Конечно, метод Чижова - лечение глубоким сном - давал какую-то надежду. Именно при помощи этого метода в последнее время вполне успешно излечивались многие тяжелые заболевания. Но если при лечении язвы желудка человек должен был спать по восемнадцать часов в сутки на протяжении месяца, он все же просыпался для принятия пищи. А сейчас предстояло усыпить на продолжительное время.
- Товарищ Чижов, уверены ли вы в том, что больная сможет выдержать длительный анабиотический сон? Выдержит ли она резкий переход возвращения к жизни?
Густым басом, неожиданным для невысокого щуплого человека, профессор Чижов сказал:
- Товарищ Петренко, я вновь повторяю: это эксперимент. Мне удалось возвратить к жизни шимпанзе, который пробыл в состоянии анабиотического сна двадцать суток.
- Но ведь человек - не шимпанзе!
- Да, и только поэтому я сейчас не настаиваю, хотя абсолютно уверен в действенности своего метода. Я могу гарантировать лишь одно: на протяжении десяти-двадцати лет организм почти полностью отключается от жизни. В нем будут происходить жизненные процессы в таком же заторможенном темпе, как в высушенном зерне. В египетских пирамидах найдены зерна пшеницы, пролежавшие несколько тысяч лет и все же жизнеспособные...
- Так что же, и эту больную вы хотите засушить на тысячи лет?
Профессор Чижов неодобрительно взглянул на хирурга.
- То, что раньше требовало тысячелетий, в наше время совершается за десять лет. Но я не настаиваю, нет! Я только предлагаю в самый последний момент, если начнется агония, ввести мой препарат, хотя искренне желаю, чтобы обошлось без этого, чтобы операция прошла удачно.
Главный хирург, вытерев со лба пот тыльной стороной ладони, стащил с рук стерильные перчатки, швырнул их на стол и повернулся к дежурному врачу:
- Операцию отставить... - Он посмотрел на часы. - Сколько вам нужно времени для приготовлений, товарищ Чижов?
- Два часа. Я должен съездить в институт.
- Так вот: приготовить все к семнадцати ноль-ноль.
Когда врач и профессор Чижов вышли, главный хирург сел на диван и, закрыв глаза, откинулся на спинку.
- Товарищи, - сказал он после долгого молчания, - я просто боюсь этой операции... Эта девушка смотрит на меня так доверчиво. Я не могу выдержать ее взгляда. И я почти уверен, что операцию ей не перенести. Может быть, в самом деле пусть Чижов ее усыпит?
Хирург с надеждой взглянул на профессора Кривцова, но тот, только что отстаивавший предложения Чижова, теперь заколебался.
- Честное слово, Иван Иванович, не знаю, что ответить... У Чижова один шимпанзе спит уже третий год. Шимпанзе жив при помощи чувствительной аппаратуры удается улавливать микроизлучение клеток, но разбудить его, вернуть к жизни не удается никаким образом... А излучение становится все более и более слабым: словно сон постепенно переходит в смерть. Но во всяком случае Чижов будет здесь, и в самый последний момент...
Хирург, досадуя, что выдал свою нерешительность, сердито повторил:
- Самый последний момент!.. Самый последний момент - это конец жизни! Я верю профессору Неговскому, который оживляет тех, кто умирает от шока, от потери крови, от удушья... Но он оживляет тех, у кого организм в целом здоров... Я верю в лечение сном: жизненные процессы затормаживаются, болезнь угасает под воздействием внутренних сил организма. Но ведь в нашем случае дело идет совсем о другом - оттянуть развязку на неопределенный срок, оставить человека между жизнью и смертью. Нет, уж лучше операция!
Операция началась в семнадцать ноль-ноль, и уже через пятьдесят минут профессор Чижов должен был ввести Кате свой препарат.
Прекратилось дыхание, потускнели глаза, стала угасать сердечная деятельность. Теперь никто в мире не в состоянии вернуть девушку к жизни. Но жизнь в ней теплится - слабый, мерцающий огонек, который в любую минуту может или погаснуть совсем, или вновь ярко вспыхнуть.
Дни, недели, месяцы - кто знает, сколько надо ждать, пока будет открыт противораковый препарат?
Множество людей будет работать, чтобы решить эту задачу. Не ради одной Кати, - ради спасения сотен тысяч жизней, ради осуществления благородной мечты: победы над преждевременной смертью.
Будут ночи без сна и дни без отдыха... Будет радость успехов и горечь поражений. Будет дерзновенный взлет человеческой фантазии и кропотливая ежедневная работа. И все равно жизнь победит!
Это - будет!
Но пока - среди живых Кати неу.
Над землей будут завывать злые метели, реять легкие весенние ветры, по-летнему жизнерадостно или по-осеннему грустно будет светить солнце; с каждым днем, с каждым годом все выше будут подыматься деревья Комсомольского парка...
А неподалеку от этого парка, в одной из комнат Института экспериментальной физиологии, как в сказке о мертвой царевне, непробудным сном будет спать Катя.
Но это не сказка. Это - реальность: стеклянный саркофаг, термометры, манометры, десятки сложных приборов будут оберегать крохотный огонек жизни в груди девушки. Она должна выжить, она будет жить!
Опустив большие жилистые руки, поникнув головой, стоит главный хирург. Он сделал все, что мог.
- Борьба окончена.
Усталый, бледный, профессор Чижов качает головой:
- Нет! Борьба продолжается!
Глава XXII
БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ
- Садитесь, товарищ Рогов. Рекомендацию я вам дам.
Восемь лет назад в этом же кабинете впервые встретились два человека: доцент, секретарь партийной организации Микробиологического института, и бледный седоголовый юноша, принесший ампулу с загадочным препаратом. Восемь лет назад Петренко увидел в Степане Рогове будущего ученого и помог ему сделать шаг по правильному пути. Они не стали близкими друзьями - слишком велика была разница в возрасте и в характерах, но каждая их встреча была знаменательной. Петренко убеждался в том, что Рогов с большой настойчивостью, с большой выдержкой идет вперед, что он все более приближается к тому типу людей, которых с полным правом называют советскими учеными. А Степан Рогов после каждой беседы с Петренко чувствовал, что им сделано еще очень мало.
Профессор Кривцов был ему ближе. Кривцов приучил его к настоящей научной работе. Но глубину научного мышления, острую принципиальность поведения ему помог выработать Петренко.
- Товарищ Рогов, я недоволен вами. Уже давно бригада работает без вас. Вы избегаете своих лучших друзей, не желая ни слушать, ни говорить. Тяжело? Знаю! Но в одиночку даже счастье кажется тусклым, - что уж говорить о несчастье! Как было на фронте? Радость - общая и горе - общее. А от этого и радость была полнее, и горе переживалось легче.
- Семен Игнатьевич, я все понял. Потому-то я и пришел к вам. Жизнь надо начинать сначала...
- Сначала? Нет! Ее надо продолжать! Борьба не прекратилась, - она вступает сейчас в самую решительную стадию. За последние дни произошло много событий, о которых вы, видимо, не знаете. Но об этом поговорим позже. Скажу лишь одно: есть предположение, что вирус "болотницы" проявляет слабые интерферентные свойства - те же, что и вирус Иванова. Завтра вы начнете работу над усилением этих свойств. Знайте: никто в мире еще не делал ничего подобного, но если вам это удастся - будут побеждены очень многие вирусные болезни. Вам предстоит создать не фантастический универсальный антивирус, - вы давно уже поняли, что это немыслимо, - а целую серию интерферентных вирус-вакцин... Предупреждаю: работа будет невероятно трудной. В начальной стадии вам поможет профессор Ивлев своей теорией об изменчивости вирусов, а затем ищите сами. Будет только одно руководство - общие положения мичуринской генетики, будет лишь один критерий - материалистическое мировоззрение... Мы сегодня долго говорили о том, кому поручить эту работу. Ее решено поручить вам, как ответственному за бригаду. Приказом министерства вы, Николай Карпов, Татьяна Снежко, Абраменко и Елена Борзик направляетесь на работу в наш институт в качестве младших научных сотрудников. Вы же будете составлять аспирантскую группу.