*

В моих ушах наушники, на голове серый капюшон, а на лице пустота. Этот мерзкий день просто прошелся по мне, как мощный ураган. Я настолько эмоционально истощена, что готова прыгнуть под машину, чтобы хоть что-то почувствовать. Так мерзко от самой себя. Не понимаю, почему мой язык все высказал Гроуву? Или это очередная игра шизофрении? Как же все достало. Выручает только музыка. Эти строчки, как спасательный круг:

My love, leave yourself behind,

Beat inside me, leave you blind,

My love, you have found peace,

Глаза заметили большое, стеклянное здание. Я перешла пустующую трассу, оглядываясь по сторонам и вошла в стеклянное помещение. Красивая люстра, напоминавшая одуванчик, стены белые, кроме одной: она была салатовый и давала отблеск. У этой стенки размещалась белая стойка, за которой сидели две девушки в одинаковых белых рубашках. Одна разговаривала по телефону, а другая разбирала документы. Сняв с ушей наушники, я подошла к ресепшену и натянуто улыбнулась.

— Здравствуйте, чем мы можем помочь? — спросила блондинка, разбиравшая бумаги. Я вздохнула и достала с кармана джинс скликанные купюры.

— Я хотела бы пожертвовать эти деньги в благотворительный фонд.

— Конечно, — девушка улыбнулась и убрала все бумажки в сторону, затем я увидела на её груди бейдж, на котором написано «Сара», — в какой фонд именно хотите пожертвовать?

— Фонд больных раком, — ответила я и протянула девушке зеленые купюры. Не знаю, принимают ли они наличными, но по-другому никак. Сара улыбнулась шире.

— Благодарим вас за вашу доброту.

На секунду я начала гордиться собой, но сразу же перестала. Гордость — рушит людей, делая из них каменную статую. Я просто сделала то, что было необходимо. Может, эти несчастные купюры спасут кому-то жизнь?

— Аманда? — слышу за спиной знакомый женский голос. Я резко обернулась и увидела перед собой рыжую девушку. Это была Эшли. Она стоит в униформе (белая рубашка, чёрная юбка; на её груди нацеплен бейдж, а значит она сотрудник) и улыбается мне. Хочу сказать, что встреча была неожиданной, как для неё, так и для меня. Вообще-то я в полном замешательстве.

— Привет, Эшли, — робко произнесла я. Если честно, то я рада видеть девушку. У меня к ней целый список вопросов, на которые мне срочно нужны ответы.

— Рада тебя видеть!

— Да, и я... Слушай, можно с тобой поговорить?

Девушка кивнула, будто ждала этот вопрос. Мы прошли в белый коридор и сели на кожаный диванчик. Я ерзаю на одном месте, не зная, как начать долгожданную беседу. Боюсь обидеть девушку — мне этого очень не хочется. И так слишком много драмы за последнее время.

— Так о чём ты хотела поговорить? — вздохнула Эшли.

К горлу подобрался комок. Я приоткрыла рот, но не смогла издать и звука. Что со мной происходит? Голова закружилась, и мне начинает казаться, что все вокруг раздвоилось.

— Гм, — кашлянула я, — мне хочется понять, что ты имела в виду, когда сказала: «..Уж я-то знаю», что ты знаешь?

— Я знаю, что значит поздно.

Девушка изменилась в лице: её брови нахмурились, а улыбка пропала с тонких губ. Может, я не вежливая, но мне просто не терпелось узнать правду. Ненавижу себя...

— Ты врала родителям?

— Я скрывала свои проблемы, сваливая все на стресс. Но потом все закрутилось, и я провалилась на самое дно...Позже я начала лечение, все вроде бы налаживалось, но... Мои родители погибли в авиакатастрофе, и у меня снова начались галлюцинации.

Слушать это было невозможно. Перенести такую боль сможет не каждый. Потерять все за один день... Опять стало холодно внутри. Я спрятала свои глаза, чтобы Эшли не увидела в них сожаление. Она продолжает рассказывать, а я уже не могу слушать это, ведь еще мгновение, и мне станет худо.

— Прости меня, мне очень жаль, извини... Господи, — я испытала такую тоску при одной мысли, что могу лишиться мамы и папы. Что может быть хуже этого?

— Аманда, ты должна рассказать! Ты не сможешь вечно прятаться и говорить, что это депрессия! Правда всегда выходит наружу, именно, когда мы её не ждём!

Я медленно киваю и начинаю терять дар речи. Меня всю скрутило. Сердце болезненно бьется в грудной клетке, заставляя ощутить новый поток боли. Кажется, настало время правды.

*

Когда я сказала маме, что их с папой вызывают в школу, она чуть ли не упала в обморок. Её очень обидело то, что я могла так некрасиво поступить с директором и с Ларой. Однако я не считаю себя виноватой. Лара — ведьма, которая ломает жизнь людям, а директор — подкаблучник. Этот мир построен на деньгах. Нет денег — нет человека, и это печально. Папа был строг и посадил меня под домашний арест. Я согласилась. Мне особо и некуда ходить, кроме школы и клуба шизофреников.

Заперев дверь, я принялась приводить себя в порядок: расчесалась, нанесла блеск для губ, оделась поприличней. На улице уже стемнело, так что Гилмор должен явиться с минуты на минуту. Это наше второе свидание и оно должно пройти прекрасно. По этому поводу я даже нанесла макияж! Надеюсь, Сэм больше не злится на меня, не хочу ссориться. Это невыносимо... Надев на себя пальто, затем взяв корзину с едой и напитками, я открыла окно и прыгнула на дерево. И поверьте, это было сложно. Корзинка чуть не упала на землю, благо, я удержала и повесила её на ветку. Ух, какой адреналин, тем более, если меня засекут предки. Я уже упоминала, что не люблю ни один вид спорта, и это объясняет мою гибкость, если так можно сказать. Чуть не сломав ногти, я забралась на крышу и спокойно вздохнула. Погода предательски изменилась. По небу плывут облака, через которые просачивается лунный отблеск, но звёзд, к сожалению, не видно. Может, стоит подождать? А больше ничего и не остаётся. Я накрыла на холодную поверхность крыши плед, а на него конфеты, фрукты и шампанское, которое нашла в кухонном шкафу. На лице всплывает улыбка, когда я представляю как Сэм поднимется сюда и видит все это. От этого сердце начало приятно биться, и я почувствовала лёгкую приятную по телу дрожь. Сажусь на плед, обхватываю ноги руками и гляжу на небо. Оно такое чёрное, словно это не небосвод, а крышка от коробки, которой нас закрыли. Иногда мне кажется, что кто-то следит за мной сверху. Улыбается, когда мне хорошо и плачет, когда мне плохо. Хотя, это нормально, что я так думаю. Мои галлюцинации и не такую реальность могут приготовить.

Я вижу, как открывается соседнее окно дома и наружу высовывается пожилая женщина. Её морщинистое лицо подозрительно устремилось в мою сторону.

— Аманда, что ты делаешь на крыше? — кричит она. Женщина думает, что я хочу покончить с собой?

— Смотрю на звёзды, миссис Нюберг, — ответила я и мило улыбнулась. Женщина недоверчиво взглянула на небо, а затем вновь на меня. Она ещё минуту просто пялилась в мою сторону, а затем скрылась за своей занавеской, что-то бурча под кривой нос.

Время все шло, а Сэма не было. Мне стало страшно, что он все ещё злится на меня. Опаздывают на свидание обычно девушки, но у нас с Гилмором все наоборот. Конечно, я не очень злюсь, но на улице не лето, и мне очень холодно. Зато за это время небо немного стало ясным, и появились первые звёзды. Однако время все тикало...

Наконец, Сэм явился. Он, пыхтя, взобрался на крышу и слабо улыбнулся. Тем временем я сияла во все тридцать два зуба. Гилмор надел официальный костюм с бабочкой! Я так смеюсь, ведь поверх рубашки парень накинул не пиджак, а пуховик. Но нельзя его судить: на улице конец февраля. Швы на ребре готовы разойтись, так сильно я смеялась.

— Боже! Ты надел костюм! — не перестаю хохотать я. Сэм подходит ко мне и нежно целует в щеку. От это я начинаю таять.

— Я мог прийти в спортивной одежде?

Мы уселись на плед.

— Не-а, — ухмыльнулась я и поправила волосы за ухо. Мне становится неловко, но не знаю в чем причина. Сэм смотрит на меня и расплывчато улыбается. Кто знает, о чем он думает? Почему его карие глаза так пристально следят за мной? От этого я чувствую кровь, приливающую к щекам.