– Я не особо присматривался.
– Значит, несимпатичные?
– Повторяю, я не присматривался.
– Ты? Ты не присматривался? Ха!
– Для меня главное – сдать дом.
– Так симпатичные или нет?
– Я не…
– Симпатичные?
Я тихо выдохнул и покачал головой, изображая удивление:
– Ну, нормальные, на мой взгляд. Средние.
– Ах ты, кобель! Стоит восемнадцатилетним англичанкам улыбнуться, и ты уже готов отдать им наш дом. С ума сойти!
– Им уже по двадцать, в общем-то.
– Отлично. Значит, уже можно переспать.
– Я не собираюсь с ними спать, они всего лишь снимают у нас дом. Господи. Если уж на то пошло, с какой радости они станут со мной спать?
– Ты – сотрудник университета, они – студентки, ты для них типа начальник.
– Я работаю в биб-ли-о-те-ке. На всей планете Земля я никому не начальник. Для твоего сведения, правильным ответом было бы: «Потому что ты, Пэл, остроумный и привлекательный мужчина, не лишенный сексуальной притягательности».
– Ты сейчас перережешь провод.
– Не перережу.
Я дошел до стадии, когда ножом (он страшно погнулся, за это мне еще влетит, но позже) выковыривать лед было уже небезопасно. В морозилке засела ледовая гвардия, отборные, самые настырные и злонравные части. Они занимали позиции за металлическими пластинами, притаились под змеевиками, взяв в заложники хрупкие электронные узлы. Их можно было одолеть только врукопашную. Сгибая и выворачивая пальцы под немыслимым углом, я залезал в щели и просветы, вытаскивая на свет божий, выдавливая, выцарапывая и выламывая камешки льда. На самые фанатичные очаги сопротивления – на каждый кусочек льда размером с виноградину – приходилось тратить по пять минут. Ледяная струйка сбегала по моей руке в подмышку, разгонялась, врезалась в резинку трусов и расползалась пятном почти правильной окружности.
– А про родительское собрание ты помнишь?
– Что?
– Сегодня родительское собрание. Я тебе напоминала на прошлой неделе. До начала осталось пятнадцать минут. Еще успеешь.
– Черт, что же ты раньше не сказала?
– Я говорила. На прошлой неделе.
– Значит, на прошлой неделе?
– Ну и сейчас еще раз сказала.
– Огромное спасибо. Вовремя, не поспоришь. Ты неподражаема.
Я зашвырнул нож в раковину и помотал головой, стряхивая с волос ледяные капли.
– Только не надо на меня валить, если не можешь толком организовать свое время.
Галопом я взлетел наверх, в спальню, а через две минуты уже скакал вниз. Урсула по-прежнему стояла, прислонившись к кухонной стойке, и сложив руки на груди. По ее позе легко было догадаться: моего возвращения она ждала не без злорадства.
– Где вся моя гребаная одежда? – Я чуть не плакал.
– Уложена, конечно. Или в чемодан – в отпуск взять, или в коробку – для переезда.
– Вся? Ты что, всю упаковала?
– Конечно, нет. А это что? – Урсула указала на футболку, зажатую в моем кулаке. Ничего другого я не смог найти.
– Не могу же я ехать на родительское собрание в футболке с надписью «Секс-инструктор»? Господи, ты на картинку только посмотри.
– Увы, подозреваю, что все твои вещи лежат на самом дне. Если бы ты сам складывал, то мог бы…
– Ты что, самоутверждаешься таким образом? Самоутверждаешься за мой счет?
– С холодильником закончишь, когда вернешься.
– Ты… ТЫ…
Эпитет, который я подыскивал, еще не придумали, потому я издал отчаянный рев и бросился к машине. Когда через полминуты я опять прибежал на кухню, Урсула стояла в той же позе.
– Куда ты дела чертовы ключи от машины?
Я бы промчался всю дорогу до школы на бешеной скорости, но, к счастью, светофоры на всех перекрестках переключались на красный. Это не только снижает скорость до разумных пределов, но и оказывает чрезвычайно целебное воздействие на психику. Впрочем, я не из податливых – за рулем я непрерывно кричал «ну, давай же!» всем водителям, тащившимся впереди меня, поэтому прибыл на место, опоздав всего на несколько минут.
Проявив при парковке недюжинную смекалку, я вихрем ворвался в двери школы и заметался в поисках каких-либо указателей. Стены были покрыты жуткого вида рисунками. Мысленно взял на заметку: когда буду дефилировать по какой-нибудь галерее в окружении блестящих дам и их завистливых мужей, брошу небрежно: «Смотрите, эта картина выглядит так, словно ее рисовал четырехлетний ребенок», и все поймут, как я велик. Но сейчас я опаздывал и бежал мимо фигур-палок с гигантскими круглыми головами и руками, растущими на уровне бедер («Моя мама»), не останавливаясь. Краем глаза засек табличку со стрелочкой и надписью «Мисс Хэмпшир». Рванул в указанном направлении, чуть не столкнулся с парой молодых родителей (парень выкрикнул: «Ага! А бегать по коридорам не разрешается! Улю-лю-лю!») и остановился перед дверью с надписью «Класс мисс Хэмпшир».
Дверь открылась сама.
– Ой! – Прилична одетая женщина не ожидала увидеть меня на пороге. – Мистер Далтон? Как раз собиралась идти вас искать, у нас сегодня вечером довольно плотное расписание встреч.
Мисс Хэмпшир пригласила меня в классную комнату, мы уселись на низеньких, сантиметров тридцать от пола, стульчиках для первоклашек. Колени торчали где-то на уровне груди. Учительница вопросительно глянула на мою футболку:
– На улице дождь?
– Нет.
Усилием воли оторвав глаза от футболки, она принялась рыться в бумагах.
– Я совсем недавно стала учительницей Джонатана…
– Да, знаю. Мы очень переживали, узнав, что мисс Битти взорвалась… – Похоже, я не слишком удачно выразился. – Э-э… что мисс Битти подорвалась.
Ну и черт с ним, как получилось, так и получилось.
– Да, крайне прискорбный случай. Но дети, кажется, пережили трагедию без потрясений. Мы, конечно, проводили специальные мероприятия, собирали детей, говорили с ними, просили нарисовать, что они чувствуют. Удивительно, но воображением очень многих завладел сам взрыв. Дети обладают поразительной душевной стойкостью. Если им оказать поддержку, они способны преодолеть любые трудности.
– Верно.
– Итак…
– Как дела у Джонатана?
– Хорошо, мистер Далтон. Даже очень хорошо. Он показывает отличные результаты по всем предметам, особенно по математике.
– Правда? Здорово. Просто здорово. Значит, причин для беспокойства нет?
– Э-э… есть некоторые аспекты его поведения, которые все же внушают нам тревогу…
– Он мешает другим детям?
– Не совсем так.
– А как?
– Мешает, но немного иначе.
– Я не очень понимаю.
– Например, недавно он спокойно говорил своим одноклассникам, что Бога нет…
Лицо учительницы исказилось болезненной гримасой, в классной комнате повисла пауза. До меня дошло, что она ждет моего ответа.
– Э-э… да, но… Бога действительно нет. Я даже не знаю, чем тут можно помочь.
Возможно, виной тому были мокрые трусы, но мне показалось, что температура в помещении резко понизилась.
– Не забывайте, мистер Далтон, что наша школа учреждена при Англиканской церкви. Вы сами решили отдать Джонатана к нам, а не в школу по соседству.
– Да-да, конечно. Но только потому, что в школах Англиканской церкви лучше учат. Я не думал, что придется иметь дело с религией.
– Не думали?
– Нет.
– В школе при Англиканской церкви?
– Да… То есть нет. Ведь у вас учатся дети разных конфессий, не так ли?
– Разумеется. Мы учим детей, что веры бывают разные и все они равны – христианство, индуизм, сикхизм…
– Но не атеизм?
Мисс Хэмпшир рассмеялась и посмотрела с упреком:
– Это только сбивало бы детей с толку, вы не находите?
– Ну-у-у…
– Дети еще слишком малы, чтобы мыслить самостоятельно. Пока что им гораздо проще принять существование Бога как данность. Повзрослев, некоторые из них, возможно, переменят взгляды, но сейчас, если мы искренне хотим оберегать их, ничего не остается, как внушать им, что Бог существует.
– Вы объяснили это Джонатану?