N — степень элитарности.
Чем выше значение N, тем выше качество элиты, тем выше скорость развития социума, тем выше его преимущества над другими окружающими гео-социумами и тем меньше угроза социальных потрясений. Если же это величина отрицательная, то возникает дуальная ситуация. Если связи с социумом и контроль элиты силен, а социум пассивен, то происходит деградация (архаизация) социума до уровня управляющей системы, т.е. элиты. Но в этом случае весь гео-социум проигрывает окружающим его гео-социумам, что ведёт к поглощению его социального тела окружающими соседями. Это может выражаться через миграцию населения, отрицательную демографическую динамику, проигрыш в производственной конкурентной борьбе, деградацией производства, сырьевая и низкопередельная специализация. Такой гео-социум в довольно коротком пределе погибает.
В случае, если связи слабые или социум активен, происходит разрыв связей и формирование новой СУ(элиты) номер которой совпадает или выше СУ(социума).
Если в силу каких-либо причин, СУ новой элиты ниже, чем социума, процесс повторяется до тех пор, пока не будет достигнуто выражение:
Ставшее уже классическим определение «Верхи не могут управлять по новому, низы не хотят жить по старому» это как раз выражение простого неравенства:
Причиной ВСЕХ Революций, связанных с системным конфликтом Систем Управления, является неадекватность развития элиты развитию социума.
Кроме того, обращает на себя внимание рост гуманизма с течением времени системных кризисов систем управления, если французская Революция была довольно кровопролитной, то последующие, без учёта гражданских войн, были всё менее кровопролитными. Череда последних «бархатных» революций тому подтверждение, но тут надо учитывать, то на каком уровне находится СУ(э). Если это СУ-2, то кровопролитие вполне возможно, военные тирании возникли как военные иерархии, и они легко идут на кровопролитие. Более демократичные, торговые элиты, более склонны к торгу и мягким вариантам.
То, что пришло на смену феодализму, называли и демократией и народной Республикой, впоследствии в силу экономической специфики назвали капитализмом.
Никакой «западной» специфики в «демократии» не существует — общество, в котором вместо захватившего власть воина правят заключившие между собой договор негоцианты, может возникнуть в любое время и в любом месте. Для этого требуется выполнение одного необходимого условия — преобладания торговли и ремесла над натуральным сельским хозяйством. Теодор Моммзен[8] был совершенно прав, называя власть римских олигархов «капитализмом» — политический строй Римской Республики куда больше похож на Нидерланды или Англию 17 века, чем на Российскую Империю или Империю Великих Моголов. История Рима — вообще отличный пример зависимости политического строя от соотношения экономических укладов общества: по мере расширения территории удельный вес торговли и промышленности неуклонно падал, и на смену Республике — в полном соответствии с марксистским тезисом о соответствии надстройки базису! — пришла Империя (развалившаяся уже в соответствии с тезисом о неизбежной деградации СУ-2).
Таким образом, «демократия» — вторичное образование, возникающее по требованию рыночного хозяйственного уклада и исчезающее с его упадком. Поэтому, говоря о СУ-3, предпочтительней говорить о капитализме как — об общественном строе, в котором все общество управляется на договорной основе.[9] К сожалению, слово «демократия» обычно ассоциируется с «выборами», а не с договорённостями; именно поэтому предпочтительней пользоваться более точной терминологией СУ-1, СУ-2 и т.д.
В масштабах общества эта основа обычно закрепляется Конституцией, в масштабах отдельной фирмы — Уставом. Говорить о капитализме как общественном строе можно только в том случае, если власть носит договорной и регламентированный характер.
Следует отметить принципиальное отличие власти договора в рамках СУ-3 и власти государева указа в рамках СУ-2. В СУ-3 человек обязан выполнять лишь те договоренности, которые принял на себя добровольно; в СУ-2 законы спускаются сверху, и никакой возможности «не подписывать» их не существует. Благодаря этому обстоятельству, в рамках СУ-3 гораздо сложнее совершать управленческие ошибки — договор, явно нарушающий интересы одной из сторон, просто не будет подписан. Иерархи СУ-2 не имеют такого механизма обратной связи, и потому регулярно совершают ошибки, «перегибая палку» и тем самым, подталкивая народ к восстанию. Вот, наверное, самый известный в человеческой истории пример:
В 1571 Альба ввёл налог — алькабалу[10], приведший в Нидерландах, где господствовали товарные отношения, к полному расстройству экономики: закрылись мануфактуры, лавки, обанкротились многие кредитно-банковские конторы, многие наёмные рабочие и ремесленники остались без работы. В этой обстановке морские гёзы 1 апреля 1572 овладели г. Брилом, что послужило сигналом к всеобщему восстанию в Голландии и Зеландии. Руководимые революционно настроенными буржуа и дворянами городская беднота, крестьяне, рыбаки создавали военные отряды, свергали сотрудничавшие с Испанией местные власти, истребляли испанцев и их пособников, громили церкви и монастыри. Представительные органы — штаты Голландии и Зеландии, собравшиеся летом 1572 в Дордрехте, приняли ряд важных решений по организации власти в восставших провинциях, а синод, проведённый там же в 1574, заложил прочные организационные основы кальвинистской церкви на С. страны. Революционная часть буржуазии и народные массы боролись под знаменем кальвинизма за ликвидацию испанского господства и феодального произвола. Но богатое купечество выступало лишь против «крайностей» испанского режима, поддерживало союз с оппозиционным дворянством. С целью «наведения порядка» купеческая олигархия вручила высшую исполнительную власть и верховное военное командование Вильгельму Оранскому, получившему почти диктаторские полномочия (осень 1572). Испанские власти бросили все силы на борьбу с восстанием и одержали ряд побед, но, в конце концов, их усилия разбились о героическое сопротивление революционных сил (оборона Харлема в декабре 1572 — июле 1573, Алкмара в 1573, Лейдена в октябре 1573 — октябре 1574, изгнание испанских войск из Амстердама в 1578)[11]
Казалось бы, мелочь какая-то — 5% с каждой торговой сделки; в феодальной Испании этот налог спокойно просуществовал до 19 века (!). Ан нет — в торговых Нидерландах эти 5% оказались последней каплей, вынудившей буржуазию профинансировать революцию. Результат для Испании — тогдашней сверхдержавы — хорошо известен.
«Капитализм торжествует лишь тогда, когда идентифицирует себя с государством, когда сам становится государством. Во время первой большой фазы его развития в городах-государствах Италии — Венеции, Генуе, Флоренции — власть принадлежала денежной элите. В Голландии XVII века регенты-аристократы управляли страной в интересах и даже по прямым указаниям дельцов, негоциантов и крупных финансистов. В Англии после революции 1688 года власть оказалась в ситуации, подобной голландской. Франция запаздывала более чем на век: только после июльской революции 1830 года буржуазия, наконец, надежно берет власть в свои руки»[12]
8
Моммзен Т., «История Рима»
9
Сергеев В.М., «Демократия как переговорный процесс», М, 1999
10
налог на торговые сделки в Испании (12 в.—1845) и её колониях (2-я половина 16 — начало 19 вв.). С 14 в. — постоянный гос. налог (первоначально составлял в Испании 5%, в 17 в. до 14% стоимости товара).
11
А.Н. Чистозвонов, «Нидерландская буржуазная революция 16 века»
12
А.Н. Чистозвонов, «Нидерландская буржуазная революция 16 века»