".... Живи еще хоть четверть века, Все будет так. Исхода нет. "... " Умрешь. Начнешь опять сначала. И повторится все, как встарь..." И про небо, и про море Писать мы будем вечно, Потому что это все Очень человечно. Потому такое и сравнение с Блоком...
Стебель бамбука был твёрд и долог, Но наклонился открыв свои корни, Согнулся в погибель и без эпилога Обрёл свой покой на невидимой койке
Стебель бамбука, я был очень глупый Так странно пытаясь бороться с рассудком, Бороться пытаясь с рассудком так странно, Ведь я не сгорел, не ушел слишком рано
Стебель бамбука, он был слишком молод Зима не пугала его своим холодом, Не видел ни войн, ни пожаров, но помнил он О том, чего помнить ему и не стоило,
Но он лишь бамбук, его срежут когда-то, И станет бамбук не столбом, а палкой Люди ту палку поднимут на руки И отнесут на покой.
Родина сделает новых героев, А старых героев она не забудет, Забудет о старых героях она ли? Бамбуку до этого дело какое?
А доля бамбучья не очень прискверна: Бамбуковый стебель тянуть свой в небо, Знать своё место, стоять против ветра Корнями тугими цепляясь за землю
Стебель бамбука, ты просто ужасен Твой голый ствол тебя вовсе не красит. Сказал ему как-то об этом ясень, Но стебель бамбука сломить не пытайтесь
Он выдержит то, что ему не по силам, Он вынесет всё, что его не убило, Он будет корнями вбиваться в глину, Пока ещё жив солдат
Мазманян Валерий Григорьевич родился 9 июля 1953 года в семье военнослужащего. В 1975 году закончил Пятигорский государственный педагогический институт иностранных языков. Живёт в Москве. Работает в системе образования. Автор книги «Не спросишь серых журавлей».
Над чёрным клёном во дворе сияет солнца ореол
Следил за сменами времён большой сугроб и весь поник, в зеркальной луже видит клён, как к небу тянется двойник.
Погожим утром липкий снег сосна стряхнула с рукава, и долгий сон замёрзших рек встревожит птичий караван.
Так было испокон веков - природа после зим грустна, из белой пены облаков выходит новая весна.
И пусть седой, и постарел, твоё "люблю", как наш пароль... над чёрным клёном во дворе сияет солнца ореол.
И верба снег стряхнёт с плеча
Всплакнул сугроб - своё отжил, не сходит чернота с боков, и синеву соткут дожди из серой шерсти облаков.
И верба снег стряхнёт с плеча, и серебром украсит кисть, и блеском золота грача обманет прошлогодний лист.
С утра читают воробьи теней затейливую вязь, и оба знаем - без любви два сердца потеряют связь.
Снега разгонит по лесам капели барабанный стук... и ты шепнёшь - придумал сам обыденный привычный круг.
И в синеву опустят вёсла под звон капели тополя
В погожий день и небо выше, и ветер от берёз отстал, в тени домов, надеясь выжить, худой сугроб ползёт к кустам.
Пока на суету роптали, будил подлесок птичий гвалт, и оставляя след проталин, прошёлся по округе март.
Сквозняк развеет сумрак комнат, мы календарь перевернём, и у ограды снега комья сверкнут разбитым хрусталём.
И в синеву опустят вёсла под звон капели тополя... ушедшие считаем вёсны и ждём прилёта журавля.
И облако белым китом уйдёт в глубину синевы
На памяти - небо без звёзд, и сумрачных дней череда, но золотом листья берёз сверкают под корочкой льда.
Я воздух глотаю взахлёб и лужу глубокую вброд, где талую воду сугроб ладонями белыми пьёт.
Февраль узелками связал две ниточки наших следов, недаром сегодня сизарь воркует с утра про любовь.
Оставим с тобой на потом и вздохи, и слово "увы"... и облако белым китом уйдёт в глубину синевы.
В тот миг, как юностью ведомый Пиит оставил двор, где жил До сей поры, в мир незнакомый Познать красы любви, влекомый Амуром, к свету поспешил;
Когда-то пел придворным девам Любовь; и всё же знал ли он Природу страсти? Лишь распевом Скрывал холодность! Лесть умело Вплетал в звучание канцон.
Отринул жизнь, дворцовой сласти Вкусив из чаши, полной тьмы; Он брёл в лугах, и в тайной власти Ажура чувств - как нимфы страсти Влекли его в чертог весны!
Богатство – слёзы нищих, в песнях И плачах сирой тьмой звучит; Труверам в рифмах горьких тесно, И пряность жизни станет пресной Коль к музам их душа летит!
Певец любви, в похмелье долгом Он пребывал промеж дворян, Покинул двор он, стал свободным, Влекомый песней, где природным Дыханием пребудет пьян!
Как дух земной он, как терновник, Возросший у дворцовых стен, Тесниной строф бродил, угодник Хладной тоски, канцон садовник И тихий делатель поэм!
В скитаниях меж строф так ясно Приметил всадника, при нём - Дев белокурых! Сколь прекрасны Были те девы! Так, бесстрастным Нельзя остаться в мире сём!
Искус! О, зельник нежной сласти, Возжегший пламень и красы, В пожар лобзаний, как в ненастье Он ястребом взвился и, к счастью, Не избежал страстей грозы!
Поднявшись выше горных кряжей, Ласкавший крыльями ветра, Он кромкой моря в песнях ляжет, Любовной негой сласть расскажет, Что жжется пламенем костра!
Искус! О, святость страсти буйной, В сём откровений несть числа, Так к солнечной тропе, подлунной, Туманной тропкой, песней рунной Его к нам внове привела!
Вошёл в сердца к нам и без стука, Он – господин, Амура брат, Прошла сейчас же враз вся скука, Калитка в сад раскрылась в муках Любви весёлой - сие клад…
В изысканной манерности так кроток Взгляд глаз улыбчивых и лёгок реверанс Воздержанного нрава, свежих ноток Речей изящных — участь королей, Как перед розой, что не ведала решёток, В смирении склониться перед ней!
Как в прядях золотых играет солнце, Взошедшее над миром, в каждом дне В сиянье хрусталя на дне колодцев Луну рождает в ожиданье тьмы, Так кудри белые, как свет на землю льётся, Но жесты все и поступь так скромны!
Походкой лёгкою войдя в юдоль печали, В мир сплетен тщетных — пряностей молвы, Что святость истинную злобно омрачают, Злословят непристойно лишь о тех, Кто от рождения учтив, кто благость знает, Того Лукавый тянет в тяжкий грех.
Но в ней греха, рожденной в свете, нету Пусть в тех палатах, где лишь блуд и срам, Она чиста, нежна, ей суждено в сонетах Лучших пиитов жизнь свою прожить, Поскольку нет красот изысканней, чем эта, Которой хочется поэзией служить!
Картина: Frank Cadogan Cowper (1877 - 1958) - Vanity, 1907.
Друг книг 3 сентября 2022 11:52
Уж лучше скромно жить. Писать.
И на покой...