ГЛАВА Х

Собравшись у полицмейстера, уже известного читателям отца и благодетеля города, сановники имели случай заметить друг другу, что они даже похудели от этих забот и тревог. В самом деле, назначение нового генерал-губернатора, и эти полученные бумаги такого сурьезного содержания, и эти, бог знает какие, слухи, всё это оставило заметные следы в их лицах, и фраки на многих[а. на них] сделались куды просторней. Всё подалось: и председатель похудел, и инспектор врачебной управы похудел, и прокурор похудел, и какой-то Семен Иванович, никогда не называвшийся по фамилии, но принимавший во всем живое участие и носивший на указательном пальце перстень, которой всякой раз давал рассматривать дамам, даже и тот похудел. Конечно, нашлись, как и везде бывает, люди не робкого десятка, которые не потеряли всегдашнего присутствия духа. Но их было всего один, два человека, да и здесь едва ли автор не обчелся. Почтмейстер один не терял почти никогда своего ровного и постоянного хладнокровного характера и в подобных случаях имел обыкновение говорить: “Знаем мы вас, генерал-губернаторов. Вас, может быть, три-четыре переменится. А я вот уже тридцать лет, судырь мой, сижу на одном месте”. На это обыкновенно замечали чиновники: “Хорошо тебе, шпрехен зи дейч, Иван Андреевич, у тебя дело почтовое, хлопот немного: принял да отправил экспедицию. Только разве что надуешь, заперши присутствие получасом раньше, да после возьмешь с опоздавшего купца за прием письма не в указанное <время>, да перешлешь, может быть, иную посылку даром. Тут, конечно, всякой будет святой. А вот, как у нас, как повадится чорт всякой день подвертываться тебе под руку, [как начнет всякой день подвертываться тебе под руку чорт] да соблазнять всяким мирским соблазном, что вот и не хочешь, кажется, а он сам сует в руку. Тут поневоле подашься. Тебе, конечно, с полу горя: [Тебе хорошо говорить] у тебя один сынишка, да и тот, бог весть, проживет ли еще, а здесь Прасковью Федоровну сподобил бог такою благодатью, — что ни год, то несёт: либо[Далее начато: сына, либо] Ивана, либо Машутку. Тут, брат, другое скажешь”. Так говорили чиновники; а можно ли, в самом деле, устоять против соблазна и чорта, об этом судить не авторское дело. В собравшемся на этот раз совете очевидно было заметно отсутствие той безделицы, которую в простонародьи называют толком. Вообще мы, русские, сказать правду, совсем не созданы ни для каких представительных заседаний. Во всех наших совещаниях, начиная от крестьянской мирской сходки до всех возможных ученых и других комитетов, пребывает препорядочная путаница, если только нет одного, который бы заправлял всем. [Право уж] Право, и сказать трудно отчего это, бог знает, может быть, уж народ такой. Только и удаются те совещания, которые составляются для того, чтобы покутить или пообедать, как-то: клубы и всякие [куды как веселые] воксалы на немецкую ногу. А при всем том готовность есть всякую минуту, пожалуй, на всё. Мы составим вдруг общества благотворительные, поощрительные и нивесть какие. Цель будет прекрасная, а чего-то нет. Может быть, это происходит оттого, что мы вдруг удовлетворяемся в самом начале и уже почитаем, что всё сделано. Например, затеявши какое-нибудь благотворительное общество для бедных и пожертвовавши значительные суммы, мы тотчас, в ознаменование такого похвального поступка, делаем обед всем первым сановникам города, разумеется на половину пожертвованных сумм. [пожертвованных денег] На остальные нанимается тут же для комитета великолепная квартира с отоплением и сторожами, а затем и остается всей суммы для бедных пять рублей с полтиною. Да и тут в распределении этой суммы еще не все члены согласны между собою, и всякой сует в получающие кандидаты какую-нибудь свою куму. [От начала главы до слов “свою куму” — автограф. ] Впрочем, собравшееся[Впрочем в собравшемся] ныне совещание было совершенно другого рода: [во-первых] оно образовалось [уже] вследствие необходимости и дело касалось вовсе не каких-либо посторонних бедных и, напротив, лично особ каждого из членов. [а. Вместо “и дело касалось ~ членов” начато: и члены его должны были действовать согласно и с равным рвением, потому что дело в равной степени было общее и в равной степени касалось каждого, казалось бы более здесь должно сохраниться согласия, более сохраниться] Само собою разумеется, что участие сильнее. Но не говоря уже о разногласиях, свойственных вообще всем советам, во мнениях собравшихся обнаружилась какая-то особенная нерешительность. Один говорил, что Чичиков делатель государственных ассигнаций, и потом сам прибавлял: “а может быть и не делатель”, другой утверждал, что Чичиков чиновник генерал-губернаторской канцелярии, и тут же присовокуплял “а, впрочем, чорт его знает, на лбу ведь не прочитаешь этого”. Против догадки, [что] не переодетый ли он разбойник, вооружились все. Нашли, что сверх наружности, которая сама по себе была уже благонамеренна, [которая была совершенно благонамеренна] в разговорах его ничего не было такого, которое бы показывало человека с буйными поступками. Вдруг почтмейстер, который оставался несколько минут погруженный в какое-то размышление, вследствие ли внезапного вдохновения, осенившего его, или чего иного, вскрикнул вдруг совершенно неожиданно: “Знаете ли, господа, кто это?” Голос, которым он произнес это, заключал в себе что<-то> такое[Начало главы “Собравшись ~ в себе что-то такое” — автограф, заменивший не сохранившиеся листы предыдущей редакции. Здесь автограф прерывается и продолжается основной текст рукописи, начало которого не согласовано с окончанием автографа. ] <твер?>дый и даже некоторым образом торжественный, произвел потрясение электрическое и заставил всех вскрикнуть в одно слово: а кто?

“Это, господа, сударь мои, никто другой, как капитан Копейкин”. А когда все спросили, кто же такой этот капитан Копейкин, то почтмейстер выразился так: “Так вы не знаете, кто таков капитан Копейкин?”

Все отвечали отрицательно. — “Капитан Копейкин”, сказал почтмейстер, открывши свою табакерку только в половину, из боязни, чтобы кто-нибудь из соседей не запустил туды своих пальцев, в чистоту которых он плохо верил, и даже приговаривал: “Знаем, батюшка, вы с пальцами своими наведываетесь в разные места, а табак вещь, требующая чистоты”. — “Капитан Копейкин”, повторил он, уже понюхавши табаку, встряхнувши рукой и потом щелкнувши пальцем: [понюхавши табаку и встряхнувши пальцами с небольшим прищелком] “да вить это, если рассказывать вам, так это выдет т. е. презанимательная даже для писателя какого-нибудь эдакая, понимаете, поэма целая”.

Все присутствующие изъявили желание узнать эту историю или, как выразился почтмейстер, презанимательную для писателя целую поэму, и почтмейстер начал так. [Вместо “презанимательную ~ начал так”: для писателя целую поэму. ]

“После кампании 12-го года, сударь ты мой”, — так начал почтмейстер, несмотря на то, что в комнате сидел не один сударь, а целых шестеро, “после кампании двенадцатого года вместе с раненными прислан был и капитан Копейкин. Там под Красным, или под Лейпцигом что ли, только, сударь, вы можете себе представить, ему оторвало и руку и ногу. Ну, тогда еще не сделано было насчет раненных никаких знаете эдаких распоряжений. Этот какой-нибудь инвалидный капитал был уже заведен, можете вообразить себе, гораздо после. Капитан Копейкин видит: нужно работать бы — только рука-то у него, понимаете, левая. Наведался было домой к отцу: отец говорит: “мне нечем тебя кормить; я, можете представить себе, сам едва достаю хлеб”. Вот мой капитан Копейкин решился отправиться, сударь мой, в Петербург, чтобы просить государя, что не будет ли какой монаршей милости, что вот мол так и так, в некотором роде так сказать, жизнью жертвовал…[что вот мол проливал кровь, не щадил жизни…] Ну, там как-то знаете с обозами или фурами казенными, — словом, сударь мой, дотащился он кое-как[дотащился кое-как] до Петербурга. Ну, можете представить себе, эдакой, какой-нибудь, т. е., капитан Копейкин и очутился вдруг в столице, [в эдакой столице] подобной которой, [которой подобной] так сказать, нет в мире. Вдруг перед ним свет, эдакое, так сказать, некоторое поле жизни, и при том в таком большущем колиберу. [Вместо “Вдруг ~ колиберу”: Свет, или поле жизни так сказать, некоторое вдруг перед ним такого большого колиберу. ] Как сказочная Шахеразада, понимаете, эдакая. Вдруг какой-нибудь эдакой, можете себе представить, Невский проспект, или там, знаете, какая-нибудь Гороховая, чорт возьми, или там эдакая какая-нибудь Литейная. Там шпиц эдакой какой-нибудь, понимаете, в воздухе; мосты там висят эдаким чортом, можете представить себе, без всякого т. е. прикосновения — словом, [“словом” вписано. ] Семирамида, сударь мой, да и полно. Понатолкался было насчет квартиры, только всё это кусается страшно: гардины, шторы, понимаете, ковры, Персия такая — ну просто, [Понатолкался было там, где попроще, чтобы, понимаете, нет ли эдакой какой квартирки — только всё это кусается, так сказать, страшно: зеркала, можете себе представить, вдвое выше росту человечья, ковры — Персия такая словом, сударь мой, ] идешь т. е. по улице, а уж нос твой так вот и слышит, что пахнет тысячами. А у моего капитана Копейкина весь ассигнационный банк, понимаете, состоит из каких-нибудь четырех синюх. [А у моего капитана Копейкина всего капиталу какие-нибудь четыре синюхи, понимаете. ] Ну как-то там приютился в Ревельском трактире за рубль в сутки; обед — щи эдакие, кусок[обед там: какие-нибудь эдакие щи, да кусок] битой говядины. Ну, заживаться, видит, нечего, [Ну, заживаться нечего] на другой же день решился итти к министру. [итти к министру и просить лично] А государя, нужно вам знать, в то время [можете представить себе] еще не было в столице. Войска, [понимаете] можете себе представить, еще не возвращались из-за границы. Копейкин мой еще с утра поскреб кое-как левой рукой бороду — платить цирюльнику, [понимаете] всё это составит в некотором роде счет, — натянул мундиришку свою, на деревяжке[Войска-то, знаете, и там всё прочее — это было еще в Париже. Копейкин мой чуть утро, присел, поскреб там эдак как-нибудь, понимаете, себе бороду, как мог, левою рукою, царапнул щеткою мундир и на костылях как был или на деревяжке] отправился, можете вообразить себе, к министру. Расспросил у будошника квартиру. “Вот”, говорит, указал ему дом[Расспросил квартиру. Дом там какой-нибудь эдакой] на Дворцовой набережной — избенка, понимаете, мужичья. Стеклыща в окнах, можете себе представить, [двух] полторасаженные зеркала, бронзы, галантереи металлические. [Стеклыща там в окнах, можете себе представить, оттопырились, всё это цельное, галантереи да бронзы. ] Какая-нибудь ручка у дверей, что нужно забежать прежде в мелочную лавочку, да купить на грош мыла, да прежде часа два тереть руки, да потом уже разве решишься ухватиться за нее [рукою]. Гебены, лаки везде, сударь мой. Ну, в некотором роде, так сказать, просто ума помраченье. [разве решишься взяться за эту ручку. Гебены, лаки, можете вообразить себе, чорт возьми всё это такое; солнцы такие, сударь ты мой, что, просто, вот как сова т. е. похлопывает глазами. ] Один щвейцар уже смотрит генералиссимусом: вызолоченная булава, в лице графская физиогномия, как откормленный[Вместо “Один ~ откормленный”: Швейцар это, чорт побери, генералиссимус какой-нибудь, булава-то у него вызолоченная, в добрый арбуз величиною. Физиономия эдакая графская как откормленный а. Швейцар это, чорт побери, генералиссимус какой-нибудь, булава-то у него вызолоченная, в добрый арбуз величиною, в физиономии у него идет целый граф, просто <?> откормленный] жирный мопс какой-нибудь, батистовые воротнички канальство… Копейкин мой встащился кое-как, можете вообразить себе, с своею деревяжкою в приемную, прижался[прижался, знаете] кое-как в уголку; чтобы не толкнуть локтем, можете себе представить, какую-нибудь Америку или Индию, раззолоченную, понимаете, фарфоровую вазу [какую-нибудь]. Ну, можете представить сами, что он настоялся там вдоволь, [Над строкой надписано карандашом: разумеется, что он там настоялся некоторым образом вдоволь] потому что пришел в такое время, когда министр, в некотором роде, едва поднялся, так сказать, с постели, и камердинер может быть поднес ему какую-нибудь серебряную лоханку для разных, понимаете, умываний эдаких. [чтобы не толкнуть как-нибудь локтем какую-нибудь там Америку или Индию, эдакую, понимаете, раззолоченную фарфоровую вазу. Ну, он настоялся там себе вдоволь, потому что, может быть, пришел в такое время, что министр, можете представить себе, едва поднялся с постели, и камердинер еще, может быть, поднес только ему какую-нибудь серебряную лоханку. ] Ждет мой Копейкин часа четыре, [Над строкой надписано карандашом: два] как вот входит, наконец, адъютант или там другой, понимаете, чиновник: “Министр”, говорит, “сейчас выйдет в приемную”. А в приемной уж, понимаете, народу [битком набито] бездна, как бобов на тарелке, пятиклассные, а кое-где торчат даже и толстые золотые макароны, видны и эполеты. Генералитет. Наконец, министр выходит. Ну, подошел к одному, к другому: [как вот адъютант министра говорит: “Сейчас министр выйдет в приемную”, а в приемной уж народу: и пятиклассные, а у иных, понимаете, и эполеты с золотыми толстыми макаронами. Вот министр, наконец, выходит. К тому, к другому: ] “зачем вы, что вам угодно”, наконец, к Копейкину. Копейкин, собравшись с силами: “так и так, ваше высокопревосходительство, проливал, в некотором роде, кровь, лишился, так сказать, руки и ноги, [проливал кровь, лишился руки и ноги] работать не могу, осмелился просить монаршей милости”. Министр видит, человек на деревяжке, и правый рукав пустой пристегнут к мундиру. “Хорошо, говорит, понаведайтесь на днях”. Вот, сударь мой, не прошло четыре или пять дней, мой Копейкин является опять. “А”, говорит министр: “я вам ничего не могу другого сказать, как только то, что вам нужно ожидать приезда государя. Тогда без сомнения будут сделаны какие-нибудь распоряжения насчет раненых, а без монаршей я, так сказать, воли ничего не могу сделать”. Поклон, понимаете, и прощайте. Копейкин мой, [понимаете] можете вообразить себе, вышел в этаком в некотором роде в положении сомнительном. Не зная, так сказать, ожидать или не ожидать чего. Думает, хотя бы уж наверно что-нибудь. [Жить видит] Жить, можете представить, становится труднее, труднее. Ну, думает себе, что будет, то будет, пойду опять к министру: “Как хотите, ваше высокопревосходительство, последний кусок доедаю, не поможете, должен умереть в некотором роде с голода”.[“А, говорит министр ~ с голода” вписано на полях. ] Говорят: “нельзя, приходите завтра; министр не принимает”. На другой день тоже, а швейцар на него просто и смотреть не хочет. У моего Копейкина всего на всего остается какой-нибудь полтинник; то бывало едал щи, да говядины кусок, а теперь в лавочке возьмет какую-нибудь эдакую селедку или огурец соленый, да хлеба на два гроша — словом, можете представить себе, голодает бедняк, [словом голодает бедняк мой страшно] а между тем аппетит просто волчий. Проходит мимо эдакого какого-нибудь ресторана, повар там, собака, можете себе представить, иностранец; белье на нем чистейшее голландское, [повар там, белье на нем, понимаете, эдакое чистое, ] работает котлетки с трюфлями. Ну, [словом] разсупе деликасет такой, что вот просто себя, то есть, съел <бы> от аппетита. [котлетки с трюфлями всё эдакое это разсупе деликасет, как говорится…] Пройдет ли мимо Милютинских лавок, там из окна выглядывает какая-нибудь эдакая семга, вишенки по пяти рублей штучка, арбуз громадище, просто карета какая-нибудь эдакая лежит и, так сказать, ищет, нет ли где дурака, который бы заплатил сто рублей. Словом, на всяком шагу соблазны такие. У моего кап<итана> Копейкина текут слюнки, а он слышит между тем всё завтра. Так вот представьте положение-то, понимаете, его какое: тут с одной стороны, можете вообразить, у него семга[арбуз там эдакой; у него только, можете себе представить, текут слюнки, а он слышит между тем всё завтра. Тут, понимаете, семга; а. арбуз там эдакой страшилище, карета просто глядит из окна и в некотором роде как будто ищет, нет ли где дурака, который бы заплатил сто рублей. Словом, на всяком шагу это такие соблазны. У моего кап<итана> Копейкина текут слюнки, а он слышит между тем всё завтра. Так положение-то понимаете его какое. Тут понимаете семга] и арбуз, а ему подносят всё одно и то же блюдо — завтра. Наконец, сделалось бедняге, так сказать, в некотором роде не в терпеж. Решился: что-то будет, то будет, одним словом, итти еще раз к министру. Дождался у подъезда, не пройдет ли еще[Вместо “Наконец ~ не пройдет ли еще”: Копейкин мой решился итти на пролом. Дождался у подъезда, не будет ли еще] какой проситель и там с каким-то, понимаете, генералом проскользнул со своей деревяжкой в приемную. Министр-то уж его узнал вдруг. “Ну, говорит, для вас теперь ничего нельзя сделать. Нужно ожидать приезда государя; тогда, говорит, без сомнения, составится какой-нибудь комитет насчет раненных”. “Но, помилуйте, ваше высокопревосходительство, у меня нет куска хлеба; я проливал, можете себе представить, кровь, лишился руки и ноги…” Только министр, сударь мой, или был занят, или уж он точно надоел ему: “Ступайте, говорит; вас много, говорит, есть таких; ищите средства помочь себе сами”. — “Помилуйте, говорит мой Копейкин, как же я могу помочь себе, не имея ни руки, ни ноги” он то хотел прибавить: “а носом и подавно ничего не сделаешь; только разве, что высморкаешься, да и для того нужно купить платок”. Только министр, сударь мой, начал, можете себе представить, сердиться. “Ступайте же, говорит, или вас выведут!” А мой Копейкин, голод-то, знаете, пришпорил его: “Как хотите, ваше высокопревосходительство, не сойду, говорит, с места до тех пор, покамест не дадите надлежащей резолюции”. И министр, сударь мой, вышел из себя <1 нрзб.>, можете себе представить, еще может быть <1 нрзб.> в летописях, так сказать, не было, чтобы какой-нибудь осмелился так говорить с министром;[вышел из себя. Противоречий он, знаете, почти не слыхал никогда] чиновный там у него народ, можете себе представить, всё это на подобострастии. “Грубиян!” закричал он: “где фельдъегерь? позвать фельдъегеря. Препроводить его, говорит, с фельдъегерем на место жительства”.[На полях запись карандашом: “Ну, говорит, ведь я вам сказал, что ожидать; зачем вы явились опять?” — “Помилуйте, ваше высокопревосходительство, не имея, так сказать, руки, некоторым <образом>, куска хлеба нет”. Ну министр <нрзб.> ему говорит <нрзб.> он говорит ступайте, ступайте. Я не могу для вас ничего сделать. Не имею на этот счет никакого указания. Ожидаите <нрзб.>, а покамест ищите сами себе пом