• «
  • 1
  • 2

Лев Коконин

Динка

С Динкой, русско-европейской лайкой, Василию не повезло. Опозорила на весь поселок, ввела в приличный расход. Поначалу получалось все ладно, приезжал кинолог из общества охотников, осмотрел щенков, одного из них «выбраковал», пятерых оставил и подписал все необходимые акты. Покупатели ждать не заставили. Два щенка остались в поселке, а трех пришлось распределить в область по заявке кинологов.

Пока щенков ждали, Шурка соглашалась — новое ружье Васе нужно. Покупатели приехали точно в назначенный день, и Шурка, больше всех вдруг полюбившая Динку, помогала Василию получать деньги.

В районном охотничьем магазине Василий заказал «Ижа», новое ружье приходилось ждать. А Шурка не захотела ждать. На другой день, как унесли щенков, в доме появилось новое кресло-кровать. Шурка была довольна. Кресло оказалось точь-в-точь в цвет с обоями.

Вечером жена выставила бутылку и придвинула кресло к столу:

— Садись, Вася, — ворковала она, — не я, Динка тебя угощает!

Василий выпил уже вторую стопку и не замечал, что сидит в новом кресле. Жена тоже пригубила чуть-чуть и чему-то посмеивалась. Она перестала смеяться, когда Василий потянулся за третьей и между прочим заметил:

— Был в «Охотнике», к концу недели привезут ружья.

Слушая жену, Василий выпил третью и поперхнулся.

Он позабыл закусить, удивленно смотрел перед собой, вдруг почувствовал, как ему неудобно сидеть.

— Да-да, Вася! Динка тебя угощает. За кресло отдала двести сорок, и вот — сдача вся на столе.

Бросить бутылку в Шурку Василий не решился. В ней еще оставалось, а достать новую — не кресло купить, наищешься. Что есть силы он оттолкнулся от подлокотников, мягкие пружины словно подбросили его. Поискал глазами нож — располосовать кресло — ножа как назло не оказалось под рукой.

— Да ты понимаешь? Ты понимаешь?! Ружье заказано!

Шурка все понимала. Главное сейчас было не поддаться, не пустить на самотек Васин гнев. Хорошо еще, не всю бутылочку выжрал, думала она, не только вата из кресла, от самой пух да перья полететь могут.

— Васенька! — пыталась она говорить. — У Динки-то еще щенки будут! И ружье купим!

— Что?! — он нашел в себе силы смахнуть пустую стопку на пол, она коротко хрустнула под ботинком. Остаток из бутылки он выплеснул в фарфоровую кружку, выпил и, не закусывая, метнул фарфор мимо Шурки в стену.

— Мне чтобы завтра же! — Уточнить, что следует жене сделать завтра, не оставалось сил. — Поняла?!

От гнева, от выпитой водки перехватило дух, и Василий закашлялся. Кулаком, поднятым над головой, он грозил жене, а кашель сгибал его пополам, не давал сказать веского слова.

Жена не испугалась и не растерялась, быстро налила в чашку воды, на всякий случай все же оставаясь по другую сторону стола, двинула чашку по скользкой клеенке:

— Не ори! Выпей воды! Успокойся! — момент, поняла хозяйка, оказался удачным, можно и постоять за себя, не дать Василию распоясаться. — Соседей позвать, да? Участкового? За фарфор деньги плачены! Поори еще! Заявлю вот — и старое ружье отберут!

Не рассчитала, знала ведь, ни соседями, ни участковым мужа не запугаешь.

— Что-о!? — зверем заревел он. Видимо, одно упоминание об участковом помогло тотчас прокашляться. Голос Василия сделался чистым и понятным. — Да я тебя вместе с участковым и с твоим креслом… — он шагнул к ней, но запутался в ковровой дорожке.

— Вася! Васенька! Успокойся! Зачем так-то? — обеими руками она держалась за край стола, готовая юркнуть вправо или влево. Она знала, гнев у мужа сейчас пройдет, только бы еще чуть-чуть выдержать. — Ты чего взорвался-то? Посиди, говорю! Денег, что ли, на ружье не найдем?

Жена хитрила. Денег у нее больше не было, но она видела, Вася сдается, слишком долго распутывает дорожку, значит, гневу скоро конец.

Шурка оказалась права. Муж поутих быстро. Или ковровая дорожка, или содержимое фарфоровой кружки не дало ему сделать и круга вокруг стола. Так и не справившись с дорожкой, он упал локтями на стол, жалея себя, заговорил трезво:

— Ох, и тварь ты, жена! Ружье ведь… ружье на этой педеле купил бы!

— Успокоился? — Шурка с опаской шагнула к мужу, не сводя с него глаз, нагнулась и отцепила от ноги ковровую дорожку, — вот и хорошо! Полежи! На диванчике тебе постелить?

— Знал бы, к Динкиным деньгам и не подпустил бы! — Вася попытался еще раз стукнуть кулаком по столу, но локти словно приклеились к нему, ни за что не хотели от него оторваться. — У-убью…

— Убей, Васенька! Убей! За то, что для дома старалась?

Шура поторопилась перейти в нападение, снова вызвала на себя гнев. Но она знала, это уже так, остатки его, это слезы по некупленному ружью.

— Знал бы, и тринадцатую тебе не отдал… — Василий позволил жене снять ботинок с одной ноги, подставил вторую, — лучше бы пропил все!

— Обопрись. Тяжело ведь! Еще шажок. Еще… На стекла не наступи. Я тебе завтра фарфор припомню. Ложись, говорю!

Вася сделался совсем послушным, силы у него кончились, но и засыпая, он оставался верен себе:

— Надо было на всю тринадцатую фарфора… и об тебя! Об тебя…

Не купленное из-за Шурки ружье оказалось мелочью по сравнению с тем, что произошло дальше.

Первым взбунтовались охотники из области. Видимо, сговорились, приехали на одной машине, выкинули из нее щенков. Все они оказались пестрыми, один даже получился четырехцветным. Чуть попозднее, когда и поселковые охотники приведут своих ублюдков к Васиному дому, кто-то из них очень обидно скажет: «Всех кобелей поселка сукины дети! Забирай их, Вася, себе! Денежки не забудь вернуть!»

Вася был очень зол на всех. На Динку, нарожавшую ему непородных щенков. На Шурку, которая ни за что не хотела возвращать охотникам деньги, уверявшая всех, что хвосты у щенков все же завьются.

Деньги пришлось все-таки вернуть, а щенков… лучше не вспоминать об этом. Мужики поселка не соглашались умертвить эту непородную свору. Шуркину заначку, две бутылки белого, приготовленные за доставку навоза, пустили на это страшное дело. Потом выяснилось, что во всем виновата сама Шурка. Это она выпустила погулять Динку по поселку как раз накануне того дня, когда из области привозили настоящего породного жениха.

Вася нервы не тратил и с Шуркой не разговаривал второй месяц. После открытки председателя секции кровного собаководства, где сообщалось, что его исключили из секции, Динку он больше не замечал. А Динка не понимала своей вины, радостным лаем встречала хозяина с работы, на всю длину цепи тянулась за ним, прося ласки. После того, как Динка получила пинка, она перестала греметь цепью и разучилась радостно лаять. Из своей конуры она провожала хозяина настороженным взглядом и все-таки ждала: вот сейчас он подойдет к ней, причмокнет языком и хлопнет себя по колену. Она все простит, радостно лизнет руку, даст этой руке потрепать себя по загривку. Проходили дни, недели, а хозяин не подходил…

Динка досталась Василию уже взрослой собакой. Охотником он был тогда еще аховым, хотя и удалось как-то на лету срезать кряковую утку. Утка оказалась необыкновенной: «Царица из всех кряковых! Во-от такая!» Василий широко разводил руки, между ними свободно мог бы поместиться и гусь. Про утку он рассказывал уже несколько лет, так как ничего другого на охоте добыть ему не приходилось.

Настоящим охотником Василия сделала Динка. Прежний ее хозяин много охотился по пушнине, слыл в обществе охотников удачливым промысловиком. Получить от Динки щенка можно было только через секцию лаек, и доставался он далеко не каждому. Прежний хозяин Динки приходился Васе вроде бы двоюродным дядей по линии жены. Шурка и постаралась, чтобы после смерти родственника Динка досталась Васе.

Никогда в жизни Вася не стрелял кабанов, но после удачной охоты, когда гости в первый же день взяли из-под Динки приличного секача, Вася сделался в охотничьем мире человеком заметным. Богатые кабаном места начинались сразу же за его домом, и теперь к нему приезжали из города именитые охотники с записками и без записок. Он больше не вспоминал, как однажды срезал на лету «во-от такую кряковую». Надобность хвастать у него отпала, когда самый известный человек в области попросил протянуть к Васиному дому настоящий телефон. Если телефон теперь звонил длинно, Вася знал — жди завтра гостей, готовься к охоте. И никто-то его послезавтра не спросит: «Почему не приходил на работу?».