Напротив, «трансмутация» есть, собственно, только изменение состояния внутри формальной области, включающей всю совокупность индивидуальных состояний, или даже, проще говоря, изменение модальности внутри индивидуальной человеческой области; впрочем, это единственный случай, который фактически и надлежит рассматривать;[286] такая «трансмутация» возвращает нас, следовательно, к «малым мистериям», с которыми в действительности и связаны возможности внетелесного порядка, чья реализация может быть понята в терминах «долгожительства», хотя и в смысле, отличном от того, который мы рассматривали в первую очередь и который не выводит за пределы самого телесного уровня. Здесь можно провести еще и другие различия, в соответствии с тем, идет ли речь о каких-либо расширениях человеческой индивидуальности или о ее совершенстве в «изначальном состоянии». Начнем с возможностей наименее высокого уровня; можно предположить, что в определенных случаях и с помощью особых способов, находящихся в ведении герметизма или того, что ему соответствует в других традициях (ибо то, о чем идет речь, известно, в частности, в индийской и дальневосточной традициях), сами элементы, составляющие тело, могут быть «трансмутированы» и «субтилизированы» с целью перенесения их во внетелесную модальность, где существо могло бы пребывать в условиях, менее ограниченных, нежели условия телесной области, — в частности, в плане длительности. В подобном случае существо в определенный момент исчезнет и его тело не оставит ни малейшего следа; оно сможет, впрочем, в особых обстоятельствах временно вновь появиться в телесном мире, в силу «интерференции», существующих между последним и другими модальностями человеческого состояния; этим могут объясняться многие факты, которые нынче, естественно, торопятся объявить «легендами»; но в них, однако, присутствует некая реальность.[287] Не следует, впрочем, усматривать здесь что-либо «трансцендентное» в истинном смысле этого слова, поскольку речь идет только о человеческих возможностях, чья реализация, правда, может представлять интерес только для существа, которого она делает способным выполнить какую-либо особую «миссию»; в других случаях это представляло бы собой лишь простое «отклонение» в ходе инициатического процесса и более или менее продолжительную остановку на пути, который в нормальных условиях должен вести к восстановлению «изначального состояния».

О возможностях этого «изначального состояния» нам и надлежит поговорить сейчас; поскольку существо, его достигшее, уже виртуально «освободилось», как мы сказали выше, то можно утверждать, что оно тем самым также виртуально «трансформировалось»; разумеется, его трансформация не может быть действительной, поскольку оно еще не вышло из человеческого состояния, а только сполна реализовало его совершенство; но возможности, приобретенные им с тех пор, отражают и в известном смысле «предвосхищают» возможности существа, по-настоящему «трансформированного», поскольку в центре человеческого состояния непосредственно отражаются высшие состояния. Существо, утвердившееся в этом центре, занимает действительно «центральную» позицию по отношению ко всем условиям человеческого состояния; так что, не выходя за их пределы, оно, однако, определенным образом господствует над ними, а не подвластно им, как обычный человек; и это справедливо, в частности, по отношению к условиям и времени, и пространства.[288] Отсюда оно сможет, если захочет (несомненно, впрочем, что на той духовной ступени, которой оно достигло, оно никогда не пожелает этого без какого-либо существенного основания), перенестись в любой момент времени, как и в любое место пространства.[289] Сколь бы необычной ни казалась такая возможность, она, однако, является лишь непосредственным следствием реинтеграции в центр человеческого состояния; и если такое состояние человеческого совершенства достигнуто истинными братьями Розы и Креста, то отсюда можно понять, что в действительности представляет собой «долгожительство», приписываемое последним; оно означает даже нечто большее, нежели то, что подразумевается под этим словом на первый взгляд, ибо является, собственно, отражением в сфере человеческого существования самой изначальной вечности. Эта возможность, впрочем, при обычном ходе вещей никоим образом не проявляется вовне; но существо, ее достигшее, отныне постоянно и неизменно обладает ею и не утратит ее ни при каких обстоятельствах; ему достаточно удалиться из внешнего мира и вернуться к самому себе, как только оно пожелает это сделать, чтобы вновь обрести в центре своего собственного существа истинный «источник бессмертия».

Глава XLIII. О ПОНЯТИИ ЭЛИТЫ

Есть слово, употреблявшееся нами в других случаях довольно часто, смысл которого нам надлежит здесь уточнить с точки зрения инициатической, что до сих пор не было сделано в явной форме: это слово «элита», служившее нам для обозначения чего-то такого, что не существует более в нынешнем состоянии западного общества; ее создание или, скорее, воссоздание представляется нам первым и основным условием восстановления интеллекта и реставрации традиции.[290] Необходимо отметить, что это слово — из числа тех, которые на удивление неверно употребляют в нашу эпоху, даже чаще всего используют их в значениях, не имеющих ничего общего с тем, что они должны обозначать; такие деформации, как мы отмечали по другому поводу, нередко принимают вид настоящей карикатуры и пародии; в частности, так происходит, когда речь идет о словах, которые еще до всякого профанного искажения были в известном смысле освящены традиционным употреблением: и именно таков, как мы увидим, случай слова «элита».[291] Такие слова определенным образом связаны, как «технические» термины, с самой инициатической символикой; поэтому, если профаны перенимают порой символ, который неспособны понять, извращают его смысл и употребляют его столь неправомерным образом, сам символ еще не утрачивает свою подлинную сущность; поэтому нет никаких веских причин для того, чтобы неверное употребление слова вынудило нас избегать его; и, впрочем, если бы это было так, то — учитывая беспорядок, царящий в нынешнем языке, — какие термины, в конечном счете, остались бы в нашем распоряжении?

Когда мы ранее употребляли слово «элита», ложные концепции, в рамках которых его обычно применяют, еще не казались нам столь распространенными, как мы затем констатировали, и возможно, так оно и было в действительности, ибо все это, как видим, все более усугубляется; и в самом деле, никогда не говорили столько об элите поминутно и на каждом шагу, как с тех пор, когда ее более не существует; разумеется, то, что под этим подразумевают, отнюдь не является элитой в подлинном смысле. Более того: нынче даже говорят об «элитах», пытаясь подвести под этот термин всех индивидов, которые хоть сколько-нибудь превосходят «средний» уровень в том или ином виде деятельности, пусть даже в самом низком и далеком от всякой интеллектуальности.[292] Отметим прежде всего, что множественное число является здесь настоящей нелепостью: даже не выходя за пределы обычной светской точки зрения, можно было бы сказать, что это слово — из тех, которые не подлежат употреблению во множественном числе, поскольку смысл их предполагает как своего рода «превосходную степень», так и то, что по самой природе неспособно дробиться и подразделяться; но нам, со своей стороны, надлежит обратиться к соображениям гораздо более глубокого порядка.

Порой ради большей точности и во избежание возможного недоразумения мы употребляли выражение «интеллектуальная элита»; но, правду говоря, это почти плеоназм, так как невозможно даже представить себе, чтобы элита не была интеллектуальной, или, если угодно, духовной, причем оба слова для нас в целом равнозначны, ибо мы не считаем возможным смешивать истинную интеллектуальность с «рациональностью». Это обусловлено тем, что выделение элиты как таковой может, по самому определению, производиться лишь «сверху», т. е. по отношению к самым высоким возможностям существа; и это нетрудно уяснить себе, поразмыслив немного над собственным смыслом слова, непосредственно вытекающим из его этимологии. В самом деле, с собственно традиционной точки зрения значение слова «элита» связано с тем, что оно производно от слова «избранный» (elu); и именно это, скажем прямо, побудило нас предпочесть этот термин любому другому; но надо еще несколько уточнить, как его следует понимать.[293] Не стоит думать, что мы ограничиваемся здесь религиозным и экзотерическим смыслом, какой чаще всего вкладывают в слово «избранные», хотя именно он дает возможность без труда осуществить перенос по аналогии, соответствующий тому, о чем в действительности идет речь; но есть в этом и нечто иное, указание на что можно найти даже и в хорошо известном евангельском изречении, часто цитируемом, но, пожалуй, недостаточно понятом: «Много званых, но мало избранных».