Изменить стиль страницы

Что люди обычно имеют в виду, говоря, что мужчины плохие собеседники? Они имеют в виду то, что мужчины не могут читать эмоции, как женские, так и свои собственные. Мужчина может быть расстроен и не знать, почему. Он может не понимать, что чувствует. Ему бывает нелегко оценить чувства своей возлюбленной. Вот почему женщины часто говорят: «Если не понимаешь…». Женщины гораздо лучше разбираются в своих чувствах, а также чувствах их возлюбленных.

Помимо всего прочего я узнал, что женщинам нравится смелость, даже нахальство. Я становился все смелее и смелее с ними. Однажды у меня было свидание с женщиной по имени Линн, жившей в Мичигане, который я проезжал по пути в Канаду. Я познакомился с ней за пару недель до того, будучи в отпуске. Она только-только порвала с женихом и временно жила со своим старшим братом. План состоял в том, что я должен был переночевать у них. Свидание прошло весьма уныло. Она молчала, я уж и не знал, о чем еще можно поговорить. В какой-то момент, после пяти минут мучительной тишины, я попытался разорвать ее, признав неловкость с помощью шутки:

– А… ты чистишь зубы ниткой?

– Да.

Вновь повисло гнетущее молчание. Придя к ней, мы просто сидели, ничего не делая. Она была довольно красива, с длинными светлыми волосами, сексуальной улыбкой, голубыми глазами, славной попкой и большой налитой грудью, ростом около 160. Ей было двадцать три, на три года младше меня. Когда пришло время ложиться спать, я улегся на полу, а Линн на диван-кровати рядом. Ее брат спал в той же комнате; каждый день они вешали простыню, разделявшую комнату. У них было две собаки, и я опасался, что они не дадут мне спать, но проблема отпала сама собой: после того, как я пролежал на полу пару минут, Линн пригласила меня к себе в постель. Я не знал, как себя вести. Было ли приглашение в постель также и приглашением потереться или просто желанием уберечь меня от собак? Я лежал, пытаясь найти верную линию поведения. Стал поглаживать ее поверх рубашки. Она никак не реагировала – ни отвергала, ни поощряла. Я запустил руку под рубашку. Опять никакой реакции. Я опускал руку все ниже и ниже, и наконец, дойдя до ягодиц, начал поглаживать поверх шорт. Никакой реакции. Я решил попытать счастья. Прислушавшись к тому, что делается за занавеской, понял, что брат еще не спит. Мне было все равно. Я решил просунуть руку между шортами и трусиками… и вот те раз: трусиков-то на ней не оказалось. Она схватила мою руку и вытащила из шорт. Я стал опять ласкать ее поверх шорт. Она не сопротивлялась. Попка у нее была чудная, такая округлая и упругая, весьма приятная на ощупь. Я начал что-то нашептывать ей на ухо и нежно целовать в щечку. Затем повернул ее, погладил животик и медленно просунул руку под рубашку. Она тихо вздохнула. Грудь у нее была исключительная, хотя соски удивительно маленькие, очень маленькие по сравнению с размером груди. Я задрал рубашку наверх и прямо-таки влюбился в ее соски. Когда она пришла в возбуждение, они стали похожи на маленькие песочные часики, их было легко сосать, не надо было широко разевать рот и все такое (я довольно ленив). Все происходило без особых усилий и доставляло удовольствие нам обоим. Некоторое время мы забавлялись подобным образом. Стоило ее брату кашлянуть или пошевелиться, как мы замирали, но через пару мгновений возобновляли ласки. Мы были очень близки к сексу, но…

Я играл в минигольф в «Молл оф Америка» с девушкой-конферансье, с которой работал в «Акме» в Миннеаполисе. «Акме», наверное, мой самый любимый клуб в США, тусовки там потрясные, с невероятным количеством народа. Конферансье – небольшого роста симпатичная брюнетка тридцати одного года, коротко стриженая и грудастая. Она мне очень нравилась просто потому, что была талантливой комедийной актрисой. Мне тогда было двадцать три.

На гольфплощадку пришло слишком много людей, и нам стало скучно, поскольку у каждой лунки приходилось подолгу выстаивать в ожидании своей очереди, чтобы нанести удар, тогда как за нами выстраивалась уже новая очередь из шести-семи семей, что выглядело довольно нелепо. Так как больше заняться было нечем, мы стали целоваться в промежутках между лунками. После нескольких лунок мы почувствовали непреодолимое желание. Мои руки невольно оказались у ее груди, а ее – у моего причинного места. Я слышал, как недовольные семьи возмущенно шептались за нашими спинами. Она пыталась остановить меня, говоря, что родителям это не понравится, на что я ей довольно громко и грубо отвечал так, чтобы они слышали.

– Ян, Ян, будет тебе, остановись.

– Я пытаюсь научить этих ребятишек чему-нибудь.

Она смеялась, и мы возобновляли ласки. В какой-то момент мне удалось снять с нее бюстгальтер и вытащить его прямо из-под блузки. Один из папаш отправился за охраной, его жена была, что называется, кожа да кости.

– О боже, он пошел за охранником. Нас исключат из «Молл оф Америка».

– Да нет же, просто дай ему свой лифчик, чтобы его жена доросла до него.

Она опять засмеялась, и мы продолжили свое занятие. В конце концов все прекратили играть, в результате мы беспрепятственно прошли все оставшиеся лунки.

В другой раз, когда мне уже было под тридцать, как-то в Чикаго мы отправились с моим другом Джоном в бар под названием «Ирландский дуб», там вживую исполняли ирландскую народную музыку, что являлось приятным разнообразием в сравнении с тяжелым роком в других барах. Я надеялся, что будет играть одна группа, которая мне нравилась, но их не оказалось. Я стал расспрашивать завсегдатаев клуба, не знают ли они, по каким дням играет эта группа, но никто не знал. Джон разговорился с женщиной, стоявшей рядом. Ее подругой оказалась красивая длинноволосая брюнетка лет двадцати с небольшим, высокая, с хорошей фигуркой и глубокими карими глазами. Я невинно спросил ее, не знает ли она чего о той группе.

– Простите, не знаю, я не отсюда.

– А откуда же?

– Я живу в Энн-Арбор, Мичиган. Собираюсь учиться в юридической школе там. Так что это, вероятно, мой последний подобный уикэнд. Теперь нескоро удастся куда-то выбраться.

В Энн-Арбор находится одна из лучших юридических школ в стране. Я не намеревался знакомиться с кем-либо в тот вечер, но как я мог упустить такую возможность, когда она сама шла мне прямо в руки? Я сразу же понял, что она хочет провести последнюю бурную ночь, прежде чем отправиться в учебную темницу на несколько лет. Мы вчетвером направились в «Эль-Жарден», мексиканский ресторан в нескольких кварталах оттуда, с баром и колоритным танцклубом наверху. Там я какое-то время танцевал с Амбер, студенточкой, но, похоже, ее это не очень интересовало. Тогда мы спустились и уселись за столик, оставив Джона с ее подругой на танцплощадке.

Все обстояло из рук вон плохо: Амбер практически не разговаривала со мной и даже не смотрела, но не уходила. Я отчаянно пытался снять напряжение и сделал то единственное, что пришло мне в голову: повернул ее голову к себе и поцеловавл. К моему удивлению, она тут же ответила взаимностью. Ситуация вышла из-под контроля довольно быстро, и вышибала попросил нас удалиться. Мы нашли Джона с подругой Амбер, и все вместе покинули ресторан. Пока мы шли к автомобилю девушек, я все время пытался задержать Амбер, чтобы, остановившись, пообниматься. Откуда-то спереди раздавался окрик ее подруги, и мы продолжали путь. Дойдя до их машины, припаркованной на одной из жилых улиц, я оттащил Амбер в сторонку.

– Я хочу, чтобы ты пошла ко мне.

– Не могу, – покачала она головой.

– Можешь.

– Нет, не могу.

Она отказалась идти ко мне. Я подумал: «Какого черта? Нет уж, я получу то, что хочу, пока могу». Я предложил посидеть на поляне. Вскоре она была без верхней одежды, а я сверху нее. Я стянул с нее джинсы наполовину и пустил в ход пальцы. Улица оказалась довольно людной, каждую минуту кто-то, возвращаясь домой, начинал мяукать и улюлюкать нам.

– Хорошо устроились.

– А мне можно поучаствовать?

– Я следующий, я следующий!