Взглядом я попросил у Лиз помощи.

– Все материалы о ренегатах строго засекречены, – спокойно сообщила она. – В сети нет упоминаний об этом. Все существует только в виде распечатки и предоставляется для ознакомления лишь по специальному запросу.

– О-о, – протянул я. – Ну, в общем, получилось так, что я… м-м… решил особо не распространяться об этом.

Это была очень неприятная обязанность, и… резолюции последовали весьма тягостные. Возможно, мы провалили все дело, но тогда с ним вообще нельзя было бы справиться – это означало бы позволить ренегатам продолжать то, чем они занимались, что и вовсе недопустимо. Дело в том, что этот частный инцидент совершенно отчетливо продемонстрировал, чем в действительности являются ренегатско-хторранские взаимоотношения.

Я заметил, что один из помощников президента передал ей красную папку. Она читала ее, пока я говорил, время от времени поднимая глаза и изучая меня. Если это мой отчет, то хотел бы я знать, кто его написал.

Лиз сказала: – Это было, когда капитан Маккарти послал в сеть условный сигнал и я забрала его из Колорадо, Генерал все еще сомневался. Но это не имело значения, потому что заговорила президент: – Капитан, могу я задать вам вопрос?

– Да, мэм.

– Вы кинули нам обглоданную кость, но я знаю, что многое вы скрыли. Я смотрела ваше дело. Из него следует, что вы прошли через страдания. Я права?

– Да, мэм. Это так.

– Спасибо. Теперь я хочу спросить вас кое о чем и прошу вас отрешиться от личных переживаний. Как бы вам ни было трудно, это необходимо. Вы нужны как непредвзятый наблюдатель, испытавший все на собственном опыте.

– Я сделаю все, что в моих силах, мэм.

– Уверена, что вы постараетесь. Итак, вопрос, капитан. По вашему мнению, ренегаты по-прежнему остаются людьми?

– Э… Мэм, я наблюдал их в разных ситуациях. Я видел, как они праздновали дни рождения своих детей, катая малышей верхом на червях. Вы когда-нибудь сталкивались с червем в карнавальном наряде? Если бы это было все, что я видел, я ответил бы вам: да, ренегаты нашли способ сохранить человечность и включить червей в свою жизнь. Но это не все. – Я остановился и откашлялся. – Дайте мне стакан воды, пожалуйста.

Помощница президента налила воды из графина и протянула мне.

– Спасибо.

Она мимолетно улыбнулась и исчезла. Я продолжал: – О другом мне не хотелось бы говорить. Я предпочитаю не думать об этом, не хочу даже держать в голове. Но, боюсь, это останется там навсегда. Я видел, как человеческие существа нацеливали червей на людей. Как оружие. Видел, как человеческие существа бросали детей в загон, чтобы пустить их на корм червям. Я видел… – У меня перехватило горло, голос пропал. Я зажал рукой рот, потом глаза. – Видел моих собственных детей…

И снова из глаз моих непроизвольно потекли слезы. Лиз сунула мне салфетку. Я отвернулся, чувствуя ее руку на своем плече.

– Все хорошо, Джим, это пройдет, – говорила она. – Все хорошо.

Через минуту я взял себя в руки.

– Госпожа президент, вы просили меня сохранить непредвзятость. Но это невозможно. После всего, что я видел у ренегатов, мне остается сказать лишь следующее: существует предел, после которого их отождествление с червями становится настолько полным, что они теряют последнюю точку соприкосновения с человечеством. Когда мы захватили Племя, напавшее на Семью, вопрос, который нам предстояло решить, не касался их вины, это не вызывало сомнений. Суть заключалась в нашем ответе. Что мы должны сделать с этим. Все сводилось к тому же: как относиться к ренегатам – как к людям или как к червям? Ответ, к которому мы пришли в Семье, заключался в том, что самим фактом коллаборационизма ренегаты отказались от своей человечности. Я не знаю, может ли это служить ответом на ваш вопрос, но для Семьи он был очевиден. И я в нем уверен до сих пор. Я не думаю, что предатели человеческого рода заслуживают лучшей участи, чем наши враги. Я сел.

– Благодарю вас, капитан. По-моему, вы со всей определенностью выразили свою точку зрения.

Президент, казалось, была обеспокоена. Лиз повернулась ко мне, положила руку на мое колено и шепнула: – Ты справился прекрасно.

Я стряхнул ее руку и, уставившись в пол, думал: что же я сделал? Кого я предал на этот раз?

– Пойдем, – сказала Лиз, вытаскивая меня из кресла. – Накормлю тебя обедом. – Она быстро потащила меня к двери.

Два человека в форме направились нам наперерез, но Лиз только покачала головой и, не останавливаясь, увлекла меня дальше.

– Полковник Тирелли! – позвал один. Лиз захлопнула дверь у них перед носом.

Но они не отставали.

– Полковник!

– Не оборачивайся, – приказала Лиз. Преследователи догоняли нас. Генералу Уэйнрайту было за шестьдесят; он покраснел, запыхался и говорить мог одними междометиями. Полковник же был вылитым оловянным солдатиком. Генерал сказал: – Знаете ли, вы так просто отсюда не уйдете!

– Не понимаю, о чем вы, генерал. С вашего позволения, у меня назначена другая встреча.

– Вы состряпали эту конференцию. Подтасовали карты.

Полковник схватил ее за руку и остановил. Лиз посмотрела на лапу, державшую ее за локоть.

– Уложить его? – спросил я Лиз, шагнув к нему.

– Если попытаетесь, считайте себя трупом, – рявкнул военный.

– Я давно труп, – заметил я, но он не понял. Лиз дотронулась до моей руки.

– Я сама справлюсь, Джим. – Она посмотрела на полковника. – Вам сколько пальцев сломать?

Генерал кивнул своему помощнику: – Отпустите ее.

Полковник подчинился. Генерал сказал: – Мы знаем, что вы сделали. Нам известно, как вы планировали ваши полеты. Целый год вы выводили своих людей из Колорадо. Вы намеренно позволили некоторым очагам заражения распространиться сверх допустимых пределов. Вы хотели сбросить бомбу, не так ли?

Лиз удивленно посмотрела на него.

– Генерал, все, что я имела сказать, я сказала президенту Соединенных Штатов.

– Ее вы можете дурачить! – забрызгал слюной полковник. Я пожалел, что мне не разрешили врезать ему как следует. – Эта старуха так и юлит перед Агентством.

– Она – главнокомандующий Вооруженными силами! Высшая власть на Земле. Может быть, вы этого не понимаете, – сказала Лиз. – Этот человек,.. – она указала большим пальцем на полковника, – опасно близок к тому, чтобы прямо призывать к бунту! Если вы не подадите на него рапорт, это сделаю я!

Ее глаза сверкали. Она повернулась и пошла по коридору. Я поспешил за ней.

Когда мы вошли в лифт, я оглянулся, чтобы проверить, не идут ли они за нами. Но они застыли на месте. Двери лифта закрылись, и Лиз расхохоталась.

– А? Что здесь смешного? Она нажала на верхнюю кнопку.

– Все. Черви в предместье Денвера. Генерал Уэйн-райт тоже стоит за бомбу, и мы вцепились друг другу в глотку, потому что никто не хочет отвечать, если это не сработает.

– А мы действительно хотим сбросить бомбу?

– Нет, – вздохнула Лиз. – Не хотим. Просто это единственное, чего мы еще не пробовали. Потом останутся только планы отступления, и президент утвердила их. Возможно, нам придется покинуть планету.

– Что? Как?..

Двери лифта открылись, и мы вышли в шлюз безопасности. Лиз приложила ладонь к опознавательной панели, и двери шлюза разъехались. На эскалаторе, спускающемся к гаражу, Лиз сказала: – Если понадобится, мы можем эвакуироваться на Луну и на станции «Л-5». Кстати, «Альфа» была готова на восемьдесят пять процентов уже к началу эпидемий. Не так трудно сделать ее пригодной для жизни. Атмосфера там сформирована; остается переправить туда достаточное количество газа, чтобы довести давление до приемлемого. Это выполнимо. По нашим сведениям, на лунных станциях все еще живет сто одиннадцать человек. Не представляю как, но они держатся и смогут многому научить нас. По нашим оценкам, можно спасти от десяти до пятнадцати процентов земной экологии, да еще зародышевую плазму. Остальное мы, похоже, потеряем. Уже началась эвакуация Мирового Экологического Банка – независимо от того, придется нам покинуть планету или нет.