации
У него ни хера.
И толпа вокруг охала, иномарку жалела,
И конца долго не было возмущенным речам:
“Лимита черножопая, мол, совсем одолела,
Скоро места не станет на Москве москвичам”.
И никто не додумался, просто встать на колени
И публично покаяться в коллективной вине,
Что судьба гастарбайтера в обществе потребления
Есть судьба камикадзе на минувшей войне.
Данный текст, написанный по заказу «Русского Журнала», не имеет ничего общего с реальными событиями.
В тот момент когда, вроде,
Русь привстала с колен,
Черти что происходит
В древнем городе N.
Там в тиши переулков,
Где царит благодать,
Проживала с дочуркой
Одинокая мать.
Жили бедно и скромно,
Хлеб имели да кров.
Там, под сенью церковных
Золотых куполов.
Если ты не сломался,
Не продался за грош,
Все равно свое счастье
Ты когда-то найдешь.
Будет все превосходно,
Если ты сердцем чист.
Полюбил ее модный
Из Москвы журналист.
Годы счастья настали,
Наступил оптимизм,
Только зависть людская
Отравляла им жизнь.
Им бы жить по старинке
Возле теплых печей,
Ненавидят в глубинке
Нас, крутых москвичей.
Эта зависть так просто
Довела до беды
Посреди этой костной,
Бездуховной среды.
Как-то после прогулки
Что бывает не редко
Заигралась дочурка
Возле лестничной клетки.
Спотыкнулась неловко
Пол был скользкий как лед
И упала головкой
В межэтажный пролет.
Дочка выжила чудом
Но, чтоб злобу сорвать
Обвинили иуды
В покушении мать.
Кто же в это поверит?
Нет таких дураков
Даже дикие звери
Своих любят зверьков.
Был ли факт, чтоб орлица
Заклевала орленка?
Или, скажем, волчица
Вдруг загрызла волчонка?
За любые мильйоны
Мать дитя не швырнет
В этот гулкий, бездонный
Межэтажный пролет.
Оказался расправой
Резвый как КВН
Скорый суд и неправый
В древнем городе N.
Обрекая на муки
Прозвучал приговор
И кровавые руки
Потирал прокурор.
Ах, присяжный, присяжный
Что ж ты прячешь глаза?
Почему ты продажный?
Суд он ведь не базар.
Принимая решенье
Позабыл ты про стыд
Ты поддался давлению
Бог тебя не простит.
И коллегию вашу
Всех кто, будто шутя,
Разлучили мамашу