— Это именно то, что вы предполагали увидеть?

— Ну, вы же работаете на Френка Сайза.

— Совершенно верно.

— Я как-то всегда думала, что для работы ему нужны именно лгуны — первостатейные, разумеется. Но вы почему-то не производите впечатления человека такого сорта.

— Я пока еще только учусь, — ответил я.

Она почти улыбнулась, но, очевидно, передумала.

— Садитесь, мистер Лукас. По-моему, вот в этом кресле вам будет вполне комфортно.

Я послушно сел туда, куда она указала. Сама она осталась стоять напротив камина.

— Не хотите ли немного выпить? Я как раз собиралась освежить горло.

— Выпивка — это было бы замечательно, — сказал я.

— Скотч?

— И скотч — очень даже неплохо.

Она сдвинулась на шаг-другой влево. Я было подумал, что она идет к кнопке или звонку, но буквально секундой спустя юноша с оливковым лицом вошел в комнату, держа в руках серебряный поднос, на котором стояли: графин, сифон с содовой, серебряный же кувшин с водой, серебряное ведерко со льдом и два стакана. Должно быть, это у них было отрепетировано.

Меня обслужили первым. Я смешал свою выпивку, Эймс смешала свою, и юноша испарился — обратно на свой пост в буфетной, надо полагать. Жена сенатора Эймса слегка приподняла свой стакан и сказала:

— За счастливые браки, мистер Лукас. Вы женаты?

— Уже нет.

— Много ссорились?

— Да нет в общем-то.

Она кивнула.

— Знаете, по-моему, есть верный признак, когда брак летит к чертям. Это когда понимаешь, что уже нет смысла собачиться ни по какому поводу.

— Да, — согласился я, подумав о Саре. У нас был не вполне брак, но собачиться мы пока продолжали с большим энтузиазмом.

— Вы ведь пришли поговорить со мной о моем муже, не так ли?

— О нем и о других вещах… и людях.

— О ком, например?

— Об Артуре Дейне, — сказал я. — Зачем вы его наняли?

Она сделала глоток из своего стакана.

— Чтобы присматривать за моими капиталовложениями.

— Какими капиталовложениями?

— Вы знаете, чем занимался мой муж до того, как я за него вышла?

— Он преподавал.

— Он был инструктором в ректорате Университета Индианы, и с его манерами и везением он бы, пожалуй, добрался до места ассоциированного профессора годам к пятидесяти. Вместо этого, он стал к сорока шести годам сенатором Соединенных Штатов. Я покупала ему все это шаг за шагом, от госпредставителя до сенатора штата, оттуда до заместителя губернатора — потому что он говорил, что он этого хочет! Это стоило мне более двух миллионов долларов, считая и то, что я потратила на оплату его пути в Сенат. Значительные вложения, мистер Лукас, и что вышло? Какая-то тухлятина. Вот поэтому я наняла Артура Дейна. Хочу выяснить, почему?

— И это все?

— «И это все» что?

— И это все, ради чего вы его наняли?

— А вы с ней уже поговорили, как я понимаю.

— С кем?

— С этой чертовой Мизелль.

Я кивнул.

— Да, я с ней говорил.

— Это все из-за нее! Если б не она, мой муж и сейчас был бы сенатором Соединенных Штатов, а моя дочь была бы жива! Она наложила на него свое заклятье.

Она посмотрела мне в лицо.

— Именно, мистер Лукас, я сказала «заклятье». Тут никакое другое слово не подходит.

— Я предложил Дейну иной вариант, — сказал я.

— Какой?

— Слово «секс».

Раздался смех. Она так и не начала улыбаться, но при этом умудрялась издавать смех. Откинув назад голову, она выпускала его из себя. В нем звенели насмешка, презрение, но не было и капли юмора. Уродливый звук. Даже жестокий.

— Секс, вы сказали?

— Совершенно верно.

— Она ведь просто сочится им, не так ли?

— Это свойство некоторых женщин, — сказал я. — Но у нее оно проявляется как-то совсем по-особому.

Она вглядывалась в меня еще несколько долгих мгновений.

— Вы были бы способны на это, — наконец произнесла она.

— Способен на что?

— Бросить все ради такой, как она — дом, семью, детей, карьеру — все, что у вас есть. Вы могли бы сказать: «А, черт со всем этим — вот то, что я хочу, к чему я стремлюсь!» Вот то, с чем мне придется остаться… Вы могли бы это сделать. Да любой нормальный мужчина на это способен. Но не Бобби.

— Сенатор?

— Абсолютно верно. Сенатор Бобби.

— Почему же?

— А знаете что?

— Что?

— Я думаю, что я скажу вам, почему.

— Замечательно.

— Но только вы это не напечатаете. Ни вы, ни даже этот ваш Френк Сайз.

— Почему нет?

— Потому что это информация о сексуальной жизни сенатора Бобби. Или, возможно, об отсутствии таковой. Вам все еще интересно?

— Мне интересно.

Она засмеялась снова. Смех был такой же жестокий, как и раньше, может быть, даже еще более.

— Еще б вам не было интересно! Вы делаете себе какие-нибудь пометки?

— Нет, я не делаю никаких пометок.

— И тем не менее помните почти все, что вам рассказывают?

Я кивнул.

— Похоже на трюк, — сказал я. — Но довольно простой.

— Ну хорошо, тогда давайте пойдем с самого начала. Не возражаете против начала?

— Прекрасная отправная точка.

— Ладно. Поначалу у нас была нормальная сексуальная жизнь. Вполне нормальная. Я бы даже сказала, чересчур нормальная. Не думаю, что до брака у него был большой опыт. Что-то было, конечно, но немного. Ну, и после рождения Каролины все вроде продолжалось по-старому. Два или три раза в неделю, а постепенно все реже и реже. Наконец, к его сорока годам и моим тридцати трем мы занимались любовью по большей части раза два в месяц.

— И что произошло тогда?

— Наши дни рождения приходятся на один день. Тринадцатое октября. Вы знаете, что я подарила ему на сорокалетие?

— Миллион долларов, — ответил я.

— Совершенно верно. Миллион долларов. Он уже был тогда сенатором штата. Уже решил, что будет делать политическую карьеру. Я была согласна. Университетская жизнь никогда меня особенно не привлекала. Так что поначалу мы планировали это вместе. Что, куда, какие шаги ему следует предпринимать — словом, все-все. А вы знаете, о чем мечтал этот слабак и сукин сын?

— О чем?

— Что когда-нибудь он еще станет Президентом! И знаете, что хуже всего?

— Нет.

— Я ему верила. Мои деньги и его внешность. Выигрывающая комбинация, разве нет?

Она сделала еще один глоток, на этот раз большой. Пожалуй, за сегодняшний день это у нее не первый стакан, подумал я. Да, впрочем, и у меня тоже. А вообще, если уж хочется сидеть весь день и лакать виски, то лучше этого места не придумать.

— Где мы остановились?

— На праздновании его сорокалетия.

— Прекрасно. Я подарила ему миллион долларов. Угадайте, что он подарил мне?

— Ни имею ни малейшего понятия.

— Фартук. Клетчатый передник с маленькими кружевными оборками. И знаете, где он попросил меня надевать это?

— В постели, — сказал я.

— Вот именно. В постели! Сказал, что его это возбуждает. Ну как, Френк Сайз будет такое печатать?

— Так вы его надевали?

— Надевать?! Будь я проклята, нет, ЭТО я не надевала!

— Тогда я не думаю, что Френку Сайзу захочется это напечатать. Тут маловато сюжета. Я вот слышал об одном конгрессмене, так у него был целый гардероб белья. Одна беда, что белье все было женское. Но его. Ему надо было его надеть, чтобы возбудиться. А жена его в этом вполне поддерживала. Я так понимаю, что они были вполне счастливой парой.

Она смотрела в свой стакан.

— Сайз бы не стал это публиковать, даже если бы я это надевала, разве нет?

— Нет.

— Но дело не в этом.

— А в чем же?

— Мы вообще перестали заниматься сексом. По крайней мере вместе. Он находил себе проституток, которые соглашались ходить в его переднике, а я себе нашла… ну, вы видели, кого я себе нашла.

— Как его зовут?

— Этого? Этого зовут Джонас. Джонас Джоунс, и он умеет все штучки, какие надо.

— А знаете, что я вам скажу, миссис Эймс?

— Что же?

— Вы слишком много болтаете. Я не против послушать, но вы действительно слишком много болтаете.