ДЕТСКАЯ

Палочка-выручалочка,

Вечерняя игра!

Небо тени свесило,

Расшумимся весело,

Бегать нам пора!

Раз, два, три, четыре, пять,

Бегом тени не догнать.

Слово скажешь, в траву ляжешь.

Черной цепи не развяжешь.

Снизу яма, сверху высь,

Между них вертись, вертись.

Что под нами, под цветами,

За железными столбами?

Кто на троне? кто в короне?

Ветер высью листья гонит

И уронит с высоты…

Я ли первый или ты?

Палочка-выручалочка,

То-то ты хитра!

Небо тени свесило,

Постучи-ка весело

Посреди двора.

Август 1901

СБОРЩИКОВ

Пожертвуйте, благодетели,

На новый колокол —

Глас господень.

Звон колокольный

С напевом ангельским

Дивно сходен.

Святые отшельники

В виденьях слышали

Лик небесный;

Святые отшельники

Верно запомнили

Нездешние песни.

Наш звон православный

Напевом ангельским

Поет и трубит.

Пожертвуйте, православные,

На новый колокол,

Что милость будет.

Вас бог не забудет.

24 августа 1898

ДЕВИЧЬЯ

То-то жизнь наша прискорбна:

Мы весь день разлучены!

Но зато всю ночь подробно

Про тебя я вижу сны.

Как ты, бедный друг, страдаешь

Под гуденье, за станком,

Как, закрыв лицо, рыдаешь,

Что с весельем незнаком.

Что мне сделать, неудачной?

Чем мне милому помочь?..

Полно мне считаться прачкой!

Я уйду на долгу ночь.

Полюблюсь на тротуаре

Я богатому купцу,

Укачу я с ним на паре,

До утра с ним прокучу.

Будут серьги, будет брошка,

Будут деньги в портмоне.

Я себе возьму немножко, —

За другим приди ко мне.

Подарю тебе часы я

На цепочке золотой…

Может, деньги и чужие,

Да подарок будет мой!

Если с кем я целовалась,

Он уехал в Верею.

Я тебе верна осталась,

Ты, которого люблю.

1901

ВЕСЕЛАЯ

Дай мне, Ваня, четвертак,

Пожертвуй полтинник!

Что ты нынче весел так,

Словно именинник?

Раскошелься до гроша,

Не теряй минуты.

Или я не хороша?

Мои плечи круты!

Надо жить, чтоб пьяной быть

До обеда, в лежку,

Чтоб поутру не тужить

Про нашу дорожку.

Чтобы щеки от тех слез,

Белые, не пухли,

Я румянюсь ярче роз,

Подвиваю букли.

Если ж станет невтерпеж

С мутного похмелья,

Ты опять, опять придешь,

Принесешь веселья.

Буду ждать я час-другой,

Где-то мой сударик?

Помни, помни, друг милой,

Красненький фонарик!

6 сентября 1901

БАЛЛАДЫ

РАБ

Я — раб, и был рабом покорным

Прекраснейшей из всех цариц.

Пред взором, пламенным и черным,

Я молча повергался ниц.

Я лобызал следы сандалий

На влажном утреннем песке.

Меня мечтанья опьяняли,

Когда царица шла к реке.

И раз — мой взор, сухой и страстный,

Я удержать в пыли не мог,

И он скользнул к лицу прекрасной

И очи бегло ей обжег…

И вздрогнула она от гнева,

Казнь — оскорбителям святынь!

И вдаль пошла — среди напева

За ней толпившихся рабынь.

И в ту же ночь я был прикован

У ложа царского, как пес.

И весь дрожал я, очарован

Предчувствием безвестных грез.

Она вошла стопой неспешной,

Как только жрицы входят в храм,

Такой прекрасной и безгрешной,

Что было тягостно очам.

И падали ее одежды

До ткани, бывшей на груди…

И в ужасе сомкнул я вежды…

Но голос мне шепнул: гляди!

И юноша скользнул к постели.

Она, покорная, ждала…

Лампад светильни прошипели,

Настала тишина и мгла.

И было все на бред похоже!

Я был свидетель чар ночных,

Всего, что тайно кроет ложе,

Их содроганий, стонов их.

Я утром увидал их — рядом!

Еще дрожащих в смене грез!

И вплоть до дня впивался взглядом, —

Прикован к ложу их, как пес.

Вот сослан я в каменоломню,

Дроблю гранит, стирая кровь.

Но эту ночь я помню! помню!

О, если б пережить все — вновь!

Ноябрь 1900

ПЕПЛУМ

Знаю сумрачный наход

Страсти, медленно пьянящей:

Словно шум далеких вод,

Водопад, в скалах кипящий.

Я иду, иду одна

Вдоль стены, укрыта тенью;

Знаю: ночь посвящена

Наслажденью и паденью.

Статный юноша пройдет,

Щит о меч случайно брякнет, —

Громче шум бегущих вод,

Водопад мой не иссякнет!

Наконец, без сил, без слов,

Дрожь в руках и взоры смутны,

Я заслышу жданный зов —

Быть подругою минутной.

Я пойду за ним, за ним

В переулок опустелый,

Черный плащ его, как дым,

Пеплум мой, как саван белый.

Я войду к нему, к нему…

О, скорей гасите свечи!

Я хочу вступить во мглу.

Свет померк, померкли речи.

Кто-то… где-то… чьих-то рук

Слышу, знаю впечатленья.

Я хочу жестоких мук,

Ласк и мук без промедленья.

Набегает сумрак вновь,

Сумрак с отсветом багряным,

Это ль пламя? это ль кровь?

Кровь, текущая по ранам?

Ночь — как тысяча веков,

Ночь — как жизнь в полях за Летой.

Гасну в запахе цветов,

Сплю в воде, лучом согретой…

…В прорезь узкого окна

Глянет утро взором белым.

Прочь! оставь! — иду одна

Переулком опустелым.

Сладко нежит тишина,

С тишиной роднится тело,

Стен воскресших белизна

Оттеняет пеплум белый.

15 октября 1900

ПОМПЕЯНКА

«Мне первым мужем был купец богатый,

Вторым поэт, а третьим жалкий мим,

Четвертым консул, ныне евнух пятый,

Но кесарь сам меня сосватал с ним.

Меня любил империи владыка,

Но мне был люб один нубийский раб,

Не жду над гробом: „casta et pudica“[2]

Для многих пояс мой был слишком слаб.

Но ты, мой друг, мизиец мой стыдливый!

Навек, навек тебе я предана.

Не верь, дитя, что женщины все лживы:

Меж ними верная нашлась одна!»

Так говорила, не дыша, бледнея,

Матрона Лидия, как в смутном сне,

Забыв, что вся взволнована Помпея,

Что над Везувием лазурь в огне.

Когда ж без сил любовники застыли

И покорил их необорный сон,

На город пали груды серой пыли,

И город был под пеплом погребен.

Века прошли; и, как из алчной пасти,

Мы вырвали былое из земли.

И двое тел, как знак бессмертной страсти,

Нетленными в объятиях нашли.

Поставьте выше памятник священный,

Живое изваянье вечных тел,

Чтоб память не угасла во вселенной

О страсти, перешедшей за предел!

17 сентября 1901