– Что? – Я протянул руку, держа другую на руле и не отрывая взгляда от дороги.

Будь за рулем Урсула, она бы уставилась на Питера в зеркало заднего вида, а то и обернулась всем телом. Не исключено даже, что она подперла бы педаль газа палкой и перелезла на заднее сиденье посмотреть, что там ей предлагал Питер.

– Вот. – Питер положил в мою ладонь некую субстанцию.

Я плавно переместил руку назад, чтобы взглянуть на «подарок».

– Фу! Ты где взял эту гадость?

– В носу.

Я долго стряхивал козявки с ладони на дорогу. Водитель двигавшейся следом машины, видимо, подумал, что я пытаюсь подать ему знак остановиться, и принялся яростно жестикулировать.

– Включи радио, – попросил Джонатан.

Я нажал на кнопку. Какая-то Дебби из Мэнсфилда жаловалась, что мусор не вывозят вовремя.

– Только не разговоры. Разговоры надоели. Найди музыку.

Еще один тычок пальцем – и я напарываюсь на канал, передающий классический рок в осовремененном виде. Об этих переделках с придыханием распространяется некий субъект, более всего жаждущий донести до слушателя, как он хорош в постели.

– Скоро поедем в Германию, Джонатан. На лыжах покатаемся. А ты, Питер, на санках.

– Я тоже хочу на лыжах.

– Ты еще мал, Питер.

– Не мал.

– Нет, мал, – подхватил Джонатан. – Ты не умеешь на лыжах. Я умею, а ты нет.

– И я умею.

– Нет, не умеешь. Я умею, мама умеет, папа немного умеет, а ты не умеешь.

– Что значит «немного умеет»?

– Ну, ты же не очень хорошо катаешься, правда?

– Неправда. Я хорошо катаюсь.

– Не так хорошо, как мама.

– У мамы больше опыта. Она выросла в Германии, на лыжах с детства стоит. Когда я был маленький, мне негде было кататься на лыжах.

– А что ты делал вместо лыж, когда был маленький?

– На велике гонял, наверное.

– Мама и на велике умеет.

– Нет, я на велике езжу лучше мамы.

– Почему же ты сейчас никогда не ездишь?

– Времени не хватает.

– Я тоже умею на велике, – заявил Питер.

– Не умеешь, – парировал Джонатан.

– Нет, умею.

– Только на четырех колесах, это не считается. Ой, слушай, Бритни Спирс поет. Пап, тебе нравится Бритни Спирс?

– Нет, Джонатан, я презираю и ее саму, и всю ее систему ценностей. Питер, ты действительно умеешь ездить на велосипеде. Скоро мы снимем боковые колеса.

– Если бы мама ехала на лыжах, а ты – на велосипеде, кто бы победил?

– Я.

И пусть никто не говорит, что я не стараюсь служить сыновьям хорошим образцом для подражания.

Все смотрели на меня с омерзением, и я понял – случилось что-то неладное. Обычно меня просто не замечают, но в то утро коллеги вздумали утвердить меня на роль Иуды учебного центра. Я уже собрался мысленно послать их куда подальше и заняться своими делами – ведь библиотекари способны невзлюбить человека по самым неожиданным причинам, а помощники библиотекарей известны как крайне раздерганные личности, чьи поступки не поддаются логике. Кто знает, может, они глядели на меня исподлобья в знак солидарности с бедствующими детьми третьего мира? Но вскоре я подвернулся Бернарду и все прояснилось.

– Пэл! Вот вы где. – Бернард жестом указал – где.

– Доброе утро, Бернард.

– Я уже начал беспокоиться, вы так и не зашли ко мне вчера.

О боже. Я же обещал зайти к нему после разговора с китайскими студентами, которых я принял за членов триады. Совершенно из головы вылетело. Оставалось чистосердечно признать свою вину.

– Извините, Бернард. У меня живот схватило.

– О не-е-ыт. Но теперь прошло?

– Спасибо, все в порядке. Наверное, это был один из новых вирусов, что вырубают человека на целые сутки.

– Рад, что вы поправились. Кстати, я хотел обсудить с вами День рационализатора…

– Как я уже сказал, не беспокойтесь. У меня все продумано.

– Нет, вы не поняли. Обсудить я хотел вчера, а проводить мероприятие нужно уже сегодня, прямо сейчас.

– Вот черт!

– Ведь вы уверяли, что все организовано, не так ли? Я вас не раз спрашивал, и вы говорили…

– Все готово.

– Точно?

– Да, а почему вы сомневаетесь?.. А-а, понял, потому что я сказал «вот черт». Это такой сетевой жаргон. Когда говорят «вот черт» (опасаясь, что восклицание прозвучало с беспросветным унынием, я подкрепил его жестом: оттопырил оба больших пальца), имеется в виду «полный вперед!». – Я снова показал большие пальцы.

Бернард кивнул. По его лицу было видно, что он искренне старается поверить моим словам.

– Вот черт! – повторил я для пущей убедительности.

– Никогда раньше такого не слышал, – признался Бернард.

– Новая мода.

– Любопытно.

Я понял, что он решил рискнуть и принять мои объяснения. На долю секунды меня окатила волна радости, но я тут же вспомнил, что ни черта, то есть ровным счетом ничегошеньки не подготовил ко Дню рационализатора. Мы с Бернардом наслаждались, каждый по-своему, повисшей паузой, за которой должно было последовать объяснение, как вдруг по громкой связи передали:

– Пэла Далтона просят пройти к окну выдачи литературы.

– Надо пойти узнать, из-за чего шум-гам. – Я махнул рукой в направлении библиотеки.

– Разумеется. Только ненадолго. Автобус уже ждет на улице. Отправление через десять минут.

Автобус отвезет нас туда, где Бернард на весь день застолбил большую аудиторию или конференц-зал, куда-нибудь подальше, у университета есть корпуса чуть ли не по всему городу. За учебным центром останутся присматривать дежурные, понадерганные из других отделов. Они нарочно палец о палец не ударят, чтобы в следующий раз их не отрывали от важной работы в своих отделах, а наши по возвращении раздуют историю еще больше, демонстрируя, что управление работой учебного центра – крайне сложная задача, которую нельзя поручать дилетантам. Но отвертеться все равно не получится. Бернард полагал, что проведение мероприятия за стенами учебного центра позволяет сосредоточиться и работать без помех, однако подлинная причина заключалась в том, чтобы отрезать людям пути к бегству.

Я рысью устремился к окну выдачи литературы. Джеральдин, помощница библиотекаря, посмотрела на меня как на растлителя малолетних, в придачу опрокинувшего банку с краской на подол ее подвенечного платья за пять минут до начала брачной церемонии.

– Извините за беспокойство. Вы, конечно, очень заняты, готовя для нас полезные мероприятия…

– Я сам не знал, что День рационализатора проводится сегодня, – прошипел я. – Меня Бернард заставил, я…

– Просто выполняем приказ, да? Не надо передо мной извиняться, Пэл. Бог вам судья. Тут с вами какие-то люди хотели поговорить, сказали, что по важному делу. – Она кивнула на двух китайцев приличного вида, которые стояли рядом с окном, бесстрастно на меня поглядывая.

Я издал стон, зародившийся у самых коленок.

– Спасибо, Джеральдин. Преогромное спасибо.

Сквозь звон в голове тоненький голосок нашептывал, что они могут оказаться еще одной парой обычных студентов, но даже наиболее оптимистично настроенные участки мозга уже не верили утешениям. Возраст – не показатель принадлежности к студентам УСВА, у нас полно немолодых студентов, людей, которых послали на курсы переподготовки и т. п. Но всем студентам, независимо от возраста и социального происхождения, был присущ определенный уровень неряшливости. Эти двое были одеты не по-студенчески аккуратно.

Я подошел к китайцам или, точнее, подполз:

– Чем могу помочь?

– Вы – мистер Пэл Далтон?

– Боюсь, что так.

– Хорошо. Наш начальник, мистер Чанг Хо Ям, предупреждал вас, что мы заедем?

Я догадался, что говорить будет только один из них, тот, что был пониже, других отличий между китайцами я не заметил. Одинаково безупречные костюмы, одинаково безучастные физиономии.

– Да, я вас ждал.

– Может, пройдем в ваш кабинет?

– Э-э… Сейчас не очень подходящий момент.

– Какая жалость. Я крайне огорчен. Вам никогда не приходилось испытывать жгучее огорчение?