Артамонов позвонил в школу, но никого из учителей там уже не было.

Когда Игорь Афанасьевич возвратился домой, он с удивлением обнаружил, что жена и дочь тоже дома и обедать собираются вместе с ним.

– Ну, знаете... не ожидал... - обрадованно заявил он, Усаживаясь к столу и по старой привычке засовывая салфетку за ворот. - За последние дни просто одичал. Мы же, например, с дочкой и двух слов не сказали.

– Очень много работы в библиотеке, - вздохнула Маша.

Лицо Игоря Афанасьевича неожиданно приобрело тревожное выражение, и он взволнованно сказал:

– Ты вообще преступно относишься к своему здоровью. Когда ты, наконец, пойдешь к врачу? У тебя слабые легкие, больное сердце, повышенная утомляемость. И целый день без воздуха! Надо что-то предпринимать в конце концов! Я просто не знаю, чем это все может кончиться... Ты окончательно погубишь здоровье и тогда...

– Папочка, оставь Машу в покое, - вмешалась Софья Борисовна, худенькая, энергичная и жизнерадостная женщина лет сорока пяти. - Она вполне здорова и заболеть может только от твоих причитаний.

– Сколько раз я тебе говорил! - вскипел Игорь Афанасьевич. - Во-первых, я тебе не папочка, я ей папочка! - и он ложкой указал на Машу. - Во-вторых, это не причитания. Вы обе абсолютно неразумны. Думаешь, ты очень здоровый человек? А печень?

– А! - беззаботно махнула рукой Софья Борисовна. - Подумаешь, печень!

Игорь Афанасьевич пожал плечами и развел руками.

– Ну, знаете!.. Это просто ужасно! Живу среди каких-то... каких-то варваров!

По многолетнему своему опыту Софья Борисовна поняла, что надо срочно переводить разговор на другую тему, иначе обед будет сорван.

– Папочка, - ласково и кротко сказала она, - ты бы лучше рассказал Маше о своем недавнем знакомстве. Ей это будет интересно.

С лица Игоря Афанасьевича мгновенно слетело выражение тревоги и негодования. Из-под очков разбежались к вискам лукавые морщинки. Он многозначительно поднял палец и с видом заговорщика подмигнул дочери.

– Да, да. Ей это будет интересно.

Маша удивленно посмотрела сначала на мать, потом на отца.

– Что это за знакомство, папа?

– Один молодой человек, - лукаво произнес Игорь Афанасьевич, - который, кажется, нам нравится.

Маша невольно покраснела. "Это, наверно, Валерий Гельтищев, - подумала она. - Его мать работает с папой в одной школе, и Валерий к ней зашел".

– Он мне вовсе не нравится, - возразила Маша.

– Но, но! - погрозил пальцем Игорь Афанасьевич. - Кажется, с отцом можно быть откровенной. Ты уже не маленькая и имеешь право влюбиться. Да, да, это вполне естественно. Надо только уметь разбираться в людях. А ты такая, доверчивая. И какой-нибудь негодяй... подумать страшно!..

– Папа, я же тебе говорю: я не только не влюбилась, но он мне даже не нравится.

– Ну, знаете... - Игорь Афанасьевич обиженно развел руками и пожал плечами. - Я этого не заслужил. Такое недоверие... Кажется, я не чужой тебе человек, и я тебя люблю не меньше, чем мама. Но почему-то ей...

– Папочка, - весело объявила Софья Борисовна, - не лезь в бутылку.

– Я не папочка! - Игорь Афанасьевич даже покраснел от гнева. - То есть я папочка, но не тебе! И вообще, что за выражения! Это называется научный работник? Кандидат?!

Но тут уже вмешалась Маша.

– Ты мой, мой папочка, - она нежно положила свою руку на руку отца. - И, пожалуйста, так не волнуйся. Ну, а тебе самому он понравился?

Ласка дочери действовала на Игоря Афанасьевича, как бальзам. Он мгновенно успокоился и уже совсем добродушно сказал:

– Представь, да. Он чудесный парень. Уж я кое-что понимаю в людях.

– Чудесный?

– Да, да, - подтвердил Игорь Афанасьевич. - Конечно, он не очень образован. Тут мама права. Но у него есть душа и характер. А это самое важное. Да, да, самое важное! - повторил он, с вызовом поглядев на жену. - "Пер Гюнта" он мог не читать... но я уверен, он его прочтет.

– Что?.. "Пер Гюнта"? - изумленно повторила Маша и с неожиданной тревогой спросила: - Папа, как же его зовут?

– Ах, ты уже забыла? Очень интересно! Что ж, вспоминай, - и он строго погрозил жене пальцем. - Только ты, пожалуйста, молчи.

Софья Борисовна с улыбкой тряхнула головой.

– Нет! Это уж выше моих сил, - и, обращаясь к дочери, торжественно добавила: - Ты только подумай, он встретил Николая!

Игорь Афанасьевич покраснел от возмущения.

– Ну, знаете!.. Если я прошу молчать...

Но в этот момент в дверь постучали, и из коридора донесся голос соседки:

– Игорь Афанасьевич, вас к телефону!

Маша проводила взглядом отца и, когда дверь закрылась за ним, тихо спросила:

– Мама, как же это все случилось?

...Когда Игорь Афанасьевич вернулся в комнату, Маша, улыбаясь, сказала:

– Папа, ты, оказывается, чудесный агитатор. Даже мама...

Игорь Афанасьевич строгим тоном перебил дочь:

– Прошу быстрее кончать обед. Сейчас к нам приедут.

– Кто приедет?! - одновременно воскликнули Софья Борисовна и Маша.

Игорь Афанасьевич ответил со скромной гордостью:

– Из штаба народной дружины. За консультацией.

Женщины переглянулись, не в силах сдержать улыбки.

– Папочка, - озабоченно заметила Софья Борисовна, но в глазах ее светились лукавые искорки, - мне кажется, ты становишься чересчур воинственным.

– Я попросил бы... - строго оглядев жену и дочь, начал Игорь Афанасьевич, но тут же досадливо махнул рукой. - Ах, ну давайте же скорее второе!

...Маша едва успела собрать со стола посуду и заменить скатерть, когда в передней раздалось три звонка.

Игорь Афанасьевич сам открыл дверь.

– Прошу, товарищи, прошу. Вот сюда.

Маша оглянулась и увидела Николая, сначала только Николая, хотя он и вошел в комнату последним. Первым с Машей поздоровался Артамонов, потом Коля Маленький.

– Моя супруга... Моя дочь... - церемонно представил женщин Игорь Афанасьевич. - Прошу садиться. Так чем могу быть полезен?

Николай сел на краешек стула и, не поднимая глаз, смущенно, даже как-то деловито принялся мять в руках кепку. Коля Маленький чувствовал себя свободнее и с любопытством оглядывался вокруг. Рассказал о цели их прихода Артамонов, рассказал, как всегда, коротко и деловито.

– Так, так... вот оно, оказывается, в чем дело, - кивнул головой Игорь Афанасьевич. - Понятно, - и неожиданно прибавил: - Я бы, между прочим, на его месте тоже не пришел.

– Почему? - удивленно поднял брови Артамонов.

Даже Николай оторвал взгляд от кепки. В глазах Коли Маленького зажглись лукавые огоньки, и, наклонившись к Николаю, он восхищенно прошептал:

– Сейчас он выдаст... чтоб я не родился!

– Почему? - замявшись, переспросил между тем Игорь Афанасьевич. - Дело в том... э-э, что классный их руководитель не очень... как бы это сказать?.. не очень чуток. Я Блохина встретил в коридоре... и с Ольгой Ивановной говорил... Она его, извольте ли видеть, с урока удалила. Записки он, мол, не принес и домашних заданий не выполнил. Ну, знаете... - он по привычке пожал плечами и развел руками. - Это абсолютно антипедагогично, абсолютно! Я так и сказал, и на меня, конечно обиделись.

– Эх, всю музыку нам испортила! - воскликнул Коля Маленький, но тут же осекся под строгим взглядом Артамонова.

– Досадно, - заметил Павел Григорьевич. - Весьма. Теперь вернуть доверие к нам трудно.

Игорь Афанасьевич сделал протестующий жест.

– Почему вернуть? Вы его не теряли. И я, кстати говоря, тоже. Он парень справедливый и неглупый. Идея! - вдруг обрадованно воскликнул Игорь Афанасьевич. - Или я ничего не понимаю, и тогда... тогда меня надо гнать, или я для него кое-что значу.

Он подбежал к письменному столу у окна, нашел там чистый листок бумаги и стоя торопливо набросал несколько строк.

– Вот! - Игорь Афанасьевич вернулся к Артамонову. Пусть он, Николай, сейчас же идет к Блохину. У него это получится, он умеет. И передаст эту записку. Ручаюсь, Блохпн все поймет и все, что надо, сделает. У этого мальчика при всех наследственных и благоприобретенных недостатках есть душа. Да, да, есть! - с вызовом повторил он и от волнения снял и опять надел очки.