— А что в этом плохого? — не поняла я.

— Как что? Ну ты представь, вампир — весь такой холодный, бесчувственный и высокомерный. И вдруг начинает рисовать на своем черном плаще сердечки и бегать за возлюбленной со слезами умиления и восторженным  мимими . А главное, сами толком не понимают, чего хотят больше: зацеловать объект своей припадочной страсти или все же поделикатесничать. В итоге вампирским старейшинам надоела эта гастрономическая любовь своих подопечных, позорящих своим поведением весь древний род, и они запретили им на Земле появляться.

Мы с гномом подозрительно переглянулись. С чего это вдруг наш вечно мрачный напарник решил порадовать нас песней?

— Весна вокруг, вы посмотрите, как чудесно, — совершенно по-эльфийски сказал Даезаэль. — Я спою вам старинную песенку. Потому что не почтить песней такую прекрасную весну просто преступление.

Мы согласно кивнули. Кто знает, возможно, радостная эльфийская песня нас взбодрит и придаст сил. Однажды я слышала, как поет настоящий эльф-менестрель. Это было незабываемым впечатлением. Моя душа как будто возносилась к небесам и парила там в волнах счастья.

Даезаэль закрыл глаза, подставил свое лицо лучам солнца и запел. Наверное, он прославлял весну. Но мы этого понять не могли, потому что песня была неимоверно, просто потрясающе унылой. Каждый куплет, произносимый рыдающим голосом, заканчивался таким припевом, словно голодная хромая дворняжка подвывала на луну.

Через три куплета гном не выдержал.

— Я думал, что эльфы любят весну, — сказал он, вклиниваясь между рыданиями, стонами и подвываниями. — Но я ошибался. Так любить весну еще надо уметь.

Исцеленный эльфийской песней про весну Персиваль бодро подскочил и шустро зашагал по дороге.

— Враскорячку он шел намного смешнее, — заметил Даезаэль, прекращая петь. — Жаль, что он не дождался окончания песни. Там такой припев хороший, хочешь, я его специально для тебя исполню?

— Не нужно! — Я внезапно тоже почувствовала волшебную силу эльфийской песни. Откуда и силы взялись! Я чувствовала, что способна не то что дойти, а добежать до харчевни, лишь бы только не слышать тоскливого напева, прославляющего весну.

Эльф скоро догнал меня, с остервенением разгрызая очередную веточку.

— Я знал, что вы не оцените эту прекрасную песню!

— Что ты! Мы ее оценили, очень даже, — заверил гном. — А ты бы не мог кратко рассказать, о чем там шла речь?

— О весне. О том, что пригревает солнышко, снег тает. И всюду становятся видны кучи мусора, которые накидали всякие гады, которым нужно повыдирать руки и выколоть глаза, чтобы они больше никогда не видели того, как прелестно устилает землю нежная молодая трава…

— И это написали эльфы? — потрясенно спросила я, никогда не подозревавшая, что Сыны Леса настолько кровожадны.

— Это очень старинная песня, поэтому я ее немного переработал. Приблизил, так сказать, к современным реалиям.

— А-а-а, — с облегчением протянул гном. — Понятно. Хороший все-таки народ эльфы.

— Конечно, — согласился Даезаэль. — А что, были какие-то сомнения?

— Нет-нет-нет! — горячо заверили мы с гномом.