Николай Угловский

Подруги

I

Хотя Володя и не знал подробностей, он о многом догадывался. Удивительно было то, что Верочка, обычно такая доверчивая, ни словом не обмолвилась о своем намерении. Ладно, он ей это припомнит. Честно говоря, его не очень интересовала вся эта «авантюра», затеянная девчатами, но было неприятно, что Верочка определенно начинает скрытничать. В письмах она была куда откровеннее.

Впрочем, после его возвращения в поселок вообще что-то сломалось в их отношениях. Володя понимал, в чем тут дело, и злился не столько на Верочку, сколько на ее подруг. В последнее время он все реже виделся с нею — и не потому, что не хотел этого, вовсе нет. Ее сдержанность и даже недоверчивость оскорбляли его. Дошло до того, что Верочка уже не раз выговаривала ему за непристойное поведение! Да что она понимает в жизни? Просто повторяет ехидные нашептывания своих «серьезных» подружек. А уж их-то мнение о нем Володя знал отлично.

В один из апрельских дней Володя случайно прослышал, что девчата-добровольцы в 12 часов едут на пленум райкома ВЛКСМ за путевками. Он отпросился у бригадира топливного склада «на часок» и пошел, в чем был — в ватнике и сапогах — к клубу. Здесь Володя увидел, как девушки усаживались в большой автобус, принадлежащий льнокомбинату. Среди добровольцев не оказалось ни одного парня.

«Ну ясно, какой же дурак согласится поехать в деревню», — презрительно подумал Володя, издали наблюдая за шумной и пестрой девичьей ватагой. Верочки он так и не смог увидеть, зато сразу же заметил Лену и Катю, а это означало, что и Верочка непременно тут.

«Ладно, черти!» — пробормотал он, когда наконец автобус тронулся.

Володя не понимал, что с ним происходит. Потоптался на тротуаре, мешая прохожим. Автобус, набирая скорость, вот-вот должен был исчезнуть за поворотом. Володя исподлобья, будто прицеливаясь, следил за ним. И как только автобус скрылся, он, еще не вполне отдавая себе отчет в том, что предпримет, круто повернулся и зашагал прямо к чайной. Здесь обычно делали передышку машины, совершавшие рейсы между железнодорожной станцией и райцентром. Возле одной из них наскоро докуривал папиросу молодой шофер в роскошных оленьих пимах.

Володя внезапно остановился, глянул на дверь чайной и обратился к шоферу в пимах:

— Подбросишь до района, друг?

— Чего так приспичило? Пассажирские же автобусы ходят, а у меня, видишь, груз.

— Пассажирский через час притопает, а мне срочно надо.

— Валяй, садись, только держись крепче.

— Не беспокойся, не впервой.

— Тогда поехали…

Приняв решение, Володя больше не томился и не размышлял о том, правильно он поступил или нет. «Там посмотрим», — подумал он о себе, как о ком-то постороннем.

В городе он не спеша бродил по улицам, разглядывал вывески и снимки в газетных витринах, долго стоял на набережной Сухоны, любуясь ее могучим разливом. Ледоход еще не кончился, у берегов, выпирая в иных местах на мостовую, теснились огромные льдины, по реке густо плыла шуга. Весна чувствовалась во всем: в слепящих солнечных бликах на синеватых кромках льдин, в радостном чириканье воробьев, в теплом дыхании оттаявшей земли. Володя вспомнил прошлогоднюю весну и довольно усмехнулся. Тогда он не ждал для себя впереди ничего хорошего. Теперь другое дело. Несмотря на многое, что еще и нынче омрачало его жизнь, Володя верил, что эта весна несет и ему новые надежды и радости.

Около трех часов дня Володя очутился в фойе районного Дома культуры, где проходил пленум. В боковом коридоре толпилось немало народу — наверно, из тех, кто любит шум и суету всякого рода собраний и совещаний, но предпочитает отсиживаться в кулуарах. Володя осмотрелся, понял, что до «его никому нет дела, и смело вошел в зал заседаний. Вошел — и замер у дверей: на трибуне он увидел Катю.

Обращаясь то к президиуму, то к сидящим в зале, Катя звонким, хорошо поставленным голосом («Ну и артистка!» — подумал Володя) говорила:

— Конечно, товарищи, мы поедем, раз уж так получилось… Вот и путевки нам вручили, спасибо. Конечно, мы понимаем, будет трудно. Я вот даже близко к коровам не подходила. Но раз мы сами решили поехать, и нам доверяют, то доверие оправдаем. Мы же комсомольцы и рабочий класс, а комсомольцы всегда шли впереди. В общем, девчата поручили мне сказать, что трусов среди нас не будет, ну, а кто струсит — тому позор на всю жизнь. Вот и все.

Ей аплодировали дружно и долго. Володя только усмехнулся и вытянул шею, надеясь увидеть Верочку. Он рассчитал правильно: Катя, сойдя с трибуны, села в первом ряду, и сейчас же Верочка приподнялась, поздравляя подругу. «Может, и она выступит? Да нет, куда ей! Интересно, чем все это кончится?» — размышлял Володя.

Но тут секретарь райкома Сергей Поповкин предложил еще раз поприветствовать славных патриоток, опять раздались шумные аплодисменты, а потом еще шумнее все задвигали стульями, и Володя поспешно выскочил в фойе.

В последующие полчаса ему пришлось проявить поистине необыкновенную изобретательность и терпение, чтобы самому все видеть и одновременно избежать встреч со знакомыми. В конце концов ему удалось поймать Сергея Поповкина одного на площадке лестницы.

— Извините, у меня к вам всего два вопроса…

— Пожалуйста, — с привычной вежливостью сказал Поповкин, мельком оглядывая незнакомого рослого парня в сером, небрежно застегнутом на одну пуговицу ватнике. — В чем дело?

— Можете вы мне сегодня выписать путевку в колхоз?

— Сегодня — вряд ли, — невольно улыбнулся Поповкин. — Во-первых, поздно, а во-вторых — откуда вы?

— С льнокомбината. Разнорабочий… — Володя вдруг смутился. — Прежний секретарь меня хорошо знал. Булавин моя фамилия. Владимир Петрович Булавин.

— Комсомолец?

— Был… А разве в колхозы только комсомольцев направляют?

— Нет, почему же? А вы что, выбыли из комсомола по возрасту?

— Видите ли, я недавно вернулся из заключения. Попал в прошлом году за хулиганство. В драку по дурости ввязался. Поэтому и хотел поговорить с вами.

— А, понимаю. Тогда пойдемте в райком, там побеседуем. Тут рядом.

— Помню, — облегченно кивнул Володя. — Не раз там бывал…

II

— Ну, девочки, пора нам сматываться, — сбрасывая одеяло, объявила Катя. — Хватит. У меня такое предложение: устроим сегодня прощальную вечеринку, а завтра, чуть свет, манатки в охапку и шагом марш в колхоз. Договорились?

— Как вечеринку? В общежитии нельзя, — робко возразила Верочка.

— Так мы же не танцы будем открывать, чудачка. Полагается же посидеть по-человечески перед дорогой в своей компании. Ясно?

Как видно, Верочке не совсем было ясно, и она вопросительно взглянула на Лену Прилуцкую. Та спокойно сказала:

— Пожалуйста, приглашайте кого хотите, мне все равно.

— Я не собираюсь кого-то приглашать. Ну, к чему это? — досадливо сказала Верочка.

— Ладно тебе, почетная старушка, — отмахнулась Катя. — Я сама за тебя приглашу. Ленка записалась в монастырь, и ты туда метишь? Если хочешь знать, Володька и без приглашения придет. Он у тебя и спрашивать не будет. Вот тоже скромницы мне нашлись. Противно.

— Хватит, слыхали, — брезгливо сказала Лена. — Уже девятый час, а в колхозе, говорят, в четыре вставать придется. Ну и влипли же мы…

Верочка опять не могла понять, шутит она или говорит всерьез. Лена вообще казалась Верочке какой-то загадкой. Сколько у нее было знакомых ребят, а по-настоящему так ни с кем и не подружилась. Да и Катю не сразу поймешь, чего она хочет. Говорит одно, а думает другое. Странно, что судьба свела их, таких непохожих, вместе. Как в поезде дальнего следования. Никогда не угадаешь, с кем тебе придется ехать, да и не думаешь об этом. Но вот проходят первые часы пути, и в каждом купе образуется свой кружок людей. Они почти ничего не, слышали о прошлом новых знакомых, но им уже кажется, что они давно знают друг друга. Потом кто-то прощается, выходит из вагона, и о нем забывают. А иногда и нет. Все зависит от расстояния и еще от чего-то, о чем Верочка слышала от других, но сама не испытала.