И вот таким образом образовался в голове нашего героя сей странный[этот странный сюжет] проект, [Далее начато: который с этих пор [наполнил] может быть произвел уже некоторое изумление и] исключительно отныне занявший все его помышления, и за который [он не мог не благодарить судьбу, небо, и] не знаю, будут ли благодарны ему, а уж автор как благодарен, так и рассказать нельзя, потому <что>, что ни говори, не приди Чичикову в голову сия мысль, [в голову эта мысль] неизвестно <была> бы на свете и эта поэма. [и сия поэма. ]

Автору, пожалуй, и весьма бы хотелось[Автору очень бы хотелось] выбрать другого, и он даже отчасти знает, какие характеры им бы понравились, ну да поди ты, между прочим, сладь с Чичиковым. У него совершенно другие[совершенно свои] потребности, и он здесь решительно хозяин, и куда он хочет поехать, туда и автор должен тащиться. Если то, что здесь выражено бледновато, и не видно всего мужества, развитой силы <19 нрзб.>[Прочтению поддаются только отдельные слова. ] сказать и то, что никогда[Вместо “Если ~ никогда”: Автор <1 нрзб.> впрочем в свое оправдание может сказать и то, что никогда] въезд в какой бы ни было [огромный] город, хотя даже в столицы, не бывает блестящ. Сначала всё как-то серо, однообразно и мелко; тянутся какие-то стены, кузницы, [мелко. Заборы, стены, кузницы] какие-нибудь [фабрики] заводы, закопченные дымом, а уже после[а потом уже] выглянут углы шестиэтажных домов, магазины, вывески, [Далее было: широкие улицы] выглянут громадные улицы с городским блеском, шумом и громом, и все дива, произведенные мыслью и руками человека, монументы и все

Здесь герой наш начал думать сурьезно о том, чтобы, подобно всякому благоразумному человеку, извлечь, наконец, как говорят, выгоду из службы, и посредством разных увлекательных[разных приятных манеров и] преимуществ своей наружности и обхождения или чего другого, наверное нельзя сказать, но это знает лучше всякой находящийся на службе, дело только в том, что, наконец, ему удалось получить то, что называют местечко наживное. [Далее начато: Вероятно радость его значительно] Нельзя скрыть [при этом], что он ощутил при получении его такую сердечную радость, что от удовольствия посмеивался [наедине] и тогда уже начал рассматривать в зеркало довольно часто свою наружность. Но радость его уменьшилась, когда правительство приняло чрезвычайно строгие меры против всяких взятков, но так как русской человек сметлив и тут-то именно[и тут-то наконец] и показывает изобретательность, когда его хорошенько прижмут, то в скором времени и герой наш[Далее начато: а. опять начал; б. умел] так умел найтись, что из этого извлек даже выгоду, и внутренне стал благодарить бога, что преследуют. Если являлся к нему проситель, то он принимал его так вежливо, с такими приятными, обворожительными манерами, [Далее начато: и если] уверял, что всё будет сделано, чтобы он не беспокоился ни о чем, и если тот заикался о какой-либо благодарности, то он[Далее начато: изъявлял даже очень] обеими руками изъявлял даже с криками совершенное отрицание: помилуйте, как можно. [Далее начато: Нет, мы знаем свою] Неужели вы думаете, [чтобы я стал брать взятки, ] чтобы иметь в виду [благодарность или] корысть. Нет, сделайте милость, ничего, ничего не хочу. Это наш долг, наша обязанность. Будьте покойны совершенно: [Далее начато: завтра же] всё это будет сделано самым скорейшим образом. Завтра же поутру вы получите известие. Позвольте узнать вашу квартиру, вам и беспокоиться нечего: всё это будет вам принесено на дом. Так что проситель, [решите<льно>] очарованный такими приятными поступками и учтивым обхождением, [“и учтивым обхождением” вписано. ] возвращался домой чуть не в восторге, приговаривая: “Вот, наконец, случился таков, каких[таков, как должен быть, вот именно каких] бы надобно. Как приятно встретить такого благородного и бескорыстного человека”. Только ожидает он на другой день, не приносят никакого к нему на дом. Ну, сегодня, верно, занят, что-нибудь, верно, помешало. На другой день — нет известия, на третий — тоже. Проситель решается итти сам в канцелярию; расспрашивает писарей и разную мелюзгу и узнает, что еще не начиналось. Он к начальнику. “Ах, извините”, говаривал Чичиков, весьма приятно и дружественно схватив за руки просителя: “у нас было столько дел. Но будьте покойны совершенно, завтра же будет сделано всё, ожидайте, к вам на дом всё это принесут и не беспокойтесь ни о чем”. И всё это выражалось с такими обворожительными движениями. [обворожительными поступками. ] Если при этом распахивалась как-нибудь пола его халата, то рука его в ту же минуту закутывала <?> и придерживала эту полу. Словом, всё[Вместо “Словом, всё”: Так всё] это пристойно. А между тем проситель у себя на дому ждет день, другой, [Далее начато: не приносят никакого] известия никакого не приносится на дом. Он берется, наконец, за ум: “да нет ли чего-нибудь здесь?” расспрашивать того-другого. “Писарям, говорят, нужно дать”. — “Помилуйте, я готов. Из этаких пустяков, да почему ж не дать четвертак-другой”. — “Нет, не четвертак, а двадцатипятирублевую”, — отвечают. — “Как двадцати<пяти>рублевую писарям, ведь тут всего писанья три строки”. — “Да писарям-то, — отвечают, — и будет четвертак, а остальное пойдет начальнику”. — “Эх, — говорит проситель, полезши рукою к себе в затылок и давши себе от души- дурака, — так зачем же, чорт возьми, я сидел две недели”, и ворчит <1 нрзб.> и, полный [дурного] нехорошего расположения духа бранит [как только], сколько есть слов, изменившийся порядок. Тогда, дескать, знал, [Вместо “Эх, говорит ~ знал”: Почесывается проситель и говорит: Так зачем же, чорт возьми, я сидел две недели <2 нрзб.> на преследование взятков. Тогда, по крайней мере, знал] что принеси к правителю красную да и концы в воду, а теперь двадцатипятирублевую, да еще и недели две повозишься, чорт бы побрал все эти политичные и благородные манеры в обхождении и обращении чиновников. Впрочем, автор в этом не винит героя, [не винит Чичикова] он поступал, совершенно соображаясь с веком, а не может однако ж не согласиться, что вследствие[соображаясь с веком. Если рассмотрим преследование взятков, то вследствие] этого действительно выиграли многие правители и начальники, потому что выгод-то прежних не потеряли, а уж взяточниками их никто не зовет, а напротив, они известны за честнейших и благороднейших людей, а только что секретари мошенники. [людей, а вот, говорят, у них только секретари мошенники. ] И выходит, что Мироны в стороне, как выразился Крылов. Весьма скоро открылось герою нашему еще местечко, тоже наживное и, кажется, немножко даже повыгоднее, именно, составилась комиссия постройки храма божия. К этой комиссии пристроился и герой наш[Вместо “К этой ~ наш”: а. Одним из самых деятельных членов ее очутился друг наш Чичиков; б. к которой он пристроился очень скоро в самые деятельные члены; в. Как в тексте. ] и оказался одним из самых деятельных членов. Комиссия, как водится, подвизаясь, <с> ревностью и усердием, принялась немедленно за производство. [немедленно за дело. ] Но климат что ли мешал, или огромность храма была такого рода, только целые четыре года ровняла она все места для фундамента[Далее начато: такое] и всё еще[Далее начато: никак не могли вывести] не был выведен как следует. Зато произошло другое явление, точно удивительное: фундамента не вывели, а в других частях города очутилось у каждого члена комиссии по каменному дому в три этажа, очень недурной архитектуры. Но нужно же так, что в это время[Далее начато: переменился] прислан был другой начальник, человек военный, прямой и в душе своей, действительно, враг всякого интереса, взятков и всего того, что зовется неправдой. Новый начальник принялся за всё как следует, со всею надлежащей строгостью. Потребовал отчеты, увидал недочеты, недостающие разные суммы и запутанности и не мог при этом не остановить внимания на действительно приятной архитектуре новых домов, украсивших город. Произведено тут же строжайшее следствие, по всей строгости законов. Члены отданы были под суд. Красивые дома поступили в казну, все прочие чиновники в городе были распуганы, напуганы, перепуганы и распечены, как выражаются [деловым] служебным слогом, не <?> пропало… Некоторые, а в том числе и герой наш, был отставлен с самым запачканным аттест<ат>ом и предписанием не принимать ни в какую службу. Но так как начальник был военный и, [Далее начато: несмотря] стало быть, не знал всех гражданских проделок, то мало-помалу посредством разных приятных манеров и благовидной наружности, начали осторожно входить к нему в милость другие секретари, и прямодушный генерал очутился очень скоро в руках мошенников, еще хуже прежних, которых он ничуть не подозревал[ничуть не считал] мошенниками, а напротив, внутренне даже был доволен, думая, что вот, наконец, выбрал настоящих людей, и даже подчас хвастался прозорливостью и уменьем различать людей и истреблением многих злоупотреблений, не подозревая, что он невинно, уже совершенно без всякого намерения, наделал еще хуже, чем при его предшественнике. В это время и [друг] Чичиков, обратившись к одному из секретарей, может быть, он иначе назывался, но мы лучше будем называть всех подчиненных чиновников секретарями, [Далее начато: а. для избежания; б. потому что кто-нибудь непременно на свой счет; в. а то ведь назови какой-нибудь чин, буд; г. Как в тексте. ] потому что автора как раз будут упрекать и в личности и в неуважении. Бог с ними совсем. Пусть лучше они будут все секретарями. Итак, Чичиков обратился с кое-какой тысячонкой к этому секретарю, чтобы обделать и поправить свое дело. Но, однако ж, как ни сильна была доверенность начальника к своему секретарю, но здесь он решительно отказал и[Далее начато: только уж по представлениям] секретарь успел[Далее начато: только всего сде<лать>] сделать только в этом, что[Далее начато: переменен был бесчестный] уничтожен был замаранный послужной список. Сказано было, что он так<?> отставлен по своей причине; на это умный секретарь подвинул начальника состраданием, представя ему трогательную картину несчастного положения семейства Чичикова, которого у него, однако ж, не было.