Аналогично при решении любой конкретной задачи, мы должны будем оговорить ничем не ограниченное количество свойств исследуемого объекта. Эту трудность научный подход обходит следующим способом: он предполагает, что основная часть свойств предмета не влияет на рассматриваемую задачу, и их можно не принимать во внимание, поэтому никогда не рассматривает напрямую изучаемый объект, а всегда имеет дело с некоторым его упрощенным отражением в нашем сознании, называемым моделью, в котором и оговаривает тот набор свойств объекта исследования, который будет учтен в дальнейшем обсуждении. Практическое решение любой научной задачи должно состоять из создания модели, решения поставленной задачи для модели, переноса результатов анализа на объект исследования с оценкой отличий реального объекта от модели. Этот практический метод является неотъемлемой частью научного подхода. Сам научный подход, как некий принцип исследования мира, строго говоря, является объектом для аналогичного же исследования. Поэтому говоря, что я намерен пользоваться научным подходом к исследованию мира, и не оговаривая здесь никаких дополнительных свойств этого мира, считаем, что я построил модель этого мира, где ничто не искажает исследуемые объекты, и в рамках этой модели намерен вести дальнейшие рассуждения.

Основной предмет философии

Уже после окончания института мне попались лекции Вивекананды. Биографию этого человека, причем написанную весьма восторженно, можно найти в собрании сочинений Ромэна Ролана, но чтобы не напрягать читателя дополнительными поисками, очень коротко изложу ее здесь. Родился он 12 января 1863 года в Индии в семье индийского чиновника. Школьное образование получил в английской школе в Индии, но после смерти отца семья осталась без средств к существованию, и он как старший должен был заботиться о пропитании. Высшего образования он не смог получить.

В это же время он стал учеником РамаКришны. Два слова я вынужден сказать и об этом человеке. В это время уже старик, работавший жрецом в храме богини Кали, он был почитаемым мудрецом в некоторых районах Индии. Он сам не умел ни читать ни писать, но среди двадцати пяти его учеников, двадцать четыре были молодые люди, знавшие по несколько европейских языков и воспитанных в атеистическом или христианском духе, как тогда было принято в высшем колониальном свете Индии.

Та культура, в которой был до того воспитан Вивекананда и почти все другие ученики, противилась ученичеству у «полоумного» языческого жреца, и учителю стоило немалых трудов удерживать учеников на первом этапе обучения, пока они сами не почувствовали потребности в его знании.

В 1893 году в Чикаго состоялся первый (и последний, как оказалось) Всемирный съезд религий. РамаКришны в это время уже не было в живых. Вивекананда отправился на этот съезд, где царила весьма демократическая обстановка, и принимали представителей любых, самых экзотических сект. На съезде он неожиданно добился огромной популярности. Если в программе дня было выступление Вивекананды, то входных билетов не хватало, в другие же дни зал пустовал. После съезда сразу несколько университетов Европы и Америки предложили ему свои кафедры. Несколько лет он читал лекции в университетах Европы и Америки, практически все зарабатываемые деньги тратил на то, что снимал помещения и читал те же лекции для всех желающих. Умер он в 1902 году вскоре после возвращения в Индию.

Вот эти лекции, читавшиеся в конце прошлого века, переведенные на русский и изданные в начале нашего столетия в России, в значительной степени определили мое мировоззрение. Предмет философии, как я его понимаю и который намерен сформулировать ниже, есть часть этого мировоззрения.

Основным и по-настоящему единственным вопросом философии является вопрос о смысле жизни. Не абстрактный вопрос о смысле жизни всего мироздания или всего рода человеческого, а о смысле жизни меня как индивидуума. Сразу же предвижу резонный вопрос: «Откуда такой индивидуализм, даже эгоцентризм, почему вдруг такое отделение себя от рода человеческого, родных, близких, страны и т. д., разве тебе безразлично, что происходит с ними?». Но я искусственно не отделяю себя ни от кого, за меня все это уже сделала природа. Боль или радость Я испытываю, как индивидуум. Если Я обжег руку, то чувство боли испытываю Я, индивидуум, а не вся страна или человечество. Пусть даже кто-то из человечества испытывает ко мне по этому поводу сострадание (а может быть злорадство), то это еще вопрос для обсуждения – возникновение этих чувств, а Моя боль в данном случае абсолютна, в отличие от эмоций которые у меня тоже могут быть различны по этому поводу.

Когда человек умирает, с ним не прекращается ни жизнь страны, ни всего человечества. Умирает индивидуум, заканчивается его жизнь, что происходит с ним – полное исчезновение его самосознания, его Я, или переход в некое новое качество? А человечество или страна даже не могут однозначно ответить на этот вопрос, т. е. это вопрос за пределами их интересов, да и вообще, общество не замечает смерти отдельного индивидуума, а для индивидуума его смерть – практически центральный вопрос в жизни.

При такой постановке вопроса философия из абстрактной интеллектуально-элитной науки, как говорили древние, любви к мудрости, превращается в самую жизненную, самую практическую и приземленную науку, так сказать, для повседневного приложения, поскольку каждому человеку практически ежедневно приходится делать выбор, чем-то жертвовать во имя чего-то. Очевидно, что без решения вопроса о смысле жизни, ни одно важное решение не может быть принято. И хотя я уверен в том, что только ничтожнейшее меньшинство людей способно более или менее внятно определить в чем же смысл их жизни, все люди живут, делают выбор, зачастую достаточно принципиальный. Как же такое может быть? Ответ прост: у каждого есть некоторое понятие о индивидуальном смысле жизни, пусть и неосознанное, или нечто, что заменяет это понятие, некий автопилот, который вполне позволяет делать выбор и не испытывать комплексов от того, что человек по большому счеты не понимает для чего он все делает.

Если основной вопрос философии определен так, как это сделано выше, то он влечет за собой целый ряд вытекающих из него вспомогательных вопросов. Во-первых, это вопрос картины мира. Как будет показано ниже, из разных возможных вариантов мироустройства возможны и совершенно различные решения вопроса о смысле жизни. Во-вторых, это вопрос познания, рассмотренный выше, и наконец, в-третьих, это целый комплекс социальных вопросов, являющихся частными проявлениями основного вопроса философии. Что за набор вопросов намерен я включить в этот социальный комплекс? В моем распоряжении есть всего один инструмент – это мое сознание. Наверно, кое-что можно о нем сказать путем прямого наблюдения и анализа, но каждый, берущийся за задачи подобного класса должен отдавать себе отчет в том, само наше сознание, его содержание, методы работы и анализа, есть продукт очень многих факторов: нашей биологической природы, социальной, и возможно каких-то иных, поэтому анализ этих сторон, если даже не даст прямых ответов на основной философский вопрос, то по крайней мере, поможет понять природу многих элементов нашего сознания. А кроме прочего в человеческой истории наверно было немало и других индивидуумов, задававшихся подобными вопросами, поэтому их мнение и результаты анализа весьма интересны для рассмотрения, как возможные подсказки или даже уже готовые решения.

Естественный отбор в природе

Не берусь утверждать, что все виды на Земле возникли согласно теории Дарвина. У этой теории, как известно, есть определенные нерешенные проблемы. Но то, что в природе в пределах любого одного вида действует механизм естественного отбора, это факт, видимо, не вызовет возражений.

Суть механизма естественного отбора может быть сформулирована следующим образом. Индивидуальные отличительные биологические особенности особи определяются ее генетическим кодом или генотипом. Рассматриваем двуполый вид, потомство наследует генотип родителей пятьдесят процентов от отца, пятьдесят от матери. Естественный отбор – это природная игра, механизм саморегуляции в природе, при котором у особей с более подходящими биологическими особенностями организма к среде обитания больше шансов на оставление потомства, чем у менее подходящих. Эта тенденция проявляется из поколения в поколение, таким образом постепенно количество особей с неподходящим наследственными признаками уменьшается, а с подходящими признаками увеличивается до установления некоторого равновесия, вызванного другими механизмами. И такая регуляция может быть по любому биологическому свойству, если только оно определяется генотипом.