Изменить стиль страницы

Пол подошёл ко мне и стал заматывать мою морду гибкими стеблями, потом обернул их позади моей головы. Намордник мешал мне открыть рот, поэтому я шумно дышал ноздрями. Я чувствовал, как они высыхают от мощного напора воздуха, и почувствовал такой острый прилив клаустрофобии, что сразу открыл глаза.

Передо мной оказалась вода. Я протянул свою человеческую руку к воде и потрогал её. Ручей был прохладным. Я встал и немного потянувшись, посмотрел на Пола и привязанного, ничего не понимающего льва. Мы с Полом улыбнулись друг другу и, пожав руки, пошли пить.

В прозрачной, такой же как на Земле воде, плавали длинные рыбки, играющие на солнце чешуёй. Они были очень толстыми и подплывали к нам, когда мы зачёрпывали воду в ладошки. Лев тихо рычал, пытаясь выпутаться из веток, но у него ничего не получалось. Я попробовал прикоснуться к одной из рыбок, и она довольно завиляла хвостом. Её тело было покрыто скользкой противной слизью.

Я попытался её схватить двумя руками, но она отплыла на один метр и сразу вернулась, когда я убрал руки.

— Страна непуганых рыб, — улыбнулся Аполлион, вставший за моей спиной.

— Если научимся добывать огонь, то еда сама будет приплывать к нам в руки, — рассмеялся я, пытаясь вспомнить, как добыть огонь.

— Ты только глаза не закрывай, — съехидничал Пол, — а то дышать под водой ты не умеешь и потопишь всю рыбу.

Ночь

С пятой попытки я поймал одну рыбку, затем вторую. Аполлион помогал мне, находясь в нескольких метрах. Улов сам шёл в наши руки. Мы оттащили пойманую рыбу поближе к льву. Лев уже бился в истерике, но выпутаться было невозможно. Чтобы хоть както успокоить его, мы решили устроить ему сытный обед.

Мы немного посовещались с Аполлионом и составили план действий. Я закрыл глаза и почувствовал резкий приступ клаустрофобии. Мои лапы затекли и нестерпимо гудели. В животе урчало и от голода болела грудная клетка. Я поджал уши, что являлось сигналом для моего компаньона. Пол подошёл и распутал мою морду. Я широко зевнул, разминая свою огромную челюсть. Свежий воздух слегка пьянил меня. Я принюхался и поморщился. Пахло болотной слизью.

Аполлион подтащил ко мне толстых рыбёшек, которые отчаянно бились на траве. Капли вонючей слизи разлетались. Чтобы они не попадали в меня, я прижал одну из активной рыбок распутанной Аполлионом лапой, но забыл убрать коготь и она резко осела и перестала двигаться. Из распоротого брюха вывалилось большое колличество чёрной икры.

— Приятного аппетита, — улыбнулся Пол.

Я ещё раз принюхался к добыче, она пахла отвратительно. Причём, когда я был человеком, я этого не чувствовал. Видимо львы не привыкли быть рыбаками и предпочитают говядину и оленину. Я пересилил себя и слизнул горку икры. Она была не солёной и поэтому ничем не напоминала деликатес. На вкус еда была в десять раз лучше, чем на запах.

Я откусил рыбке хвост и моя глотка сама проглатила кусок, не разжёвывая. Чувство приятного насыщения, сравнимое с оргазмом, разбудило во мне хищника и я накинулся на большую горку бьющейся на траве рыбы. Я рвал чашуйчатые тельца и пытаясь тщательно разжевать и дёргая челюстью, когда кости впивались в пасть, глотал еду.

Я съел около двух киллограмм рыбы. Аполлион распутал меня окончательно, долго возясь с моим хвостом. Когда с едой было закончено, я отправился на водопой. Пока я пил жадными глотками, Аполлион подошёл ко мне в плотную и сказал:

— Сейчас будет больно, постарайся меня не съесть.

Он схватил кусок моей гривы у самых корней и стал волосок за волоском вырывать их из моей кожи. Я несколько раз стукнул его в ответ хвостом, инстинктивно отпугивая воображаемых оводов. Когда небольшой длинный кусок моей гривы был в его руках, он приятно похлопал меня по морде и пошёл обратно к свисающим ветвям.

Я ещё немного побегал по берегу, разминая мышцы и стараясь не отходить далеко от своего тела. Я наслаждался новыми ощущениями лёгкости. Быть львом не так уж плохо. Ничего не болит, сила неимоверная, скорость передвижения потрясающая, только одна проблемма. Мне приходилось постоянно гасить инстинкт агрессии и желания поиграть с добычей. Набегавшись, я вернулся к скучающему Аполлиону и несколько раз лизнул ему лицо.

Пока он радовался моей дружелюбности, я вдруг представил сочное бедро носорога, которое я всегда лизал, перед тем как воткнуть в него зубы. Челюсть напряглась, но я вовремя отвлёкся и отошёл. Я смирно лёг среди свисающих ветвей и наслаждаясь сытостью и борясь со сном, ждал, когда Аполлион снова свяжет меня. Когда он закончил, я открыл глаза и почувствовал страшный голод.

Лев недовольно рычал и крутил шеей. Моё тело затекло, поэтому я встал и шатающейся походкой подошёл к Полу. Я взял кусок шерсти с гривы льва и отправился к кустам. Там я долго выбирал, а затем отломал две ветки. Пол в это время рыскал в другом кусте и хрустел мелкими веточками. Мы отнесли всё это к большому плоскому камню и предусмотрительно постелив большие листы растущего неподалёку папоротника, сели у будущего очага.

Пол привязал десять самых длинных волосков гривы льва к длинной палке и разделив на три пучка, стал заплетать косичку. Пока он это делал, я ломал мелкие сухие палочки и рвал оставшуюся шерсть. Когда косичка была доплетена до половины, я пошёл к большому дереву и отломил большой кусок светло-синей коры. Вернувшись, я положил всё легко-воспломиняемое топливо на кору. Дождавшись доплетённой косички, мы вдвоём согнули палку, и пока я держал её своим 20 килограмовым телом, Пол накинул петлю на маленький сучок с другого конца палки.

Получилось подобие лука. Пол, словно смычёк, прижал одну из палочек к тетиве, и накрутил её. Потом он отломил кусок коры и стал добывать огонь, держа крутящуюся палочку корой сверху. Он водил смычком вперёд назад, а накрученная на тетиву круглая палочка, с шелестом крутилась готовя себе углубление, которое она будет нагревать трением.

Пол кидал на меня победный взгляд, и высунув язык на бок и вытирая пот на своём лице, быстро водил рукой. Через три минуты показался едва заметный дымок. Пол так обрадовался, что отвлёкся, и палка выкрутилась из смычка и улетела далеко вперёд. Я пошёл её искать. Потом я вернулся, вытер слегка обуглившийся, отполированный кончик своей рубашкой и заменил расстроенного Пола.

Пол ушёл в сторону леса. Уже через 5 минут, я подбрасывал веточки в небольшой огонь, который пожирал львиную шерсть. Как только огонь начал кушать маленькую веточку, я обрадовался и расслабился. Мы добыли огонь! Теперь мы сможем зажарить рыбу и вкусно покушать. Мы с самого утра ничего не ели, а сейчас солнце уже близится к закату. Становилось прохладно, поэтому огонь был очень кстати.

Пол вернулся с охапкой синего хвороста. Он стал подбрасывать ветки в огонь, а затем пошёл за дровами снова. Когда он вернулся, мы заострили сучки на камне и пошли на рыбалку. Наивная рыба, по прежнему приплывала в наши руки сама и мы, научившись хватать её так, чтобы она не выскальзывала, вытаскивали её на траву. Мы поймали шесть толстых рыбёшек и отнесли их снова к воде.

Лев к тому времени затих и дерево над ним перестало шелестеть и дёргаться. Пытаясь отключить свою брезгливость, мы втыкали в живую рыбу заострённые палки и выпускали кишки. Мне кажется, к этому никогда невозможно привыкнуть, когда ты втыкаешь инородные предметы в живую плоть, а она отзывается судорогами. Я мысленно благодарил Бога, за эту первую пищу на чужой планете. Я почему-то был уверен, что рыба съедобная. Хотя замолкший лев, наводил на другие размышления.

Когда рыба будет жариться, я схожу и проверю, живой ли он. Огонь разгорелся и согревал нас теплом. Большой плоский камень, на котором стоял очаг, нагрелся и сидеть на нём было приятно. Мы подбросили дров и урча животами, крутили рыбёшек на палочках, смотря как обгорает чешуя на их тельцах. В один момент, я отдал свою палку Полу и пошёл проверять льва. Но дойти не успел, лев зарычал и открыл глаза. Дерево над ним дёрнулось и снова затихло.